Побочное действие - "Мадам Тихоня" - Страница 46

Никаких чудодейственных гелей, только кровь, зараза и спирт. Бен наскоро промыл свои инструменты, обработал ладони. Потом всадил что-то из ампулы девчонке прямо в край раны. Крови всё так же ни капли. Только пот крупными бисеринами на коже, похожей на воск, и явственно ощутимая слабость, от которой пиратка закатывала глаза.

Похоже, какое-то здешнее обезболивающее местного действия. Слабенькое – Мэл не глядя чувствовала, как тупо и противно тычется в онемевшую плоть игла. Голова слабо кружилась, кажется, за двоих сразу, взгляд упорно соскальзывал в угол, где торчала древняя штуковина с лопастями, и на ножке. Как бишь она называется?..

– Терпи, – почти сердито бросил Бен пациентке, когда та судорожно изогнулась. Вцепилась в руку Мэл, даже грязные ногти вогнала, а потом вроде как спохватилась. Залопотала что-то на незнакомом наречии, но отчётливо благодарное, нарочно ловя взгляд ведьмы, на которую пару десятков минут назад смотрела с ужасом. И лопотала, лопотала, в явном полубреду. Мэл усмехнулась: в общем-то неплохо держится, малявка. Вслух – только на своём, хоть перед главарём лебезила на вполне понятном языке. И маму звала… на понятном.

Вздрогнув, Мэл непроизвольным жестом погладила девчонку по худенькому запястью. Потом коснулась бритой головы, неожиданно ласково провела по блестящим от пота отросшим щетинкам. Мама. Она где-то далеко, в другом краю. Больная, беспомощная, но любящая. Или равнодушная, в другой галактике занимается своими делами. Без разницы, связи потеряны, а у кого-то – разорваны совсем.

Очередной укол кривой иглы вышел чувствительным, девчонка всхлипнула и заскрежетала зубами. Мэл ещё крепче прижала её затылком к себе, улавливая эхо ощущений. Запах спирта почти опьянял, бульканье воды под ногами глушило звуки, но пиратка всё бормотала. Благодарила.

Косые лучи солнца пятнами рыжего света ложатся на землю. На высокой траве отпечатаны тени, длинные и ещё густые. Травинки путаются под ногами, приминаются с почти неслышным среди голосов джунглей шелестом под множеством ног. Канистра оттягивает руки, жидкость в ней тяжело колышется, распространяя бензиновую вонь. Сладковато со всех сторон пахнет марихуаной и оружейной смазкой, а ещё прогорклым потом, перегаром. Идти ещё целых двести метров, ношу хочется бросить, но сказали нести. Без горючего в таком деле не обойтись.

Плохо подогнанный ремень немилосердно натирает плечо, сам автомат при каждом шаге колотится о зад, который, как говорили, слишком костляв даже для настоящего парня. У остальных, идущих развёрнутой цепью, оружие в руках – она это прекрасно знает, хоть не смотрит по сторонам.

Поросший густой травяной щёткой холмик преодолевается с трудом и ломотой в спине – канистры как назло доверили нести самым хилым, к тому же новичкам. Сразу за холмиком обнаруживаются деревянные стены и крыши, блестят золочёные рассветом речное устье и морская ширь. Обычная деревенька. Домишки, все на сваях на случай потопа. Лодки кверху дном. Развешенные кругом рыбацкие сети. Сонная тишина, шелест волн и пальм, гомон пичуг.

Автоматная стрельба начинается с короткой очереди, одинокой и трескучей, но тут же без слышимой команды обращается в сплошной обвал звука. Ещё несколько шагов, и становится видно, как отлетают во все стороны щепки, когда пули прошивают хлипкую древесину.

Мэл встряхнулась, когда в видении из канистры в руках пиратки на угол чьего-то дома выплёскивался бензин – золотистая в утренних лучах жидкость. До этого взгляд выхватил рядом два лежащих ничком тела, изгрызенных пулями. Ещё кто-то покачивался на верёвке, переброшенной через балку под козырьком крыши поодаль.

