Батальоны вступают в бой - Свиридов Александр - Страница 12

Оконце в башне узкое. Мы смотрим на румынские позиции по очереди. К этому времени выглянуло солнце и осветило передний край противника.

— Спят, черти! — засмеялся Ковалев.

Действительно, во вражеском стане царили тишина и покой. Молчали и их артиллеристы. Ночью они бодрствовали — из пушек и минометов обстреливали станцию Пришиб.

Я перевел взгляд на вокзал. Здание без стекол. Возле развороченной платформы — скелет сгоревшего вагона. Снизу тянет дымком.

Через северное оконце увидел убранные поля пшеницы и подсолнуха. Где-то там оборонялись соседние 12-я и 6-я армии.

Мы с Ковалевым, понятно, и мысли не допускали, что именно на участке 6-й армии прервалась армада немецких танков.

И даже тогда, когда, перейдя к восточному проему, увидели в своем тылу вспышки взрывов, решили, что это неприятельские дальнобойные орудия ведут обстрел. Федор Андреевич покинул НП, не зная истинного положения на нашем фронте.

Только в полдень вернулся Калинкин и доложил:

— Товарищ майор, танки Клейста прошли Поповку!..

— Поповку? — усомнился я и на миг представил красивое село с его разноцветными хатами, густыми садами и плетеными заборами. — Откуда они там взялись?

Адъютант пояснил. Танковая группа генерала Клейста форсировала Днепр и устремилась на юг в направлении Орехов, Пологи, Бердянск. Разбив наши тылы, она окружила 18-ю армию…

— И штаб армии? И командарм там?..

— Не знаю. Мне известно лишь, что танки ворвались в Поповку, подавили много людей, техники…

Вот она, катастрофа! В Поповке находились тыловые части нашей дивизии, госпиталь, штаб 18-й армии и командарм Андрей Кириллович Смирнов. Теперь ясно стало, почему оборвалась связь со вторым эшелоном. Раздумывать не приходилось. А тут еще на дороге, идущей из тыла, обозначилась черная точка с хвостом пыли. Кто-то ехал на легковой машине.

Я и Калинкин поспешили вниз.

Из пыльной «эмки», как только она остановилась, вышел командующий 18-й армией генерал-лейтенант Смирнов. По его бледному лицу и криво сидящей фуражке я понял, что он каким-то чудом вырвался из пекла. Но почему он едет на запад, а не на восток?

Я шагнул навстречу командарму, поздоровался и доложил, что полк удерживает назначенный рубеж — Солодка Балка, Пришиб.

Внешне генерал был спокоен. Подавая мне руку, он уточнил:

— Правее вас шестьсот шестьдесят четвертый полк?..

— Так точно!

Он глазами показал на восток:

— В район Солодкой Балки, Васильевки, Поповки… танки Клейста… Пути отхода отрезаны. Но кольцо пока еще слабое. Прорвем!..

Андрей Кириллович взял у меня карту. Я с восхищением думал: «Вот почему он здесь, на передовой. Не себя — солдат спасает».

В это время на станцию обрушился минометно-орудийный огонь. Не обращая внимания на обстрел, командарм поставил мне задачу, затем попросил, чтобы офицер связи проводил его до соседнего полка, и твердой походкой направился к машине.

Своим мужественным поведением он воодушевил нас.

Я был убежден, что Андрей Кириллович найдет выход из трудного положения. За его плечами — огромный боевой опыт. Смирнов в рядах Красной Армии с 1918 года. В 1936 году, командуя 12-й стрелковой дивизией, он за большие успехи в военной выучке личного состава соединения был награжден орденом Ленина. В 1940 году в числе первых командиров, получил звание генерала.

Война застала его в должности командующего Харьковским военным округом. Вскоре Андрей Кириллович назначается командующим армией. Он не сомневался в том, что немецко-фашистские захватчики будут разбиты. В письме жене Варваре Семеновне Смирнов писал: «Я верю, что, несмотря на большие трудности и наш отход, мы разобьем гитлеровскую сволочь».

