Час расплаты - Пенни Луиза - Страница 13

С начала занятий прошла уже неделя, а Амелия сделала всего несколько записей в своем новеньком блокноте. Хотя, если честно, она все еще удивлялась тому, что вообще оказалась здесь.

Она явилась в Полицейскую академию в первый день, ожидая, что ее развернут обратно. Сообщат, что произошла ошибка и ей не место в академии. Однако ее впустили внутрь, и она стала ждать, что теперь ей прикажут убрать весь пирсинг. Не только тот, что в языке, но и в ноздрях, на губе, в брови, в ушах наподобие гусеницы. Если бы они знали обо всех остальных, которые не видны, то определенно сказали бы, что и от них нужно избавиться.

Она предполагала, что в течение нескольких недель перед началом занятий ей пришлют предупреждение: крашеные волосы и татуировки в академии не допускаются.

Но прислали лишь список книг, которые нужно прочесть, и коробку.

Получив письмо и коробку, Амелия заперла дверь своей спальни в меблированных комнатах, где она жила, и, пробежав список книг, открыла коробку.

Внутри оказалась аккуратно сложенная форма. Новенькая. Никто прежде не носил ее. Амелия поднесла ее к лицу и вдохнула.

Форма пахла хлопком и картоном. Свежая и чистая. И неожиданно мягкая.

Там лежала и фуражка с эмблемой академии и какими-то словами на латыни.

«Velut arbor aevo».

Амелия осторожно водрузила фуражку на свои колючие черные волосы. Подумала, что же означают эти слова. Да, она знала, как их перевести, но что они означали – загадка.

Она разделась и надела на себя форму. Одежда сидела как влитая. Тогда Амелия украдкой посмотрела в зеркало. И увидела молодую женщину, которая жила в мире, ничуть не похожем на мир Амелии. В мире, который мог бы стать ее миром, если бы она повернула налево, а не направо. Или направо, а не налево.

Если бы она говорила или молчала. Открывала дверь или закрывала ее.

Амелия могла бы быть девицей в зеркале. Сияющей, аккуратной, улыбающейся. Но она не была ею.

Она швырнула фуражку на кровать и тут услышала шаги в коридоре. Стрельнула глазами в замок – заперт ли.

В дверь резко постучали, и любезный голос пропел:

– Просто хотела узнать, получила ли ты посылку, ma belle[24].

– Пошла в жопу.

Молчание, затем удаляющиеся шаги и тихий смешок.

В первую ночь, проведенную здесь Амелией, хозяйка неожиданно распахнула дверь и заглянула в ее комнату. Амелия поспешно затолкала под кровать то, что держала в руках. Но она вызвала любопытство у этой дряблой женщины, от которой воняло куревом, пивом и потом.

– Услышала шум и подумала, не заболела ли ты, ma petite[25], – объяснила она.

Вместе с ней в комнату проник запах мочи, впитавшийся в ковер в коридоре.

Женщина обшарила помещение своими маленькими глазками.

Амелия захлопнула перед ней дверь, успев заметить потрескавшиеся губы толстухи, нос картофелиной в красных прожилках, угреватое лицо. И слезящиеся глаза. Наполненные хитростью и планами.

С тех пор Амелия всегда запирала дверь, даже если отлучалась всего на минутку – в туалет или в душ.

Амелия ненавидела хозяйку. И знала почему. Как только она вошла в дверь этих меблированных комнат, ее охватила внезапная и ошеломляющая уверенность, что она никогда отсюда не выйдет.

Эта хозяйка была ею.

А она была этой хозяйкой.

Амелия подозревала, что когда-то давно эта женщина, молодая и стройная, приехала из провинции в Монреаль в поисках работы. С сертификатом об окончании курсов машинисток в одной руке и с небольшим чемоданом – в другой.

Она сняла здесь комнату на время, не понимая, что пересекла порог. И возврата нет.

Она так и не вышла обратно. Сгнила тут.

То же будет и с Амелией. Уже началось.

После четырех месяцев безуспешных попыток найти какую-нибудь неквалифицированную работу Амелия начала снижать планку и докатилась до минета на рю Сент-Катрин. И наконец приняла ведро, предложенное хозяйкой.