Девчонка всё ещё лопотала, пялила подёрнутые поволокой чёрные глаза. Мэл вырвала из цепкой хватки свою ладонь, наверно, резковато, потому что колдующий над раной Бен выругался.

– Заткнитесь. Оба! – скомандовала гулко, голос зазвенел в бараке, отражаясь от тонких стен. Поднялась с матраса и вышла наружу, под палящее полуденное солнце. У обрыва тут же лениво зашевелился наёмник, повёл стволом пистолета-пулемёта, блестя зеркальными стёклами солнечных очков, в которых отражался голубой лоскут неба.

Мэл демонстративно плюхнулась на настил под стенкой барака, чтобы быть на виду. Застыла на секунду, кусая губы. В груди разрастался тяжкий ком, подпирал изнутри рёбра, сдавливал сердце и лёгкие, душил. «Паршивка, ради матери она…» – без конца вертелось в голове. Почему всегда так, любое намерение перевёрнуто с ног на голову? Сколько ещё маленькая дрянь застрелит, сожжёт по приказу Вааса, когда поправится? Да и сама тоже хороша, чёртова ведьма. Возомнила себя полезной. Делала бы то, чему училась, всё равно итог один. Всегда.

«Никаких изменений», – Мэл поймала свои мысли на постоянном возвращении к Ваасу. Их хотелось выбить из головы, вот хотя бы врезаться пару раз затылком в деревянную стену, только как бы сарай за спиной не обвалился на голову Бену. Который, к слову, до сих пор недоумевал, какая муха укусила «ведьму».

Мэл особенно больно прикусила губу, оборвала и глотнула кусочек кожи вместе с привкусом металла. Из проёма барака тоже несло кровью, спирт продирал горло, забивая запахи то ли морской гнили, то ли и вовсе нечистот. Пришло в голову, что пираты наверняка мочатся с берега и причалов, где ж им ещё мочиться. Снова жгучей волной поднялись обида и злость, притащив за собой желание посмотреть, как кто-нибудь накроет эту дыру автоматным огнём с обрыва, совсем как сами пираты расстреливали спящую деревню. Пытаясь утихомирить пульс, колоколом ухающий в черепе, Мэл расслабленно откинулась назад, пробуя на надёжность хилую древесину.

Кажется, в духоте она почти вырубилась. Очнулась от чужого пристального взгляда, больше того – узнала этот ползающий по коже холод. И эту фигуру, высоченную, закрывшую, нет, поглотившую солнце, узнала сразу, хоть видела мельком и издалека. Тот самый человек с вышки. И правда весь в чёрном, с ног до головы, тоже покрытой угольного цвета банданой.

– Топай за мной в грот, Ваас приказал, – голос у него был холодным и чётким, впрочем, ничего удивительного. Мэл прищурилась снизу вверх, будто на великана. Невпопад прикинула: с винтовкой, которая в его мощных руках кажется не такой и внушительной, вполне можно помериться ростом. Всё так же щурясь, послушно поднялась на ноги.

– Ваас приказал… звучит обнадёживающе, – бросила саркастически, смаргивая с ресниц влагу, солнечные лучи в которой распадались на пузырьки. В ответ человек в чёрном ухмыльнулся, уже на ходу. Под его шаг приходилось подстраиваться – широкий и мягкий для такого роста, наверняка продиктованный привычкой ходить неслышно. Ещё у великана был удивительно красивый профиль, неизгладимая выправка военного и, в общем-то, никакого внешнего сходства с пиратским сбродом. Если не считать, конечно, узкого алого лоскута, повязанного поверх рукава над локтем левой руки. Опознавательный знак, как же без него.

Грот – это там, где из-под нависающей скалы на белый свет смотрит темнота. Темноты Мэл не боялась, слишком часто приходилось с ней сталкиваться. Замкнутых пространств не боялась тоже, но предчувствие, мелькнувшее в самом начале, только усиливалось с каждым пройденным метром. В гроте крылись страх и холод. Последний не имел ничего общего с погодой, даже если раскалённые небеса над этими чёртовыми джунглями ни с того ни с сего разразились бы вдруг снегом.