Лабиринт (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena" - Страница 43

Горячая вода бьет по полу и убегает в сток, мыло расползается по коже, лезет в глаза, а я смотрю на черную плитку с серыми крапинами и вижу брызги крови на зеленой траве, которая проносится с бешеной скоростью, мелькая перед глазами прервистыми грязно-зелеными кадрами. В висках шумит адреналин, не стихает, разрывает мозги. Набатом. Оглушительно. До боли в барабанных перепонках. И выстрелы. Они внутри. В голове. Один за другим. Я чувствую, как дергается собственное тело. Словно в гребанной игре. Шутер с элементами трэша, где я главный персонаж и, бл***ь не могу из нее выйти. У меня руки дрожат от желания продолжать. Нажимать на курок и резать. Снова и снова. Кожу печет в местах ссадин и царапин, а я все равно вижу гонку перед глазами, и меня продолжает трясти.

Ударил о плитку со всей дури кулаком, а в голове крики стоят. Страшные, хриплые и тихие, треск веток, хруст плоти под зубами псов, скулеж и снова выстрелы. И по спине не вода, а пот, и по лицу чужая кровь потеками. Вытираю, а она не вытирается, в уши затекает, в рот, и меня тошнит от нее, выворачивает наизнанку. Прислонился лбом к кафелю, чтоб перед глазами не мельтешило. Тяжело дыша сквозь стиснутые зубы. Скоро отпустит. Это ненадолго. Давно не было.

Закрываю глаза и снова вижу, деревья проносятся, дыхание и лай сзади, а под пальцами липкое, вязкое, горячее. Между лопаток холодом пронизывает, и я понимаю, что там или нож, или дуло ружья. Резко обернулся, выпад рукой, сжал тварь за горло, выламывая руки за спину, и еще секунда — сломаю ублюдку шейные позвонки.

— Максииим. Это я. Посмотри на меня.

Перестает мельтешить перед глазами… Этот голос. Даже стрелять в висках начало тише, и туман рассеивается. Вся концентрация на ее голосе.

Распахнул глаза и выдохнул — ОНА смотрит на меня, а я ее за горло держу и руки за спину заломил.

Пальцы сами разжались. Стало физически больно, когда под ними багровые следы увидел. В сердце, как ножом провернули. А она взгляд не отводит. Волосы мокрые завитками берутся, и по щекам вода течет, как слезы. Красивая. Безумно красивая. Свежая, настоящая, и от нее запах другой, перебивает кровь, пот и смерть. Она жизнью пахнет и мной. Нами. Счастьем больным и неправильным. Лицо мое обхватила ладонями.

— Это я… — гладит скулы, успокаивая. Дышать становится легче, тошнота отступает, сердце снижает обороты. Зверь уже не скалится и не рвется в хаос. Притих. Как и всегда рядом с ней.

Вижу, что ты, маленькая. Даже больше — чувствую, что ты. Никто другой так прикасаться не умеет. И я к ней прикасаюсь так, как никогда не умел. Так, как не прикасался уже чертову тучу лет ни к кому. Когда брал ее, собой стал впервые. Не со стороны себя видел, а был в себе, в своей дымящейся коже. От каждого касания током прошибало, а от ее стонов кончал ментально миллионы раз. От взгляда с ума сходил и сейчас схожу. Не важно, как она смотрит, и что там в ее глазах. Они иные. Там каждая эмоция настоящая. Ни капли фальши. Моя девочка. Моя маленькая нежная девочка, как же тебя в меня угораздило… и еще хуже. Как меня в тебя так закрутило. Для тебя хуже.

— Почему не спишь? — спросил тихо, а сам хочу, чтоб она вот так скулы мои гладила бесконечно, — Испугалась одна?

Кивнула и руку мою взяла с разбитыми о кафель костяшками, кровь смывает, морщится, как будто ей самой больно. Меня никто и никогда не жалел. Да мне и не надо было. Убил бы за жалость. Но здесь иное… Никто на меня так не смотрел, никто так не прикасался, никто и никогда не любил. Я не понимал, за что? За что мне это? Вот она… Что я такого хорошего в жизни сделал? И за какие грехи ей я?

А потом, горечью на зубах. Едкой кислотой — и у нее не надолго. Просто мелкая еще, наивная. Поймет и бежать будет, оглядываясь в ужасе назад и проклиная каждую секунду.

