Лабиринт (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena" - Страница 51

Дисплей телефона опять замигал. Это Русый, скорее всего, с первым докладом.

— Андрей Савельвевич, одних мы опередить успели, но не всех. Менты оцепляют сейчас все, но мы в дом раньше вошли.

— И-и-и-и? Не тяни, Русый, кота за… Что в доме?

— Там побывал кто-то. Все верх дном, посуда разбита, мебель порезана. В общем, Вы поняли…

Я сбросил звонок. Конечно, понял. Искали что-то… Вернее, не что-то, а нечто конкретное, что ни в коем случае не должно было уплыть из наших рук. Нашли ли — вот в чем вопрос. От этого сейчас все зависит. Дьявол. Чем больше я думал — тем четче понимал, подставляют нас. Подставляют умело — как по нотам. Вещдоки, мотив, тело, единственный подозреваемый, глаза выколотые. Все это так и кричит — вот же он, убийца, бери и суди. Только Макс не безмозглый отморозок, чтобы так наследить. Не сейчас и не в такой ситуации. Необходимость разговора достигла критической точки… Картинка захлопывающейся перед моими глазами ловушки возникла настолько явно, что казалось, я кожей ощутил ее железные зубья…

Мне не верилось, что наконец-то удалось добиться свидания с Максом. Мы задействовали все свои ресурсы, чтобы пробиться сквозь эту стену. Никогда еще открыть нужную дверь не было настолько проблематично. Беликов, как паук, год за годом плел паутину и в своем ведомстве чувствовал себя хозяином. Крепко держал оборону. Окружил себя доносчиками, которые докладывали ему все — начиная от официальных данных и заканчивая самыми грязными слухами. Бесценная валюта — информация, даже если для ее поисков нужно перелопатить горы грязи и дерьма. В какой-то момент мне даже казалось, что все… тупик. Но тут же отбросил эти дурацкие мысли. Так не бывает. Должна быть какая-то лазейка. Хоть минимальная. Всесильных нет, и Беликов не исключение. Продолжая упорно искать выход, начинаешь понимать, что нет ничего невозможного для того, у кого есть цель. И вот сейчас, шагая по узким коридорам, я наконец-то начал дышать, несмотря на то, что не знал, что скажет мне брат — наш разговор может оказаться крахом надежд. Но мы приложили столько усилий, чтобы добиться этой встречи, что одно понимание, что это нам удалось, вселяло какой-то необъяснимый оптимизм — вот наконец-то все начало идти по плану. А значит, так будет и дальше. Эту уверенность невозможно объяснить логикой. Это скорее чувство заслуженного везения, результата, ради которого пришлось очень постараться.

Массивная железная дверь отворилась, и за ней я увидел Макса. Заросший, уставший, глаза сверкают лихорадочным блеском, губы сжаты в тонкую линию. Ждет… Знает, что здесь самое тяжелое, но единственно возможное — это ожидание. Которое сводит с ума, раздражает, выводит из себя. Потому что твои руки связаны. Как в прямом, так и в переносном смысле. Потому что твоя судьба зависит от других, от того, как и когда там, за стеной, нужные люди смогут договориться.

Мы крепко обнялись, я знал, что ему, как и мне, стало хоть немного легче. Что лед тронулся, что если уж я здесь — значит, броня Беликова оказалась не такой уж железобетонной. А остальное — решим.

— Ну здравствуй, брат. Выглядишь, конечно не очень, врать не буду…

— Граф, зато тебя хоть на подиум отправляй. Ты наверное в этом своем черном костюме родился. Счастливчики обычно в рубашках рождаются, а ты в Армани… Буржуй недобитый.

— Лучше быть богатым и здоровым, Макс… Тебе ли не знать. Рассказывай, как тебя угораздило-то?

— Да подстава, Андрей. На лицо. Красиво сделали, сам видел. Надолго решили меня закрыть…

Мы оба знали, что здесь прослушка, и камер больше, чем в телестудии, поэтому говорить нужно было очень осторожно.

— Видел, знаю. Сообщили. Еще и глаза вырезали… плагиаторы хреновы… Комиксов наверное начитались…

Макс ухмыльнулся, понимая шутку.

— Да не говори, или фильмов про маньяков.

— Чуть позже наши адвокаты придут, оформят все как надо. Но пока посидеть придется, братец. Там вещи привез я и сигареты. Пока только меня пустили…

— А что, есть желающие увидеть страшного убийцу, которому грозит пара десятков на нарах?

Он отвечал в своем стиле, только в этот раз ему не удалось под ширмой иронии спрятать надежду, которая легкой дрожью зазвучала в его голосе.

