Лабиринт (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena" - Страница 46

Как же тяжело… не от своей боли, от ее. Понимал все, помнил, каково оно — резаться осколками мечты, которую только что держал в руках. Они впиваются в кожу остротой потерянного счастья, которое продолжает сверкать всеми цветами радуги. Оно все такое же — в каждом воспоминании, в ощущениях, которые еще помнит наше тело, даже эмоциях, которые вызывают улыбку. До того момента, пока луч света, проходя сквозь их призму, не превращается во мрак.

— Дарина, я понимаю все. Только пройдет это… пройдет… Иногда нам хочется умереть, но наши планы мало кого интересуют. И мы вынуждены жить дальше… Ты слишком сильная для того, чтобы сдаваться… Просто нужно время, чтобы это понять…

— Да, Андрей… я справлюсь. Не переживай… И не держи зла… Случилось так, никто не застрахован. Я забуду… да… уеду… просто нужно время…

Она произносила эти слова, но мыслями была уже не со мной. Ей нужно дать побыть одной. Любое присутствие сейчас обременяет. Оно вынуждает "держать лицо" в то время, когда хочется углубиться в свое горе. А без этого никак, нужно захлебнуться в нем — только после этого, почувствовав, что умираешь, захочется сделать глоток воздуха. И это и будет первым шагом…

Я провел ее в комнату, подождав, пока она примет душ и уляжется в постель. Дарина смотрела в потолок, не моргая, а у меня сердце разрывалось от того, какой бледной и несчастной она выглядела. Как тело без души, пустая оболочка, которой чужды любые чувства, потому что все вытеснила собой боль. Я не мог здесь больше находится, не хотел, чтобы она увидела, как темнеют от бешенства мои глаза, потому что поняла бы все по одному взгляду… Поняла бы, куда я сейчас поеду…

Я позвонил Фаине и попросил ее приехать, присмотреть за Дариной. На душе было неспокойно — кто знает, какие мысли могут придти ей в голову. Мне нужно было, чтобы рядом постоянно кто-то находился. Как страховка, гарантия того, что сестра не наделает глупостей. Фая сразу поняла, что сейчас не время для разговоров, и молча направилась в комнату Дарины. Едва дождавшись этого момента, я схватил ключи от машины и, выжав из нее максимум, погнал к Максу.

Ты мне задолжал, братец. Задолжал. Я никогда не вмешивался в твои дела, не учил никого жизни. Не маленькие. Но сейчас ты мне ответишь. Ответишь, мать твою, что за херня происходит в твоей голове и что ты, бл***, творишь. Ответишь, почему я сейчас должен переживать о том, что моя сестра, которая и так хлебнула в жизни дерьма, сейчас может вскрыть себе вены. Ответишь, потому что я не допущу, чтобы она сломалась из-за того, что тебе приспичило отыметь очередную целку.

В голове шумело от накативших эмоций. Крепко сжал руками руль, чтобы унять дрожь от ярости, которая пронзала все тело. За последние сутки я, бл… только то и делаю, что пытаюсь быстрее дорваться до этого засранца, чтобы схватить его за горло. Только если в прошлый раз хотелось его спасти, то сейчас урыть.

Я выбью из него правду. Потому что или я нихрена не понимаю в этой гребаной жизни, или тут что-то не так. Несмотря на то, что я увидел, несмотря на то, что сейчас меня разрывало от ненависти и злости за сестру, я не мог отделаться от мысли, что я знаю не все. Жизнь научила меня не верить даже своим глазам. Проверь, дойди до конца, только тогда твои решения будут полностью твоими. Слишком много долбаной лжи… из-за которой я прожил не свою жизнь. Черта с два я позволю обмануть себя снова. И ты мне объяснишь, Макс, что все это значит. Иначе это будет началом конца…

Подъехав к дому брата, вышел из машины и поднял голову, отыскав взглядом его этаж. Скорее автоматически, рассматривая неосвещенные окна. Как вопросы без ответа, подобно тем, что крутились в мое голове.

Поднялся по лестнице и толкнул дверь, которая оказалась не заперта.

— Макс… сюда иди.