Я только сейчас заметил, что на ней моя футболка уже мокрая насквозь. К телу прилипла, очертила каждый изгиб и округлую грудь, и соски напряженные то ли от холода, то ли…

В горле пересохло, когда вспомнил ее обнаженную подо мной. Распятую, распластанную, извивающуюся от моих ласк, раскинувшую ноги в стороны, пока я жадно вылизывал ее наслаждение. Только сейчас уже не ночь… и, может, пожалела обо всем или не понравилось, а может, напугал. С ней я ничего не знал и не понимал. У меня таких никогда не было… Таких, чтоб я сам с ума сходил.

Я же до утра на нее смотрел, как спит, как во сне ресницы дрожат, как пальцы на моей груди сжала. Дыхание ее слушал, волосы перебирал и запах втягивал, зарываясь в них лицом. Каждую прядь поцелуями, и щеку, и висок.

И ни о чем, мать вашу, не жалел. Только о том, что скоротечно. Что будущего не просто нет, а и прошлого не было. Яркая комета в моей вонючей яме дерьма и грязи. Счастье, которого у меня не было и быть не могло. Я даже не знал, что это такое, до этой ночи… Я его трогал, нюхал, гладил. Веснушки считал и каждую черту рассматривал, чтоб запомнить, как оно выглядит, как спит, как дышит, и сам дышал этим дыханием.

А потом сюда зашел, и перемкнуло опять. Не отошел еще. Шум воды услышал — и перемкнуло. Так иногда после бойни раньше бывало. Когда еще бояться умел… потом прошло. Умирать уже было не страшно… и убивать. Терять было нечего.

Теперь вот появилось. Она. Три года назад. И снова страх вернулся. Жуткое ощущение, что если потеряю — начнется ад. Бегал там, стрелял, резал, колол, а сам впервые молился Богу или Дьяволу, чтоб вернуться и живой ее увидеть, нетронутой тварью Ахмедом.

— Ты в порядке? — все так же тихо спросила и раны кончиками пальцев гладит. Нет, я не в порядке. Я в хаосе сам с собой. Я по уши в тебе, маленькая.

Усмехнулся и стал под душ, смывая мыло, чувствуя, как пощипывает ссадины.

— В порядке. Ты иди. Скоро выйду. Там, на кухне, кофе есть. Молоко, правда, не покупал.

Чувствую, что не уходит. Глаза открыл, а она осматривает меня всего, и зрачки расширяются, даже рот слегка приоткрылся и дыхание участилось. Откровенное изучающее любопытство. Невинность вместе с пошлостью юности. Меня от ее реакции уносит. Возбуждение мгновенное, с полоборота и без тормозного пути, до полной потери контроля. От ее взгляда встает и в паху скручивает так, будто секса годами не было.

Она вниз посмотрела и нервно сглотнула. Ее глаза широко распахнулись, и с губ сорвался судорожный вздох. Да, девочка, я большой.

Мгновенно смутилась и посмотрела мне в глаза. Усмехнулся уголком рта, чуть прищурившись. Этот румянец на щеках и лихорадочный блеск в глазах. А меня уже ломит от бешеного желания прижать ее к кафелю и войти в нее. Вот в такую испуганную, мокрую, в моей футболке на голое тело. Почувствовать снова, как тесно обхватывает меня изнутри, очень тесно, усиливая чувствительность в тысячи раз.

Шаг назад сделала.

— Страшно?

Ничего не ответила, шагнула ко мне обратно, в глаза смотрит, и губы слегка подрагивают. Я провел ладонью по ее мокрым волосам, зарываясь в них пальцами, привлекая ее к себе за затылок. Опустил взгляд к тонкой шее и нахмурился, увидев несколько синяков, провел пальцами по нежной коже, спускаясь к ключицам.

— Больно? — очень хрипло, потому что меня лихорадит, когда прикасаюсь к ней, ломает, скручивает изнутри.

— Где? — переспросила она.

— Везде, — опуская ладонь ниже, к ее груди под мокрой футболкой, поглаживая упругую округлость, а хочется сильно сжать, чтоб застонала. До синяков, до отметин. Автографами и подписями. Чтоб самому знать — МОЯ. Понимал, что ночью мог быть еще не в себе и мог срываться, хотя и старался себя контролировать, даже когда казалось, что мое терпение лопается по швам и трещит у меня в мозгах, воет, орет от бешеного желания врываться в нее, как сумасшедший. Но, видно, все же плохо контролировал, если следы на ней оставил.

Я бы руки себе отгрыз за каждый из них.

— Нет, — так же тихо ответила и провела пальцами по моим ресницам, по скулам и по губам. Изучая. И под ее прикосновниями — огонь. Меня снова трясти начинает. От голода. Как подростка.