Пятничная я. Умереть, чтобы жить (СИ) - "Это Хорошо" - Страница 47

— Как и ты, муж мой, как и ты, — Янис-Эль ухмыльнулась.

Эйсон покраснел и начал нервно разглаживать у себя на коленях тонкую ткань ночной рубахи. «Словно дéвица на первом свидании», — подумала Янис-Эль и усмехнулась еще шире. Игривое настроение снова вернулось — муженек разжигал его не хуже горлодера. Так что, когда Эйсон попросил разрешить ему взять меч в руки, она ответила так:

— А что я получу взамен?

Эйсон глянул возмущенно… И вдруг кончики его ушей запылали так, словно он увидел в лице или во взгляде Янис-Эль что-то сильно его смутившее. И ведь наверняка увидел! Провоцировать горе-супруга оказалось сплошным удовольствием. Продолжая забавляться, Янис-Эль шагнула ближе и склонилась к совершенно растерянному лицу Несланда.

— Как насчет поцелуя? Ну, чтобы ты раз и навсегда смог ответить себе на вопрос: каково это — целоваться с эльфийкой?

— Х-хорошо, — пробормотал Эйсон и вдруг встал, сразу напомнив Янис-Эль о том, что муженек-то, несмотря на все свои стеснения, закидоны и чудаковатость, сильнее ее физически, шире в плечах и выше на голову. — Хорошо. Думаю… Думаю, это будет верный шаг, если мы хотим… Нам ведь нужно как-то?.. Но сначала меч!

«Тьфу!» — подумала Янис-Эль, которая уже настроилась на порцию нежностей.

Дор Несланд принял драконий клинок с видимым трепетом. Глаза его горели, а рука, обхватившая рукоять, дрожала.

— Он жжет меня. Пока не обжигает до боли, но и не позволяет стиснуть ладонь. Это… Это как предупреждение. Поразительно. Просто поразительно. Ай! — Несланд сунул палец, которым надумал попробовать заточку лезвия, в рот. — Острый.

— Острый, — передразнила Янис-Эль, отбирая оружие у горе-супруга. — Ясен пень, острый, горе ты луковое!

Засунув меч обратно в ножны, Янис-Эль деловито уперла руки в бока.

— Ну вот. Посмотрел? Теперь решай, как будем целоваться. Стоя или лежа?

Поцеловать Эйсона хотелось на самом деле. Но еще приятнее было другое. Этот дурень так мило и потешно смущался, так по-девичьи тискал своими совершенно мужскими сильными пальцами ткань ночнушки, так славно алел щеками и ушами, что сам процесс обольщения превратился во что-то совершенно феерическое. Так Янис-Эль не развлекалась уже давно. Чувствуя себя коварным совратителем малолетних по имени Гумберт Гумберт, она привстала на цыпочки и шепнула муженьку прямо в ухо, при этом едва сдерживая смех и оттого задыхаясь.

— Решай, пирожок ты мой сладенький.

Эйсон сопнул носом, шарахнулся, сбив стул, с которого только что поднялся и, с силой оттолкнув жену, как был — в неглиже — выскочил в коридор. Янис-Эль же, широко улыбаясь, почти протанцевала до двери в свою комнату и, отодвинув защелку, распахнула ее.

В отведенной ей комнате было по-прежнему абсолютно темно, а потому стремительный бросок, который кто-то совершил Янис-Эль в ноги, захватывая колени, она остановить не успела.

От неожиданности Янис-Эль грохнулась на задницу и, к счастью, назад, в прекрасно освещенную комнату Эйсона, а потому сразу увидела, кто именно ее атаковал. Сердце от мгновенного выброса адреналина все еще колотилось, казалось, ударяясь о ребра, клыки заострились, а она уже вскочила на ноги и вздернула за шкирку вверх улыбающегося от уха до уха Альфа.

— Я к тебе, а тут заперто, а там Халльрод, а мы с Лутой…

— Стоп! — сказала Янис-Эль и перевела дыхание, загоняя вовнутрь вспыхнувшее эйнор-тоу. — Что ты, мелочь, здесь делаешь?

Альф задрыгал ногами и задергал руками, словно был куклой на ниточках, захихикал и сообщил:

— Мы тут прячемся. Ты сказала, надо там, где точно не будут искать, а у вас с папой — первая брачная ночь, и мы…

— Мы?

— Здравствуй, Янис-Эль, — из темноты выступила Лута.

Мордочка и у нее была плутовской и сильно смущенной, из чего явственно следовало, что эти двое где-то здорово напакостили.

— Ну, рассказывайте!

