Лабиринт (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena" - Страница 26

— Если ты так считаешь, то зачем пришла? Или есть предложение?

Снова зазвонил мой телефон, и я легонько столкнул ее с колен, прошел голый через всю комнату и, увидев, что звонок от брата, ответил, бросив быстрый взгляд на Татьяну, которая села в кресло и рассматривала следы от моих пальцев на руке.

Да, красавица, я не нежный любовник. Оставляю автографы.

— Я не один.

— Макс, я только что из больницы. Решил тут все. Насчет Татьяны — она не та, за которую себя выдает… Не телефонный разговор, просто имей это в виду.

Снова мельком посмотрел на женщину и отключил звонок. Вот теперь становится намного понятнее, зачем пришла. И что ж ты скрываешь, госпожа Татьяна?

Она посмотрела на меня и, закинув ногу на ногу, взяла из пачки мою сигарету, сама прикурила.

— Ну так что за предложение, Таняяя? Ты ведь уже придумала, как обойти господина прокурора? Только не говори мне, что пришла сюда за любовью и лаской.

Она улыбнулась и поправила волосы за ухо.

— Например, стать членом вашей семьи. Никто не захочет связываться с Черными воронами. Даже Беликов. Это и есть мои гарантии. А я могла бы ненароком скачать на флешку информацию о неких грязных политических делишках прокурора, касающихся госбезопасности, — она демонстративно рассматривала свои длинные ногти, а дым от сигареты тонкой струйкой окутывал ее тонкие пальцы.

Я усмехнулся. Нихрена себе предложение, бл**ь. А она точно не та, за кого себя выдает и действительно хорошо подготовилась к этой встрече. Возможно, и секс входил в ее планы. Умная сучка, которая явно все просчитала наперед. Ну давай поиграем в твою игру, и я послушаю, что значит в твоем понимании породниться.

Раздалась настойчивая трель дверного звонка. Как всегда вовремя. Татьяна тут же подскочила с кресла.

— Я сейчас. Можешь не одеваться, гостей не жду, а мы еще не закончили с практической частью.

Подмигнул ей и пошел открывать, заворачиваясь на ходу в полотенце. Ночь звонков и посетителей, мать вашу.

Когда распахнул дверь чуть не выматерился вслух. На пороге мелкая стоит. Глаза огромные, и в них отражается вся моя уродливая сущность, именно в этом отчаянии. Ну, вот тебе и доказательства, мелкая — кто я и какой. Она на меня несколько секунд смотрела, потом на порванные трусы Татьяны на коврике у двери, на ее лаковые туфли, сброшенные как попало прямо в кучу вещей, включая мою рубашку и джинсы. Проследил за взглядом Дарины и снова ей в глаза, а там слезы блеснули. Я о косяк облокотился и ни слова не сказал, только сигаретой затянулся и дым наверх выпустил. Позволил рассматривать, чувствуя, как внутри появляется злорадная боль. Да. Девочка, да. Я — грязь, и только что трахался. Да. После того, как утром тебя целовал. Да — сволочь. Больно? Мне тоже. Зато отрезвляет мгновенно. Она глаза опустила и, не сказав ни слова, развернулась на каблуках, пошла к лестнице, сначала медленно, а потом побежала по ступеням. Я слышал каждый ее шаг, он у меня в голове пульсацией отдавал. Давай, беги, все правильно. Быстрее беги, маленькая. Дверь внизу хлопнула, а я волосы взъерошил и со всей дури кулаком о стену, так что в глазах потемнело и костяшки хрустнули.

— Все в порядке?

Обернулся, а сзади Татьяна стоит в моей рубашке.

— Решила что-то на себя накинуть и проверить, не ушел ли ты сам. А то долго не возвращался.

— В одном полотенце? Пойдем, твои условия обсудим еще раз.

Закрыл дверь и прошел мимо нее в комнату.

Я размазывала тушь по щекам. Ненавистно-больно, оставляя полосы от пальцев, вела ими вниз к подбородку и смотрела в зеркало, как завороженная, на эти грязные потеки самоуничтожения.

"Ну что, дура, добегалась? Увидела? Ты этого хотела?"

