Сердце кугуара (СИ) - Караюз Алина - Страница 23

Ева продолжала цепляться за его плечи, когда Лукаш внезапно замер над ней, вытянувшись в струну. С последним ударом он вошел так глубоко, что девушка невольно вскрикнула. Тугая струя ударила в ее лоно, и в тот же момент в темноте прозвучал низкий, пугающий звук. Полурев-полувой, который, в принципе, не могло издать человеческое горло. Ева закрыла глаза. На секунду ей показалось, что в темноте над ней возвышается вовсе не Лукаш, а зверь. Огромный, покрытый шерстью монстр со сверкающими клыками и глазами, в которых застыла животная похоть. А потом почувствовала, как тяжесть, все это время вдавливавшая ее в мат, исчезла.

С шумным вздохом Лукаш откатился, освобождая девушку.

Сейчас она была похожа на раздавленный цветок.

— Ева? — он коснулся ее лба губами. — Прости, если я был груб. Я старался сдержать его… 

— Кого?

Ее голос прозвучал вяло, безжизненно. В нем не мелькнуло и тени любопытства.

— Свое животное «я».

Здесь Лукаш немного слукавил. Внутри него жил зверь, хищник, способный убивать без жалости и сомнений. И свою самку он тоже хотел без жалости и сомнений. Любое сопротивление лишь возбуждало его еще больше. Но сейчас, получив желаемое, он успокоился, отошел прочь, позволяя человеку взять власть над телом. Довольно урча, свернулся клубком, точно гигантский кот. Но надолго ли?

— Теперь меня не выпустят с острова, да? — Ева говорила таким обыденным тоном, точно речь шла о покупке нового платья. — Даже если я верну флэшку?

— Все не так просто.

— А как?

Ева ни разу не шевельнулась с тех пор, как он оставил ее. Даже ноги не сдвинула. Как будто ей было все равно. И это пугающее выражение полнейшей апатии, которое он видел на ее бледном лице…

Вздохнув, Лукаш поднял с пола свою рубашку и накинул на девушку. Ева молча позволила ему одеть себя. Рубашка оказалась большой, но Зверь внутри Лукаша довольно мурлыкнул, когда тот заботливо закатал девушке длинные рукава. Зверю нравилось, как его самка выглядит в его одежде. Нравилось вдыхать их смешанный запах, запах секса и страсти. Ева почувствовала легкие прикосновения его пальцев к груди. Кажется, он застегивал пуговицы. Но все, что она испытала, это полное безразличие.

— Даже если ты вернешь флэшку, это уже ничем не поможет. Ты только навредишь. Не себе — другим людям. Ева, ты даже не представляешь, что здесь происходит.

Она продолжала смотреть в темноту. Какая разница, что здесь происходит? Ее только что трахнули, как последнюю суку. Изнасиловали. Физически и морально. И даже то, что она сама кончила, только усугубляет ужас всей ситуации. Самый большой кошмар стал реальностью.

Натянув джинсы, Лукаш снова склонился над девушкой. Отсутствующее выражение в ее глазах не на шутку его встревожило. Слишком много эмоций ей пришлось пережить за последнее время. И вот, нервы не выдержали, дали сбой.

— Я хочу домой, — он услышал ее слабый голос. — К маме. 

— Я дам тебе новый дом. Ева, до утра осталось совсем немного, тебе надо поспать. Я не хотел, чтобы ты пострадала, но и уберечь тебя тоже не смог. Это моя вина.

Ева моргнула. С ресниц сорвались соленые капли. Протянув руку, Лукаш погладил ее по влажной щеке.

Отныне ее дом рядом с ним. Зверь не отпустит, ему просто необходимо ее присутствие рядом, ее тело, ее запах. Без них он сойдет с ума, и даже инъекции Мещерского вряд ли помогут.

Те самые инъекции, которыми Антуан держит его на крючке.

— Я хочу к сыну…

Ева всхлипнула. К горлу подкатили рыдания.

Ей плевать на этот остров, на этих чертовых веров. Да на весь мир, летел бы он в тартары. Все, что ее волнует, это то, что она, возможно, застряла здесь навсегда.

От мысли, что она никогда не увидит сына и родителей, сердце Евы сжала щемящая боль. Даже дышать стало больно. Словно в груди образовалась сквозная дыра, и теперь в эту дыру утекали все силы.