Альф, который уже почти выкрутился из своей курточки и теперь выглядывал из ее оттянутого рукой Янис-Эль ворота, как мелкий зверек из дупла, опять задрыгал ногами.

— Пусти.

— Не пущу. Напугал меня до колик, поросенок ты этакий. Говори, что натворил, иначе запытаю жестоко.

— Ка-а-а-к? — глаза у Луты сделались круглыми, и Янис-Эль, поняв, что невольно напугала девочку, выпустила Альфа и ухватила ее.

— Буду щекотать, пока не описаешься от смеха, — Янис-Эль ткнула указательными пальцами Луте в бока.

Та заверещала счастливо и начала отбиваться. Альф напрыгнул на Янис-Эль сзади, получилась куча-мала. Разогнал ее вернувшийся в свою комнату Эйсон. Был он уже не в ночнушке, а в привычном темном костюме. А кроме того, и по настроению сумрачен и строг.

— У пресветлого дора Халльрода разбито лицо и вывихнута нога. И он уверяет, что это ваших рук дело, дети. Что кто-то из вас натянул на лестнице поперек ступеней веревку, о которую ваш дядя и споткнулся.

Янис-Эль дернула ушами и удивленно округлила рот. Новость породила двойственные мысли. С одной стороны, все еще не успокоившаяся месть замурлыкала довольным котом. Жаль было только, что она лично не видела этот прекрасный полет любителя сосков к грешной земле. С другой — теперь по лицу дора Халльрода уже совершенно точно было не определить — состоялась ли у него до падения встреча с кулаком Янис-Эль, или в темноте спальни она расквасила физиономию кому-то другому. Может, никакой веревки и в помине не было, и тощий гад все свои обвинения придумал, чтобы объяснить состояние личика?

Но Альф и Лута выглядели пристыженными, из чего было нетрудно сделать вывод — веревка таки была и натянули ее именно эти двое.

— Это совершенно недопустимо. Ваш дядя мог убиться до смерти! Как вы не понимаете это?

Альф и Лута смотрели в пол. Янис-Эль покусывала нижнюю губу, но молчала. Вмешиваться в воспитательный процесс было нельзя, хотя лично она жалела только о том, что пресветлый дор только физиономию себе подправил, а не шею свернул.

— Ваши игры зашли слишком далеко. И вместо того, чтобы честно нести ответственность за то, что вы сделали, вы спрятались. Из-за чего десять взрослых людей вынуждены были отвлечься от своих дел и искать вас по всему дому, — Эйсон провел рукой по лицу. — Как же я от вас устал, кто бы знал. Дор Халльрод настаивает на порке, и я…

— Твой шурин, Эйсон, — все-таки не сдержалась и влезла Янис-Эль, — только и делает, что настаивает на порке. А ты еще вчера сказал, что ничего подобного в твоем доме не было и не будет.

— Но ведь как-то наказать этих хулиганов надо…

— Не спорю. Даже в этом возрасте любое разумное существо должно видеть границу между шалостью и смертоубийством. Как бы ни был вам противен тот, против кого вы замыслили свое коварство. А вдруг о вашу веревку споткнулся бы кто-то другой? Ваш отец, например. — Лута раскрыла шире глаза и в них тут же заблестели слезы, Альф смотрел хмуро. — Или какой-нибудь старик, или женщина, для которых такое падение могло бы обернуться куда более серьезными увечьями. Пакость всегда должна быть направлена строго против того, кому и есть намерение пакостить.

— Янис-Эль! — Эйсон сверкнул глазами. — Чему ты их учишь?

— Плохому, — честно ответила та и улыбнулась. — Накажи меня тоже. И мы все вместе отправимся это наказание отбывать. М? Я в окно видела, там вроде снег выпал? Двор уже расчистили? Нет? Тогда отправь нас убирать снег. Физический труд на свежем воздухе не только прекрасно вправляет мозги, но и не вредит здоровью.

Эйсон немного поразмыслил, несколько раз раскрывал рот, чтобы что-то сказать, а после, махнув рукой, повернулся к детям.

— Надеюсь, вы все поняли?

— Да, папа, — прогундосила Лута, хлюпая носом, Альф молчал и только стрелял глазками из-под насупленных бровей.

Янис-Эль подумала, что если с Луты впору было писать картину «Раскаяние», то выражение лица Альфа вполне адекватно бы смотрелось на фотке анфас и в профиль в личном деле матерого рецидивиста. Было ясно, что если это будет зависеть от Альфа, беды дора Халльрода продлятся вечно. «Красота!» — подумала Янис-Эль и совсем непедагогично подмигнула мальчишке.