В наиболее тяжелое время боев в конце августа 1941 года он обращается к супруге: «Все время находимся в боях, фашистская пропаганда уже не раз распускала слухи о том, что наша армия разбита и ее остатки — в безвыходном положении. Но враги клевещут… Вчера ночью силами двух полков мы пробились из окружения, разгромили два вражеских штаба… В минуту передышки спешу сообщить тебе об этой радости. Если будет совсем трудно — живым в руки врага не сдамся. Береги себя и детей…»

Готовя войска к выходу из нового окружения, Смирнов погиб. Отдел кадров Южного фронта сообщил В. С. Смирновой, что ее муж 8 октября 1941 года убит в районе села Поповка, Запорожской области. Боевые друзья командарма прислали Варваре Семеновне кусочек карты с отметкой места гибели Смирнова.

В начале войны немцы еще играли в «благородных» людей. Они перехоронили труп генерала с воинскими почестями.

Опережая события, скажу, что имя А. К. Смирнова не забыто. Советское правительство посмертно наградило его орденом Отечественной войны 1 степени. Останки героя перенесены на новое место. На могиле установлен обелиск. Верховный Совет УССР Указом от 10 июня 1946 года переименовал Поповку в Смирново.

А тогда, распрощавшись с командармом, я и не подозревал, что видел его в последний раз.

Примчался Курдюков и, едва сдерживая дыхание, доложил:

— Станцию окружают танки!

Калинкин, Курдюков и я бросились к тачанке. Она стояла за дубами привокзального сквера. У нас был единственный выход — проскочить на дорогу, ведущую к передовой.

Я вскочил на тачанку последним и приказал Курдюкову:

— Гони!

Однако не успел тот натянуть вожжи, как перед конями выросла высокая фигура седого бородача в фуражке железнодорожника. Старческим голосом закричал:

— Не пущу! Слезайте, защищайте станцию!

Я спокойно объяснил деду, что нам с одним пулеметом не одолеть танки, что мы спешим к своей воинской части. Но патриот и слушать не хотел:

— Не пущу!

Пришлось Калинкину прыгнуть на землю, оттащить старика в сторону, а потом догонять нас. Железнодорожник что-то кричал вслед, но мы уже не могли разобрать его слов.

Еще в тридцатые годы под влиянием кинокартины «Чапаев» Курдюков буквально бредил пулеметной тачанкой. Он уже на границе подбивал меня на «четверку орлят». Однако его мечта осуществилась лишь с выходом в украинские степи.

Пулемет на тачанке был с меткой Иванова. Хозяин его, отправляясь в санчасть, просил Курдюкова сохранить «максима». И Андрей свято выполнял волю друга.

Скоро станция осталась позади. Кони лихо неслись, обгоняя отдельные группы наших бойцов, двигавшихся по дороге и еще не знавших о надвинувшейся грозе.

Но вот откуда-то донеслось страшное для того времени слово — «танки». И спокойное движение сразу нарушилось. Люди побежали. Одни кинулись в поле, к перелеску. Другие залегли в ямы. А некоторые остались на месте и растерянно оглядывались по сторонам.

Нам было видно, как вражеские машины обошли станцию и устремились к позиции 1-го батальона. Они шли нам наперерез, стреляя из пулеметов и пушек.

На дороге горела «эмка». Около легковой машины я увидел Ковалева. Он пытался вытащить из кабинки убитого шофера. Мы остановились. Клубы дыма прикрыли нас.

Курдюков и Калинкин помогли комдиву вытащить из огня тело водителя. Я взял его документы. Федор Андреевич, опуская труп своего боевого товарища на обочину, тихо проговорил:

— С начала войны вместе… Земляк мой…

Шум моторов нарастал. Наша тачанка слишком приметная цель. Ковалев предложил податься в кукурузу. Она находилась от нас в двухстах — трехстах метрах и была единственным спасением в чистом поле. Это понимали не только мы. К этому зеленому массиву устремились сотни людей.

Возраст не позволял Ковалеву угнаться за молодыми бойцами, и мы — Федор Андреевич, Курдюков, Калинкин и я — заметно отставали. А танки уже били по бежавшим из пулеметов.

Но страх перед гусеницами был сильнее. Все неслись во весь дух, кричали, падали и даже окровавленные продолжали ползти. А смысла в этом уже и не было — пули все равно настигнут.

Курдюков крикнул:

— Ложись!

Возбужденный, но собранный, он успевал и оценить обстановку, и помочь товарищу, и даже пошутить.