В ответ — полная тишина. Я огляделся… на полу порожние бутылки виски… осколки стекла… его здесь явно нет. Отправился на поиски очередных приключений, бл***. Конечно. В этом весь ты. Перешагнул и пошел дальше. Плевать. Никому не должен. Только от меня, сука, не сбежишь. Я уже направился в сторону выхода, как краем глаза заметил знакомую сережку. Она лежала на полу возле приоткрытой двери в спальню. Не знаю, какого черта я заглянул внутрь… я, вашу мать, не хотел этого видеть. Огромная кровать, смятая постель… скомканная одежда… я чувствовал себя долбаным извращенцем, который заглядывает в замочную скважину, но я не мог отвести взгляд. Не мог, потому что увидел на белой простыне кровь… Кровь… Твою мать. Я знал, что это значит… И это было словно плевок в лицо… Эти бурые мазки — и вспышками в голове — Дарина… разорванное платье… босые ноги… шаткая походка… слезы, которые катились по ее щекам… И ее тихое "Мне так плохо, Андрей", "Жить не хочу, понимаешь"…

Дьявол. Это больно… мне, бл***, сейчас было больно. За нее. И ярость, как цунами, завертелась мощным вихрем… Потому что он растоптал… вот так вот, подмяв под себя, как дешевую шлюху, просто отымел, замарал и вышвырнул на улицу… Каким же моральным уродом нужно быть, чтобы так поступить…

Я стоял несколько секунд в ступоре. Когда тело — словно каменное, как и душа, начинает покрываться трещинами. Потому что не можешь поверить, что все так, потому что понимаешь, что легче засадить себе пулю в висок, чем в очередной раз понять, что ошибся, что никому нельзя верить, что гребаная порядочность и родство — просто иллюзия.

Я хлопнул дверью с такой силой, что задрожали стекла и, дернув на ходу верхние пуговицы рубашки, направился к машине. Мне казалось, я задыхаюсь от той ненависти, которая клокотала внутри, как кипящая лава. Набрал Русого и рявкнул:

— Мне нужен Макс. Где он сейчас?

— В "Карибеане" висит как раз…

Через десять минут я, злобно осмотрев с ног до головы управляющего и процедив сквозь зубы, что на сегодня клуб закрыт, несся в сторону ВИП-комнат. Все, развлечения окончены, братец. Дернул за ручку двери и увидел там Макса, вальяжно рассевшегося в кресле и наблюдающего за двумя стриптизершами, которые терлись о него, виляя бедрами, нагибаясь, призывая содрать с них тряпки и нагнуть прямо на стеклянном столе.

— Вон отсюда, обе… пока живы.

Макс медленно поднялся из кресла, и мы смотрели друг на друга в упор, не отводя взглядов, пока расстояние между нами уменьшалось с каждым моим шагом. Девицы выбежали из комнаты, не смея поднять глаза, а перед моими — эта гребаная картинка с окровавленной простыней… Макс смотрит на меня, а глаза — осоловевшие, стеклянные, пустые… что, бл***, там, глубже? Есть ли вообще что-то? Или ты оказался просто подлой мразью, которая все это время играла свою роль. Чувствуя, как со свистом лопается терпение, звеня в голове пронзительным воем и отдавая мощной пульсацией в висках, со всей дури заехал ему по челюсти. Резко, сильно, четко, испытывая какое-то извращенное наслаждение… Хотелось продолжать наносить удар за ударом, слышать хруст ломающихся костей и чувствовать, как по пальцам липкой жижей стекает кровь… его кровь… За все… За то, что сделал, перешагнул… за то, что заставил поверить…

Макс, теряя равновесия, упал на пол и, сплевывая кровь, начал подниматься. Я даже удивился, что он не удержал удар, но потом увидел, что он пьян… в стельку. Когда перед тобой не человек, а тело, бл***.

— О, братишка решил руки размять… — он бормотал себе под нос, коверкая и растягивая слова. — Ну давай, еще давай… не стесняйся… заслужил, кровью готов смыть причиненный графскому семейству позор…

Он вывел меня еще больше. Чертов ублюдок пытается иронизировать. Я из тебя эту дурь выбью. Схватил его за полы куртки и, сначала резко дернув к себе, крепко прижал к стене.

— Да что ты знаешь о чести?

— Ну куда уж мне к вам, графьям…

— Какого хрена ты ведешь себя, как последний урод? Ты за счет кого решил крутость свою показать? Девчонки? Которая уши развесила и в рот тебе смотрела? Что она тебе сделала? Что? Отвечай.