Яблоневый цвет (СИ) - "Jaira D" - Страница 11

Хоть и боязно в такую пору смутную к воде прикасаться, а все ж Северин вошел в пруд по пояс, в чем был. Рубашка, уж много раз стиранная да штопанная, мигом намокла и задубела от холода. Брюки из шерсти еще тепло держали, но ступни, утопшие в иле бархатистом, замерзать начали. Радмила велела ждать ее в купальной заводи, где по мелководью любит молодежь играться да бабы белье полощут. Песок снегом казался в лунном свете. Плеск прекратился. Что-то прошелестело средь деревьев, близко к пруду подступавших. Пока прислушивался и приглядывался Северин, незаметно со спины ворожея приблизилась, осторожно сквозь воду ступая. По волнам тепла почувствовал девицу парень.

- Не оборачивайся, - прошептала Радмила. - Что бы ни увидел - с места не сходи, пока не скажу.

Робко ладонь на спину Северину меж лопаток положила - аккурат на место оставшегося шрама от раны. Рука теплая, чуть подрагивает.

- Вода-Живица, дай частицу сил своих этому человеку. Не для злого умысла - для труда благого. Прошу за него и кланяюсь тебе.

Рябь по воде пошла. Будто бы что-то мимо проплыло, чуть ноги задев. Месяц позади был, ярко светил, но все равно в тенях обманчивых не видать ничего.

Радмила ближе подошла, глаза Северину прикрыла, - едва рук хватило, чтоб парня обнять, грудью к нему прильнула. Сквозь мокрую одежду почувствовал тепло тела девицы - мурашки по коже бегают, ежится. Северин до ее рук дотронулся, согревая.

- Под луной-смутьянкой

Над водицей-зерцалом

Густеют думы тяжкие.

Схватят ум-разум -

Не освободиться.

А ты не смотри на них,

Не слушай,

Не вспоминай - не забывай.

Трепет в душе Северина появился, взбаламутил чувства, взволновал. Такого с кончины родителей не бывало. Пламя, что лишь искрами едва пробивалось из-под пепла, с новой силой в сердце разгорелось.

Радмила, правую руку на плечо парню положив, левую к его сердцу приставила. Дыхание девицы Северина по хребту щекотало. Свои руки к ее прижимая, голову чуть к ворожее повернул, краем глаза распущенные волосы, месяцем благословленные, углядел.

- Зарницей мутною

Отрадой больною

Забродит память вином терпким.

Заноют кости,

Заплачет сердце.

А ты не оглядывайся,

И не горюй,

Не вспоминай - не забывай.

Увидел, что вокруг них плавало, но не испугался: поверх воды глаза блестят, как светлячки, сквозь черную гладь видно, как длинные космы плывут, хоровод мавок повторяя.

Расправила в стороны руки северянина ворожея да опустила их в воду.

- Обернется гадкой птицею,

Заберет в полон душу

Горе ехидное седое.

Ни заботами, ни радостями

Ключи к темнице-хандре не подобрать.

А ты злобу не лелей,

Не гневись,

Не вспоминай - не забывай.

Кто-то еще до рук Северина дотронулся, что-то надел. Пропали мавки из виду.

- Браслеты эти не снимай, - молвила Радмила. - Они тебя от Беса спрячут.

Отпустила. Легонько в спину толкнула.

- Иди и не оглядывайся. На берегу твоя одежда лежит. Тропа от берега прямиком через рощу к Белокраю выведет. Дом старосты Вышемира быстро узнаешь.

Гром ближе ударил, почти над самой Поганой Пущей. Борясь с желанием на Радмилу взглянуть, вышел из воды Северин, а за спиной голоса шепчут:

- Не гневись и не горюй,

Не вспоминай - не забывай...

Редкие капли дождя уж скачут по березовым листьям, и кажется парню в их шелесте песня озорная. Легка была дорога к жизни новой.

Радмила же слышала грусть. Ворожее бы заговор прочесть от тоски, да не хочет мыслей о милом друге от себя прогонять - свыклась нечаянно с тем, что не одна больше. Больно к прежней жизни возвращаться.

Глава 6

Плотника в Белокрае тепло приняли. Ежели у кого мысль и появилась, что парень с чужих земель пришел, тот ничего не сказал - к тем, кто с войны целехонек вернулся, сельчане благоговение испытывали, как к старости мудрой. Северин за любое дело брался с охотой - истосковался по работе. Благоволение белокрайцев быстро заслужил.