— К сыну?.. У тебя есть ребенок?

Лукаш мотнул головой.

У нее есть ребенок… Значит, был и мужчина…

— Есть.

Кугуар внутри заворчал, разъяренный ответом. Мысль о том, что у его пары может быть прошлое, что эта женщина все эти годы как-то жила без него, что у нее своя жизнь — все это пробудило в нем собственника. Острые когти с легким шорохом царапнули по кожзаму, с губ сорвалось рычание. Лукаш сжал зубы, пытаясь удержать Зверя. От напряжения на висках вздулись жилы.

— И… — процедил он сквозь зубы, — его отец… — Какое это имеет значение?

Ева повернулась набок, скрутилась комочком и закрыла глаза, давая понять, что все, разговор окончен. Развивать эту тему у нее не было никакого желания.

Пару минут Лукаш молча смотрел на ее спину, белеющую в темноте. На попку, едва прикрытую его рубашкой. Потом гулко сглотнул. Скрипнув зубами, втянул когти, успевшие вспороть поверхность мата, на котором он сидел.

В дикой природе кугуары всегда одиноки, соединяются только на брачный период. Привлеченный запахом течной самки, самец несколько дней живет и охотится с ней, защищая и оберегая. Но это в дикой природе. Кугуар, живущий внутри Лукаша, решил, что его брачный сезон будет длиться ближайшие семьдесят лет. Или больше. Отпускать Еву он вовсе не собирался, наоборот, тело напомнило, что один раз недостаточно.

Тихо выругавшись, Лукаш поправил джинсы, которые стали вдруг маловаты в паху. Эта женщина сводит его с ума. Он готов брать ее снова и снова, как одержимый. Но до утра осталось не так много времени, будет лучше, если он даст ей поспать, а сам подумает, что делать дальше.

Со всем остальным он разберется потом, когда его пара окажется в безопасности.

Помещение, в котором их заперли, давно не использовалось по назначению. Но Лукаш его сразу узнал, стоило только увидеть. Когда-то, когда на острове еще проводились эксперименты по усовершенствованию веров, здесь держали тех, кто проявлял излишнюю агрессивность после инъекций.

Своего рода камера, из которой невозможно выбраться самому. Но камера с мягкими стенами, мягким полом. В такой невозможно нанести себе вред. Разве что зубами или когтями.

Но и эта возможность была полностью исключена: испытуемым сковывали руки и надевали намордник, как диким животным, которыми, по сути, они и становились под действием препаратов.

Когда-то Лукашу пришлось провести здесь множество безумных часов. Даже суток. Когда его тело рвал на части внутренний зверь, а мозг испепеляла невыносимая боль. Когда его кости ломала и корежила сила, названия которой он даже не знал.

И сейчас воспоминания накатили леденящей волной.

Он был единственным, кто выжил после экспериментов.

Единственным, кто научился принимать звериную ипостась.

Но это стало его проклятьем.

Лукаш не мог контролировать Зверя. Зверь был сильнее человеческого начала. Стоило поддаться эмоциям и обернуться, как человек исчезал, а его сознанием овладевал хищник, для которого любое живое существо становилось добычей. И только особый препарат, которым снабжал Андрулеску, помогал удерживать Зверя внутри.

Но стоит только пропустить пару инъекций — и все, его ничто не удержит.

Лукаш все это знал. Сидя в темноте, прислушиваясь к нервному дыханию Евы, он считал, сколько времени осталось до следующей инъекции.

Андрулеску сказал, что вернется утром. Но утро — понятие растяжимое. Это может быть шесть утра или девять… Для Лукаша сейчас каждая минута имела значение, потому что последний укол он сделал перед ужином с Евой, а действовал препарат двенадцать часов.

И еще не давала покоя мысль о том, что будет, когда Андрулеску вернется. Он же не просто так запер их здесь. Ему что-то нужно от Евы — Лукаш в этом не сомневался.

Заметив, что Ева дрожит, он чертыхнулся вполголоса.

Подобрал с пола пиджак и накинул на девушку.

От близости пары, от ее запаха в голове слегка помутилось. Лукаш усилием воли отогнал сладкий дурман. Не сейчас, пора подумать о будущем.