Сказка — ложь! (СИ) - Караюз Алина - Страница 22

Пока летели, я вспоминала все свои грехи и просила за них прощения. К сожалению, список оказался намного длиннее, чем наш полет, закончившийся жестким приземлением. Ноги оборотня амортизировали удар о землю, но при этом он так сжал меня, что я едва не оставила на его груди свой ужин.

И снова под стенами замка раздался громогласный звериный рев. Мой монстрик разве что в грудь себя не бил, издавая такие жуткие звуки. И словно по его приказу из замковых дверей в распахнутые ворота потекла живая звериная река.

Мой мохнатый кавалер коротко взрыкнул, прошелся по моему лицу мокрым языком и вдруг помчался в сторону ворот.

Я сжалась в его объятиях, судорожно прижимая к груди собственную сумку. Если честно, то в тот момент я вообще забыла о том, что держу ее в руках. Скорость оборотня была такой, что деревья по обе стороны дороги превратились в одну слившуюся линию, в ушах свистел ветер, а глаза я позорно закрыла, уповая на политику страуса: если я чего-то не вижу, значит, оно не происходит.

Пару раз мохнатый герцог останавливался и оглашал окрестности раскатистым ревом, а затем вновь срывался на бег. И что-то мне подсказывало, что вся живность из замка следует за нами по пятам. Чудовищный оборотень в роли предводителя звериного стада — что может быть естественнее. Я вспомнила розовые атласные бантики в его косматой гриве и с облегчением вздохнула: мне повезло, что изменения, произошедшие с монстриком, не коснулись Его Светлости. Представляю удивление Язона, если бы утром он проснулся с косичками по всей голове, да еще с таким креативным украшением. Тогда бы он гонялся за мной с несколько другими намерениями.

Наконец, оборотень остановился и аккуратно опустил меня на подстилку из прелой листвы. Я поправила одежду и осмотрелась. Багровый свет луны оказался достаточно ярок, чтобы разглядеть, где мы находимся. Это была небольшая поляна, окруженная величественными деревьями и, похоже, что кроме нас здесь больше никого не наблюдалось.

Зато не так далеко слышались весьма недвусмысленные звуки: в лесу явно велась охота! Вот теперь-то мне ясно, почему в замке полная кладовка продуктов, а Его Светлость распустил поваров. Зачем они тем, кто каждую ночь надевает звериную шкурку и скачет по лесам на четырех лапах?

И все-таки мне интересно. Это же все не просто так. Может, проклятье какое-то или колдовство… но без сверхъестественных сил здесь точно не обошлось!

Пока мой мохнатый аристократ крутился по поляне, метя территорию, я вспомнила о насущном. Расстегнула сумку, пошарила в ней не глядя, наощупь отыскивая очки, и вздохнула с облегчением, когда они наконец-то попали мне в руку. Водрузила на нос свои окуляры в стиле «злобная училка» и осмотрелась.

Какая благодать! Туман исчез, резкость навелась — жить можно. А вон и герцог наш в подштанниках с начесом… И что это он делает?

Его Светлость явно вжился в роль дикого зверя: скакал от дерева к дереву, рыча и кромсая бедные стволы так высоко, как только мог достать. Когти точил, что ли? Или самоутверждался?

Вот он подбежал, свесив язык, совсем как собака, обнюхал меня, поскулил и бросился в кусты напролом. Я опешила. Меня бросили!

Осмотрелась. Вокруг непроходимый лес, по которому бегает толпа озверевших местных жителей, во главе с собственным сеньором. А я тут вся такая, в юбке ручной работы, с маникюрными ножницами наголо. Кстати, эти ножнички я выудила на дне своей необъятной сумки и теперь крепко сжимала в руке. Мало ли что, хоть глаз выколю, если кто-то перепутает меня с дичью.

Неожиданно вокруг меня установилась странная, неестественная тишина. Будто кто-то накрыл меня стеклянным колпаком, отрезая от остального мира. Я увидела, как прозрачные стены этого колпака заполняются клубами черного дыма, скрывая от моего взгляда окружающее пространство и лес. Я затаила дыхание. Закинула сумку на плечо, поправила очки и замерла в ожидании, сжимая в одной руке маникюрные ножницы с загнутыми концами, а в другой — пилочку для ногтей. Уж не знаю, что за чертовщина здесь творится, но на всякий случай вооружена и быстро бегаю!