Нет, я не этого хотела. Как же это отвратительно, чувствовать пропасть между нами. Словно вся моя уверенность в себе тает, и я превращаюсь в крохотное ничтожество, которому мыли волосы и заставляли переодеваться. Оборванку, подобранную на улице. Дали подачку и выкинули. Исполнили миссию спасителя. Только рядом с ним так. Только он всегда на десять голов выше меня. Рядом с ним я превращаюсь в дрожащую идиотку, которая не уверена ни в одном своем слове или поступке. И эта ревность. Дикая. Звериная. Больно так, что хочется выть и сдирать ногти о стены. Сколько их рядом с ним? Десяток? Сотня? Кажется, он весь провонял этими бесконечными шлюхами, вешающимися ему на шею, раздвигающими ноги — стоит ему свистнуть или подмигнуть. И я их понимала. О, как я их понимала. Чего только стоит один его взгляд из-под ресниц. Тяжелый, физически ощутимый и обещающий сладкую патоку адского разврата. Мужская красота очень относительное понятие. У каждого свои каноны, вкусы, но есть такие мужчины, которые не попадают под категорию вкуса и цвета. Они просто сводят с ума каждую, и не важно чем. Грубая утонченность, изысканное хамство и этот нескончаемый флирт, даже вибрацией голоса. Соблазн в чистом виде. Я вспоминала, как увидела его впервые, и уже тогда почувствовала слабость в коленях и дикое биение сердца. Словно во мне зародились те самые пресловутые бабочки и росли до гигантских размеров кровожадных чудовищ, которые жрали меня изнутри беспрерывно. Голодные твари требовали свою порцию кайфа и сейчас подыхали внутри меня в какой-то дьявольской агонии, причиняя мне невыносимую боль. Когда-то я читала, что первая любовь трогательная, нежная, воздушная, но либо со мной что-то не так, либо это не любовь. Потому что она была вязкая, как болото, черная, как мрак и тяжелая, как свинец. Она началась с боли… и я знала, что никогда она не станет иной. С ним — никогда. Даже если и подпустит к себе.

Я сдирала с себя вещи, швыряя на холодный кафель. Дура. Конченая наивная дура. Приперлась сама, надеялась на что-то. Где я и где он. Просто эпизод — забавный, смешной и жалкий. Хватит. Я должна перестать думать о нем, перестать мечтать. Протрезветь наконец. Никто меня не обманывал и никаких надежд не давал. Наоборот, мне предельно честно несколько раз указали на дверь. Обозначили мое место. А точнее, отсутствие этого места в его жизни и постели. Да и постели никакой не было — от меня отделались, вот и все. Сжалились, скорее.

Он даже не захотел меня. Все эти искры, голод, жажда — все плод моего больного воображения. Не нравлюсь, не его, не возбуждаю. Что во мне не так?

От ненависти к себе захотелось взвыть и оставить на коже полосы от собственных ногтей. Почему нет? Я разве что-то просила? Требовала?

Почему их всех, этих проклятых одинаковых шлюх, он трахает пачками, а со мной вот так, как с ничтожеством. Что, черт возьми, не так? Я уродливая? Слишком худая? ПОЧЕМУ?

Сползла по стене на пол и, обхватив себя руками, закрыла глаза, чувствуя, как горячие капли воды бьют по коже. Я сдохнуть готова за одно прикосновение, а он отталкивает, отшвыривает, отрывает и бросает в сторону, как надоедливую сучку. Я и есть сучка. Повернутая только на нем. И с каждым днем все сильнее, как будто на иглу подсела и слезть не могу. Даю себе слово и опять срываюсь, стоит только увидеть эту ухмылочку и прищуренный взгляд. Да, я хочу его, да, я с ума схожу. Если это любовь, то будь она проклята трижды, вот так поджариваться живьем от этой жажды. Думать о нем. Думать-думать-думать. Двадцать пять часов с сутки: на парах, на практике, за ужином, глядя на небо, так похожее на его глаза, касаясь своих волос и губ, вспоминая, как целовал. Трястись от его имени, от звука голоса, от упоминания о нем, прижимать руки к груди и чувствовать, как сердце гудит и вибрирует в дикой пляске. Невзаимность — это больно. Невыносимо. Я не просто его люблю — я скоро свихнусь от этих эмоций, а ему все равно. И эта жалость, за которую хочется выцарапать ему глаза. Пусть себя жалеет. Не меня.

Самое мерзкое, что я видела его насквозь. Все пороки, грязь, мрак — и все равно хотела. Без иллюзий и вознесения на пьедестал, я как-то внутренне чувствовала, что он меня сожжет дотла. Видела в его глазах приговор, наверное, вот так смотрят в глаза собственной смерти и, вопреки здравому смыслу, идут ей навстречу или ступают с головокружительной высоты вниз, потому что бездна манит. Слишком хорошая для него? Так он сказал? Маленькая?