— Может, прямо спросишь, что хочешь, Макс? Без вот этих вот вывертов? Прятаться не надо уже.

— А ты что, меня исповедовать решил? Говори, если знаешь, о чем спросить хочу…

— Нет ее. Как уехала, так и не вернулась еще. Захотела так. Я не стал держать.

— Захотела, говоришь? С глаз долой…

Он держался… Пытаясь казаться спокойным и невозмутимым, не хотел показывать, что внутри уже вовсю ураган завертелся. Мощный, сметающий все на своем пути, без разбора. Неподвластная контролю стихия, когда к черту летят любые доводы и попытки держать себя в руках. Но я слишком хорошо его знал, чтобы не заметить.

Врать не хотел, может, даже намеренно сказал, что уехала. Чтоб задело. Чтоб не думал, что бегать будет за ним, как собачонка. Не сломалась, не сидит у окошка в вечном ожидании, есть сила воли собраться и голову не опускать от обиды и унижения. Чтоб задумался, зауважал. Понял, что потерять может. Что то, что своим начал считать, может уйти бесповоротно. А это всегда больно… и дело не в самолюбии уязвленном, а в том, что решил он уже все. Внутри себя решил, только вслух сказать боится. Себя боится и того, что сделать может с ней. С ними.

— Сбежала. Не знаю уж, от тебя или от себя… Но, видимо, так ей нужно было.

— Так не сама же уехала, Андрей.

Его нервы начали сдавать, он хотел знать больше и бесился от того, что его заперли здесь, как в зоопарке, а там, на воле кто-то не собирается упускать свой шанс. Конкуренция, мать его так.

— Она же не спрашивала у меня разрешения, когда с тобой поехала, так с чего ей делать это сейчас. Ты, Макс, не психуй. Выйдешь — разберешься. А Дарина… я в ней уверен. Не нужен никто ей. И ты это знаешь… Так что давай мозгами пораскинем, как тебя вытащить. Что там в ту ночь было? Вспоминай… любая мелочь пригодиться может…

— Да что было… Сучка наяривала мне весь вечер, вопила, чтоб приехал, иначе отбой по всем делам. Я и ломанулся… нажрался до потери пульса. У нее продолжил. А дальше — все… Думаю, твари мне что-то в бухло подлили, а дальше дело техники. Вот вам и пальчики, и оружие… все как полагается…

— Да, очень похоже на то. Звучит разумно. Только крику "Это не я" суд не поверит…

— Да уж, суд оказывается сговорчивым совсем при других обстоятельствах…

Вот. Это то, для чего я сюда пришел. Он должен был передать мне информацию. Но сделать это так, чтобы никто не понял, как это произошло, то есть не понял контекста нашего разговора.

— Макс, наш суд — самый гуманный суд в мире, он даже убийц иногда оправдывает.

— Я к категории этих счастливчиков не отношусь. Придется, как нашему другу зеленоглазому, надеяться на милосердие Божье.

— Да, Макс, только это тебе и остается… — я уловил, что это оно. Он медленно кивнул головой, как будто подтверждая, что я все правильно понял. Он подтвердил, что это то, с чего следует начинать.

Чтоб не вызывать лишних подозрений, мы побеседовали еще минут десять, для отвода глаз, обсуждая детали и постоянно настаивая на его невиновности.

— Ну что, брат, пора мне… — я встал со стула и, подойдя к Максу, опять крепко сжал его в объятиях. — Сам понимаешь, слишком драгоценна твоя шкура, надо вытаскивать. Дел невпроворот. Сейчас адвокаты наши придут… вы уж тут побеседуйте как надо.

— Уважаемые пассажиры, рады приветствовать вас на борту самолета Боинг 737, выполняющего рейс по маршруту Москва-Красноярск…

Заученный текст стюардессы вызывал раздражение, лучше бы взлетали уже. Я стучал пальцами по подлокотнику и, то и дело, заглядывал в окно. Хотелось преодолеть уже эти чертовы тысячи километров и оказаться на месте. Фразу Макса про зеленоглазого друга я уловил сразу. Речь шла о нашем товарище по кличке Фосфор. Его прозвали так за очень специфичный зеленый цвет глаз. Каждый раз, когда он принимал на душу лишнего, рассказывал, что бросит ко всем чертям эту бандитскую столичную жизнь, вернется в родной город и пойдет отмаливать свои грехи в Успенский монастырь. Я сразу понял, куда нужно направляться. Понятия не имел, как и когда Макса занесло в Красноярск, но лететь нужно было точно. На месте разберусь.