Над моей головой что-то гулко бахнуло, треснуло, гротескная молния разорвала тьму пополам, и на моих глазах из ниоткуда появилась дебелая баба лет тридцати, с густо выбеленным лицом и огромной грудью, готовой вот-вот выпрыгнуть из тесного декольте.

— Э-э-э, — многозначительно промычала я, разглядывая эту жертву средневековой моды.

Фижмы метра два в поперечнике, талия стянута так, что бедняга непонятно как дышит, горы бархата и атласа, ворох кружев — и из всего этого торчат пухлые руки с ямочками, напудренные плечи, лебединая шея и недовольная щекастая физиономия, утяжеленная тонной косметики.

Причем макияж, так сказать, тоже весьма специфичен: кожа покрыта белилами, на круглых щеках наведен румянец, свои брови выщипаны, а сверху черной краской прорисованы другие — две идеальные дуги. Вместо ресниц — метровые опахала, и штук десять «мушек» на лице, плечах и монументальной груди.

Высоко взбитые и завитые волосы мадам, явно искусственного происхождения, венчала пара павлиньих перьев, скрепленных большим блестящим камнем. Бриллиант что ли? И вот такими сверкающими бриллиантами красотка была увешана с ног до головы, точно кремлевская елка фонариками.

— Здрасте! — я решила быть вежливой.

Красавица манерно поджала губы, щелчком закрыла веер из белых перьев, который держала в руках, и окинула меня недовольным взглядом.

— Плебейка, — процедила она презрительно. — Не знаешь, как нужно обращаться к лицам дворянской крови?

— А?

Я вроде идиоткой никогда не была, а тут реально тупила. Смотрю на нее, как на чудо природы и чувствую, что меня смех разбирает. А она еще и про дворянскую кровь втирает!

Я откашлялась и уже спокойно спросила:

— Женщина, а вы, собственно, кто будете?

— Я Конкордия де Мерле де Борсинар! Маркиза де Буасьен! И я та, кто может вернуть тебя домой. Ты ведь хочешь домой, девочка? — добавила она вкрадчиво.

— Домой?! — у меня в голове будто лампочка зажглась сигнальная и настойчиво замигала. — Так это твоя работа? Ах, ты!

И я со всей дури огрела мадам сумкой по голове, ломая ее напудренную башню из буклей.

Под моей рукой что-то хрупнуло. Мадам отскочила, судорожно поправляя парик. Сломанное павлинье перо печально повисло над ее левым глазом. Сдув его, чтобы не мешало, маркиза уперла руки в метровые фижмы и разъяренно прошипела:

— Дура! Ты не выберешься отсюда, если я этого не захочу! Останешься навсегда!

— В принципе, не так уж и плохо, — съязвила я, готовясь нанести еще один удар, — герцог-то вон живет и не жалуется!

— О нет, — захохотала она и вдруг выбросила в меня сжатый кулак, из которого вылетела туча злющих жужжащих пчел. — Ты такого не заслужила! Ты всего лишь пешка в моей игре. Будешь влачить свое жалкое существование и с ужасом ожидать старость в этом мире с застывшим временем!

Пока я, визжа на ультразвуке, отбивалась от пчел, она взмахнула руками, окутывая себя черным дымом и исчезла, бросив напоследок:

— Хочешь вернуться — будешь послушной. Завтра ночью в это же время на этом месте. Это мое последнее предложение!

Размахивая руками как ветряная мельница, я бегала по поляне, отбиваясь сумкой от смертельного роя, но, похоже, проигрывала эту битву. Пчелы жалили нещадно, куда попало, у меня огнем горели руки и ноги, лишь лицо мне удавалось еще кое-как сберечь.

Когда чертова ведьма исчезла, и наколдованный ею купол пропал, я ломанулась в густой кустарник, надеясь там найти спасение. Споткнулась в темноте о корявые корни, полетела кубарем, завывая на одной ноте, и свалилась мешком на дно оврага, прямо в жидкую грязь, которая, похоже, никогда не высыхала. Судорожно всхлипывая, я еле-еле собрала ноги в кучу. Доползла до ближайшего куста, села на корточки и накрыла голову сумкой. Даже не заметила, что пчелы давно исчезли в неизвестном направлении, так же, как их хозяйка.