Только Военег на чужака всё наговаривал. Знамо дело - завидовал сопернику умелому. Вот и сейчас, сидя на крыше одной из изб, зло наблюдал он за тем, как быстро и ладно Северин гвозди забивал в новенькую кровлю, а у самого, растяпы, все из рук падает.

Плотник остановился, засмотревшись на кого-то. Военег проследил за его взглядом.

По Белокраю, занедуживших работяг навещая, ворожея шла. Раньше в платьице сером мышкой от дома к дому перебегала, а теперь в новом зеленом - словно ящерка по тропинке спешит.

Северин поднялся во весь рост - не заметила. Пошел следом, с крыши на крышу изб да пристроек легко перепрыгивая; прямо перед девицей спрыгнул, напугав.

- Ну тебя! - махнула на него рукой Радмила. - Заикой сделаешь!

Улыбнулся, довольный выходкой озорно й. Пот со лба утер да руки упер в бока, красуясь.

- Где твоя рубашка? - шепнула ворожея. - Зря я обереги от людской молвы наложила?

- Да полно тебе, Радмила. Что ж мне твои подарки нельзя поберечь?

Растаяла девица, голову склонила, чтоб усмешку спрятать.

- Раны не тревожат?

- Да вот, хотел как раз к тебе попроситься вечером зайти...

Говорят друг с другом так, что все вокруг любуются. Все девки на статного парня засматривались, а он всё только с Радмилой, да с Радмилой. А Военег злится-дуется, места себе не находит. Слез на землю неуклюже, исподлобья на девицу смотрит, на Северина так вообще лучше глаза б не глядели...

Проходившая мимо бабка Мирина отвлекла парня от мыслей завистливых:

- Чего стоишь? Молод да пригож еще, неча чело хмурить.

- Да отстань ты от него, - проворчал ее муж, дед Ачим, ковыляя за женой. - Никак мимо молодежи молча пройти не может, всё совестью подначивает...

Взбодрился Военег, сам не заметил, как в два шага расстояние меж собой и ворожеей преодолел.

- ... А живется неплохо. В хате с дедом Беримиром просторно, только ума не приложу, как это он печь не топит...

- Закаленный он, никак с Лешим в колдовском сговоре, - на грубый голос парня подошедшего Радмила вздрогнула, чуть отшатнулась. - А по тебе сразу видно: не в избе вырос, а за каменными стенами. Тяжко тебе хозяйство в деревне вести, с непривычки-то.

От колкого взгляда Северина язык заплетался, ненависть за Военега говорила:

- Чай в господских-то хоромах раздобрел бы.

Радмила покосилась на белокрайца недоверчиво, северянина же с гордостью оглядела: еще сильнее стал с виду воин с тех пор, как у ворожеи в хижине на ноги встал, излечился. Захотел бы - как пушинку девицу одной рукой бы поднял. О высоком заморыше светлоголовом Военеге и говорить нечего. Что тело, что душа - чучело.

- Пойдем, бочкарь, - промолвил Северин. - Не все еще пальцы себе отбил? А то вон, раз случай подвернулся, мазь попроси или снадобье.

Рожу скорчил Военег - не смог ничего в ответ сказать.

Кивнув милому другу, Радмила дальше по тропинке домой зашагала, а за спиной послышалось:

- Северин, а, Северин? Не залатаешь крышу амбара? Буренка-то моя уж умаялась хворать от сырости.

Нет отбоя у плотника от просителей, а ворожее и радостно на сердце, что рядом совсем Северин и хорошо ему в Белокрае.

Шумят кружевными нарядами березы, что вокруг Белокрая хороводы водят. Из-за шелеста криков не услышать. Бежит, запинаясь о подол кровавый, Голуба. Платье голубое и сорочка все изодраны, балахоном да лоскутьями болтаются на теле роженицы. Как еще ноги несут - неведомо, на слезы уж сил нет. Сердце вот-вот из груди вырвется. Из-за полосатых стволов древесных видать белые яблоньки - уж недалече спасение. За спиной все стрекот, на сорочий похожий, слышится, да обернуться Голуба боится - как бы снова в лапы к удельнице-душегубке не попасть.

Средь яблонь спокойнее стало. Дух перевела роженица, за низкие ветви придерживаясь. Саднели царапины глубокие на ногах, под платьем кровь уж загустела - сорочка вся слиплась. Провела Голуба ладонью по животу с ребенком... а его нет. От прикосновения все внутри болью скрутило, точно бритвами острыми исполосовано лоно.