На Варшавском шоссе
(Документальная повесть) - Стрельбицкий Иван Семенович - Страница 18

Этот бой произвел на курсантов огромное впечатление. Они еще раз на опыте убедились в своем превосходстве над врагом, а для командиров всех степеней это было наглядным примером значения организации четкого взаимодействия. В тот день фашисты больше не предпринимали попыток овладеть Шубинкой. Видимо, потери у них были слишком велики.

Оценивая обстановку, генерал Смирнов и полковник Костин пришли к выводу, что противник вряд ли на этом направлении станет завтра наступать. Ведь ему успеть бы убрать трупы с поля боя.

Под вечер появились вражеские самолеты и начали бомбить район расположения 3-го батальона. Костин запросил по телефону Бабакова:

— Как у вас дела, старший лейтенант?

— Странная штука происходит…

— Что такое?

— Противник сбрасывает бомбы только на противотанковые рвы, эскарпы.

— Понятно. К утру подготовим на вашем направлении противотанковый резерв.

Командир батальона Бабаков был не из тех, кто ждет только распоряжений. Он организовал разведку противника. Лейтенант Докукин, вернувшись из расположения фашистов, доложил, что перед фронтом обороны в лесу сосредоточено много пехоты и танков.

Было ясно, что противник готовит новое наступление. Вероятно, главный удар будет наносить по 3-му батальону. Прорвав здесь оборону, противник получит возможность ближайшим путем через деревню Зайцево выйти в тыл наших основных сил.

Ранним утром 13 октября загрохотала вражеская артиллерия, наша же имела ограниченное количество боеприпасов и не могла противостоять огню врага. Курсанты берегли снаряды для противодействия немецким орудиям, стреляющим с открытых позиций по амбразурам наших дотов.

В блиндаж вошел военный инженер Демидов.

— Трудно понять, что творится? — взволнованно заговорил он. — Ехали мы по шоссе из Малоярославца на Ильинское, на повороте полуторка замедлила ход. Навстречу шли наши танкисты, подняли руки, просили, по-видимому, чтобы их подвезли. Мы торопились и поехали дальше. Тогда они стали стрелять по машине и ранили нашего интенданта.

— Свои так поступить не могли, это вражеские диверсанты, — мрачно сказал Леонов.

Пока собирали взвод курсантов для патрулирования шоссе и других дорог, инструктировали их, поступили новые сведения: какие-то люди в красноармейской форме обстреляли походные кухни. Нерастерявшиеся повара подстрелили одного. Им оказался гитлеровский ефрейтор, надевший танкистский шлем. Вскоре курсанты из взвода патрулирования задержали еще двух «красноармейцев». На допросе они сообщили, что ночью к нам заброшено пятнадцать парашютистов-диверсантов, одетых в красноармейское обмундирование. Причем трое из них со знаками различия лейтенантов. Главная их цель — разыскать «катюши». Пленные подтвердили наши сведения о приказе их командования форсировать прорыв Малоярославецкого укрепленного района.

Как обезвредить диверсантов? Ведь вражеский десант высадился вблизи склада боеприпасов и продовольствия, расположенного в районе деревни Черкасове. Надо срочно выделить Демидову, отвечающему за снабжение снарядами, хотя бы взвод охраны. Но где взять бойцов? От курсантского батальона осталось не более роты. Два взвода охраняют фланги и ведут разведку. Взвод обеспечивает дивизион «катюш». Пришлось из артиллерийской роты, охранявшей командный пункт, выделить взвод курсантов, направить его на охрану склада. Вместе с тем Костин тут же приказал снаряды на складе не разгружать, а доставлять в район командного пункта.

В полдень вражеская авиация снова нанесла бомбовый удар по противотанковому рву. Сбрасывались бомбы весом до пятисот килограммов. Весь артиллерийский огонь противник нацелил на подавление наших огневых средств, на уничтожение дзотов.

В 14.00 противник перешел в атаку. Его шестнадцать танков, преодолев противотанковый ров, вместе с пехотой медленно продвигались к Большой Шубинке, тесня наши подразделения.

