Ради тебя (СИ) - Снежинская Катерина - Страница 36

- Я не желаю слушать, как вы оскорбляете!..

- А куды ж ты денешься? - осклабилась толстуха, продемонстрировав дыру на месте передних зубов. - Ежели так подумать, то ты мне мно-ого должна. Сядь, говорю! - Арьере и сама не поняла, почему села на старенький, даже с виду хлипкий табурет. - И ты, красавчик, садись, - приветливо предложила тётка Джерку.

- Спасибо, мэм, я постою, - очаровательно улыбнулся колонист, приподняв поля шляпы, и подпёр плечом косяк.

- Ну и как хотишь, - не стала спорить Мира, сама уселась, повозилась, складки юбок основательно расправила, деловито рот утёрла. - Слушайте же про жизнь мою, ну а судит пусть Небо. Спросите любого, а родители мои были людьми почтенными, про них никто слова худого не скажет. И меня воспитали в строгости. Да только вот беда, хорошенькой уродилась, страсть. Навроде тебя получилась, тожить маленькая да беленькая: глазищи - во! Косища - во! Задница - во! - судя по жестам Миры, вышеозвученные параметры больше подошли бы корове, а то и слону, чем «маленькой девушке». Впрочем, у слонов кос не бывает. - А в поясе-то во-от такусенькая, - баба свела ладони так, что между ними вряд ли тетрадь бы поместилась. - В общем, чтоб недолго, парни за мной будто кобели стоялые бегали. Но я ж гордая, хранила себя, особенного ждала.

Мира, заглянула в пустую кружку, на столе стоящую, и пригорюнилась, подпёрла кулаком дряблую щёку.

- Плеснуть? - спросил Доусен, демонстрируя невесть откуда взявшуюся тыквенную флягу.

- И плесни, - не стала ломаться тётка. Единым махом закинула в себя мутную жидкость, едко воняющую дёгтем, рыгнула солидно. - Теперь про Крайтов. Берри то у них, опосля того, как старик помер, за старшего стал. Только гордыни в нём - мне нечета. Никак невесту подыскать не мог, все ему неровней казались. Ещё надо помянуть, что сестрица у него имелась, но у той муж чегой-то раненько помер, вот она с сынком сюда и возвернулась. А сынок ейный, стал быть, Берри племянник, потом отсюдова подался, на учёбу отправился. Дальше уж в большом городе остался. Сколько лет прошло, не помню, но тоже, значит, вернулся, да не один, а с женою, смекаете?

- Смекаем, - согласился Доусен, пододвигая ногой свободный табурет. Уселся, широко расставив колени, снова разлил пойло - Мире почти наполовину кружки, а у своей едва донышко прикрыл. - Чего ж он в городе не остался?

- Да откуда ж мне знать? - мелко хихикнула тётка. - Но умный был - страсть! Подружка моя, Нитка, прачкой к Крайтам ходила. Вот она всё и рассказала, как было. Цельными днями над бумагами сидел и всё чиркал: чирк, да чирк! А чего малевал - не понять. Не картинки и не буквы - это точно. Во-от. А жёнушка то к нему то с одного бока подлезет, то с другого, мол: пойдём гулять, да покататься, да к соседям в гости. Тот ей ручку лишь клюнет и опять бумагу марать. Скучала поди, сердешная. Что ж с такой скуки случается, кажному известно.

- А то! - глумливо хохотнул Джерк, встряхивая фляжку, остатки выливая.

Тиль сцепила пальцы, сжала до боли, рассматривая щелястый, занозистый пол. И борясь с горячим желанием влепить Доусену пощёчину, а воняющую кружку перевернуть на голову противной бабы. Конечно, надо было встать, да уйти, но не получалось. Любопытство, душное и стыдное, как подглядывание в щёлку, не давало.

И ещё. Чётких, не замутнённых временем, недомысленных воспоминаний у Тиль осталось совсем немного, и это как раз из них было: мать нежно так приобнимает отца за плечи, просит его к столу выйти - внизу, в холле, уже шумно, гости начали съезжаться. Папа перехватывает её руку, целует костяшки, кивает, но видно, что не слушает и от бумаг, больших, придавленных на углах чем попало - пресс-папье, большой раковиной, стаканом с остатками чая - не отрывается.

- А Берри, доложу я вам, в ту пору хоть куда был! - всё бубнила Мира. - Не мальчик уже, ничего не скажу, а такой мушщина, что ух! И всадник тебе, и охотник, а пел - соловьи и те заслушивались. Вот рожей не вышел, только всё одно бабы млели. Мы девчонками частенько к его усадьбе бегали, поверх ограды в сад заглядывали, как он их обхаживал. Ведь нищий, лишнего медяка не имел, а без гостей и дня не прожил. Потом глядим, всё он с девкой этой, братиной женой хороводится. То в лесочке гуляют, то он цветочки рвёт, веночки плетёт, то поля на пару топчут. И весело им - хиханьки да хаханьки.