Это и стало ее работой. Чистить туалеты. И душевые. Пробивать заторы, вытаскивая оттуда клочья волос и все, что там оказалось.

Случались ночи, когда она стояла на коленях в мужском душе и плакала в сливное отверстие. Она понимала тогда, что ее жизнь никогда не будет лучше. В двадцать лет лучшее для нее уже осталось позади.

Она начала глушить себя наркотиками, которые приобретала у оборванца, живущего в том же коридоре, в обмен на минет. Прежде она обещала себе не падать так низко, а теперь прикидывала, куда еще может упасть и где нащупает дно.

Пока что она не опустилась до крэка и героина, но лишь потому, что не могла их себе позволить за ту цену, которую просили.

В конце концов потребность заглушить боль стала сильнее всех ограничений. Травка больше не помогала. Перед тем как выйти из дому, Амелия приняла душ и надела чистое белье, совершая некий последний акт самоуважения и осознавая всю нелепость этих действий. До точки невозврата оставалось всего ничего. Так уж лучше перешагнуть эту линию с запахом мыла и детской присыпки, хотя Амелия подозревала, что теперь застоялый запах мочи тянется за ней повсюду, как рудиментарный хвост.

Она спустилась по лестнице, которую только что выскребла.

Ступеньки стали чище, чем в день ее приезда. Как и туалеты, душевые, ковры. На это начали обращать внимание другие постояльцы, кое-кто из них даже стал больше следить за собой.

Но борьба была проиграна, даже не начавшись. Грязь в доме лежала не на поверхности. Дезинфекция тут не помогала. Гниль проникла слишком глубоко.

– Ты куда? – спросила хозяйка через приоткрытую дверь своей квартиры.

– Не твое вонючее дело, – ответила Амелия.

– Не глотай, – посоветовала хозяйка со смехом. Она сидела в кресле, широко расставив потные ноги. – Но это ты и без меня знаешь, малютка.

Телевизор у нее был включен, шел репортаж об убийстве в деревне к югу от Монреаля. Сначала нашли тело ребенка, решили, что это несчастный случай, но позже признали убийством. А потом последовала вторая смерть.

Амелия остановилась, глядя сквозь приоткрытую дверь. Увидела на экране довольно молодую женщину, дающую интервью. Ее представили как главу отдела по расследованию убийств Квебекской полиции.

Амелия шагнула ближе к двери.

На женщине был хороший костюм. Юбка, светло-голубая рубашка и приталенный жакет. Совсем не мужской. Женского покроя. Практично, но привлекательно. Просто.

На шее у нее висел бейджик, на бедре – пистолет в кобуре.

Крупные мужчины в форме стояли позади нее. Уважительно.

Хозяйка пошевелилась в кресле, ее голые ноги произвели визгливый звук, скользнув по синтетической обивке.

– Как ты думаешь, на что она пошла, чтобы получить такую работу?

На толстых губах хозяйки блестела слюна, а ее смех преследовал Амелию, пока она не вышла на улицу.

Амелия нашла ответ на этот вопрос тем же вечером.

Но не на рю Сент-Катрин. Она нашла его в квартире своего единственного друга – гея из той же деревни, из которой приехала она сама. Он поселился в Монреале годом ранее и устроился на работу танцором в мужском стрип-клубе.

– Что за ерундой ты тут занимаешься? – спросил он, протягивая косячок Амелии, которая сидела за его ноутбуком и стучала по клавиатуре. – Гуглишь копов?

Амелия не ответила.

В свою комнату она вернулась со стопкой распечаток, каждая из которых содержала требования, предъявляемые к поступающим в разные полицейские учебные заведения. На следующий день, вычистив туалеты и душ, она написала несколько писем и отправила резюме по разным адресам.

Конечно, резюме не были абсолютно правдивыми.

– Тебя никогда не примут, – сказал ее друг. – Посмотри на себя. Ты же по ту сторону тюремной решетки. Ты – та, кого они пытаются арестовать.

Они посмеялись над его словами, понимая, что в них есть немалая доля истины. Однако, в отличие от своего друга, Амелия надеялась оказаться с другой стороны. Среди тех, кто носит хорошие костюмы и моет волосы. И чтобы за ее спиной стояли крупные мужчины, но не пялились на ее задницу, а исполняли ее приказы.