Бой длился до самого вечера и носил ожесточенный характер. Устоять перед численным превосходством гитлеровцев, мощным огнем их орудий, минометов, танков мы не смогли. Противник подавил несколько наших гаубичных батарей и вклинился в оборону на глубину до пятисот, местами до восьмисот метров, овладел деревней Большая Шубинка. Восстановить положение было трудно.

Командир 3-го батальона Бабаков приказал личному составу готовиться к ночной атаке, которая была назначена на 24.00. Курсантские цепи заблаговременно подтянулись к окраине деревни на бросок ручной гранаты и в полночь с криком «Ура!» бросились в атаку. Это была первая ночная атака, в которой участвовал личный состав сводных рот. Видимо, и для противника наше наступление ночью явилось полной неожиданностью. Не сумев организовать сопротивления, гитлеровцы стали поспешно отходить. Положение на переднем крае было полностью восстановлено. В этом ночном бою наши бойцы сожгли пять вражеских танков и истребили свыше двухсот немецких солдат и офицеров. Остаток ночи прошел спокойно.

Как правило, боевые действия противник начинал с рассветом массированными ударами авиации, мощным артиллерийским и минометным огнем. Утро 14 октября исключения не представляло. В восьмом часу началась вражеская артподготовка. Огонь вели до двух артполков. Затем последовали налеты бомбардировщиков группами по 15–20 самолетов. Основной удар авиации пришелся по переднему краю нашей обороны. Почти полностью разрушив противотанковый ров, большинство дзотов, частично первую и вторую траншеи, проволочные заграждения, противник силами четырех батальонов пехоты при поддержке двадцати танков атаковал позиции 3-го батальона. Бой длился весь день.

И весь день непрерывно гудели в небе вражеские самолеты, от взрывов горела земля.

Овладев второй траншеей, противник вклинился в оборону на глубину до километра и тем самым подставил свой левый фланг под кинжальный огонь нашей артиллерии и пулеметов, которые были хорошо замаскированы от наземного и воздушного наблюдения. Бойцы 9-й роты пулеметным огнем прижали фашистов к земле, а артиллеристы батарей Горячих и Прокопова уничтожили пять танков, ослабили натиск противника.

Противник усиливал натиск, вводя в бой свежие силы. К исходу дня гитлеровцы полностью овладели районом 11-й роты и закрепились в ее траншеях. Попытки курсантов контратаками восстановить положение успеха не имели: сил у нас не хватало. Решено было закрепиться в третьей траншее.

Бой длился до наступления темноты.

— Еще один такой бой — и мне не с кем будет воевать, — докладывал ночью генералу Смирнову командир батальона Бабаков. — В батальоне осталось всего девяносто восемь бойцов вместе с легкоранеными. Люди спрашивают, придет ли к нам подкрепление? Поймите меня, товарищ генерал, — продолжал комбат, — бойцы голодные, боеприпасы на исходе…

— Я могу послать вам роту курсантов, — отвечал Смирнов, — это все, чем располагаю. Питание и боеприпасы вам подвезут. Но замены нам не будет. Мы должны здесь стоять насмерть и во что бы то ни стало задержать врага. Другого приказа у меня нет.

Не легче было в этот день и на центральном, ильинском направлении. Пусть бой был не такой напряженный, как у Бабакова в Большой Шубинке, однако на поле и здесь горело более десяти вражеских танков.

В селе Ильинском фашистам ценой больших потерь удалось захватить несколько окраинных домов и один орудийный капонир. Но и здесь так же, как и в Большой Шубинке, при артиллерийской поддержке курсанты пехотного и артиллерийского училищ поднялись в атаку, уничтожили до сотни гитлеровцев, а остальных обратили в бегство.

Этот день надолго остался в памяти бойцов. Они были горды тем, что им удалось измотать врага, нанести ему значительный урон.

Возвращаясь с обхода боевого участка, Костин встретил у своего блиндажа взволнованного командира гаубичного артполка.

— Товарищ полковник, — обратился к нему подполковник Викторов, — мы получили приказание немедленно сняться с позиций и уходить под Боровск. К рассвету мы должны стать там на новые огневые позиции.

— Очень жаль, — ответил полковник, — но приказ есть приказ.