- И до чего дохихикались? - хмыкнул Доусен, а Тиль зубы стиснула так, что в висках заломило.

- Я женщина честная, чего не знаю, про то врать не стану, - Мира тяжело перевалилась в скрипнувшем кресле, наклонилась вбок, не без труда выволокла откуда-то початую бутыль. - Скажу за то, что своими глазами видела. Я ж не помянула, Крайтов два брата было. Один, понятно, Берри, а другой-то папаша молодого хозяина, Картом которого звать, если не слыхал. У них тут недалече дом имелся и землицы немного. Ну вот. Послала меня как-то мамка за можжевельником, на окорок, она его с ягодами делала. Мяско получалось - язык проглотишь. Я тебя сейчас научу, слушай...

- Давай про окорок потом, - легкомысленно отмахнулся Доусен. - Чего ты там увидала-то?

- Где? - изумилась тётка. - Ах, ну да, про Крайтов, значится. Иду я и слышу лай перелай: и по матушуке, и по батюшке, и «Убью!» - орёт. Это, стал быть, Берри таращится и как пёс цепной на брата своего кидается. А в сторонке племянник стоит, видит Небо, белый, как лебяжий пух, белее даже. Недалече же жёнушка рыдает, прям на земле сидит, слезами умывается. Берри, значит, на слюну исходит, кулаками эдак трясёт и орёт: «Зачем ты его сюда привёл?» А брат ему и отвечает: «Затем, - мол, - что распоследнее дело жену с мужем разженять. Да ещё когда кровь родная, грех, не простит Небо! Я тебе дурить не дам, мы твоей дури без того натерпелись» Так и сказал, вот тебе знак пресветлый. Тока ещё чего-то ввернул, депот или как-то так.

- Деспот, - тихо поправила Тиль.

- Во-во, похоже. А ещё: «Ты и так нас всех на сворке водишь, но чужая жена на то и чужая, что не твоя». Ну или как-то так. Тут-то Берри будто и прихлопнули, вмиг угомонился. И к племяннику своему чуть не в ноги кинулся: «Сколько хошь заплачу, имение тебе отпишу, только отдай жену! Люблю, - мол, - страсть!» А племяш его тихо-тихо так отвечает: «Не мне это решать, а ей. Как сердце подскажет, с тем и останется». Девка, которая на земле-то сидела, мигом рыдать перестала. На Берри - зырк! На муженька - зырк! Зырк-зырк, зырк-зырк, а потом в обморок - брык! - Мира так саданула кулаком по столу, что Тиль вздрогнула. - Старший-то Крайт её на рученьки подхватил и заблажил: «Никому мой цветочек не отдам!»

- Жасмин, - едва выговорила Тильда.

- Чегой-то? - икнула баба.

- Жасмин, а не цветочек. Так маму звали.

- Ну я и говорю, без разницы это. В общем: «Не верну, - говорит, - и вся недолга!» А девка в себя пришла и к муженьку тянется: «Увези, - бормочет, - силов моих больше нету!» Ну тот супружницу у Берри отобрал и только его видели. А я гляжу на Крайта-то и сердце кровью обливается! Ну перевернуло мужика, как есть перевернуло! В лице не кровинки, и рот кривой, ну точно удар хватил. После и вовсе завопил, да страшно так, завыл прям зверем! Вот тебе знак пресветлый, я аж юбки замочила! - Мира прижала кулаки к груди, дико выпучив глаза. - И братец его - ты ж помнишь, там братец ещё был - тоже перепугался. Кинулся к Берри, давай его успокаивать, тот и замолчал. Стоит, словно его здеся и нету. Потом отмер и так с улыбочкой: «Говоришь, чужая жена не моя, не купил? Всё вы мне попомните!» Ну и пошёл, да и я домой побегла. Такая жуть меня взяла, я даже мамке ни словечка не сказала.

- А дальше-то что было? - поторопил Доусен задумавшуюся, а, может, просто задремавшую Миру.

- Дальше уж про меня рассказ, - не слишком внятно, но бойко откликнулась тётка. - Сколько-то времени с тех пор прошло, племянник с жёнушкой своей гулявой, говорят, за моря подались. Младший братец Крайта и вовсе помер, а я совсем заневеститься успела. Тут-то меня Небо с Берри и свело. Много ли девке молоденькой надо? Здесь шепнул на ушко, там конфет дал - она подол и задрала. Да и то сказать: не работяга же какой, даже и не лавочник, а хозяин! Не чета, понятно дело, тем же Арьере, но ведь и землю, и дом, и доход имеет. Обходительный, опять же.