Еврейское счастье военлета Фрейдсона (СИ) - Старицкий Дмитрий - Страница 49

И как по заказу засвистели трели соловьиные. Очнулись местные менты.

— Обоснуйте мне, капитан, за каким-таким чертом вы поперлись ночью в самый жиганский конец посёлка? — нависал надо мной лейтенант милиции.

Надо мной легко нависать. Сижу на чемодане — ноги не держат. Руки трясутся, еле браунинг запихал в кобуру. Только и смог, что удостоверение капитана ВВС ему дать, чтобы прочитал, подсвечивая себе фонариком-динамкой, и отвязался — мной военная прокуратура займется. По закону. У нее не заржавеет.

— Спать хотел лёжа. — Честно ответил я. — Солдат на аэродроме дал адрес, где можно сносно переночевать за трёшку. У меня завтра самолёт на Салехард. А посёлок этот рядом с аэродромом.

Пытаюсь прикурить папиросу. Спички все ломаются. Гадство какое — дефицит ведь! Зажигалку не нашёл. Возможно, посеял ее тут в снегу. Жалко.

— Вы хоть понимаете, что вы теперь убийца? Истратили трёх человек, они теперь только на кладбище годны. Двое еще в тяжёлом состоянии. Один из них может и до утра не доживёт. И как вы себя при этом чувствуете?

— Не людей, а бандитов, — твёрдо поправил его я. — Отбивая вооружённое нападение. Так что нормально я себя чувствую.

— Бандиты тоже граждане эСэСэСэР и имеют права. — Настаивал милиционер. — Жить им или нет — решать может только народный суд, а не залётный лётчик. Как и квалифицировать гражданина, как преступника.

— А по мне так: бандиты хуже фашистов. — Уверенно отвечаю. — Те хоть открытые наши враги, не скрывают этого. А бандиты убивают исподтишка честных людей, которые живут по принципу: ''всё для фронта, всё для победы'', тем ослабляют фронт. А вы их еще в лагере кормить будете. От фронта уклонистов.

Сплюнул горькой тягучей слюной.

— Все равно. Три трупа налицо и я вынужден вас задержать до выяснения. И возбудить уголовное дело по факту.

Наконец-то я прикурил. Горький дым продрал легкие. Все же мороз к ночи крепчает.

— Выясняй. Я не отказываюсь. Только ты не выясняешь, а пытаешься меня под статью подвести. Интересно, с какой целью? Или ты сам с этой бандой связан. Больно быстро вы появились тут. В Москве недавно троих таких ментов-оборотней к стенке прислонили. Они на пару с бандитами квартиры грабили во время воздушных налётов, да людей убивали за хлебные карточки.

— Ну, знаешь ли! — возмутился мент.

Подъехавший грузовик осветил нас фарами.

— Всё, лейтенант, кончай демагогию. Если хочешь перевести наше общение в юридическую плоскость, то вызывай прокурора. И представителя Особого отдела заодно, так как налицо здесь компетенция контрразведки. Террористический акт против Героя Советского Союза налицо.

— Кто тут герой? — оглянулся лейтенант по сторонам.

— Я. - твердо сказал. И еще раз повторил. — Я, капитан ВВС Фрейдсон Ариэль Львович, летчик-истребитель — Герой Советского Союза. Геройскую книжку показать?

— Не могу понять одного. Какого черта они в атаку на вас бросились? — съехал с темы лейтенант, разглядывая под жужжание фонарика мое удостоверение Героя.

— У них там один грамотный перец был. Все мои выстрелы считал. — Прикуриваю папиросу от папиросы. — Насчитали восемь и решили, что я всё — пустой. А у меня в браунинге в магазине целых тринадцать маслят. Сюрпи-и-и-из!

Дурацкая улыбка налезла на лицо, хорошо мент не видит.

У кузова ''газона'' милиционеры в шинелях регланом с лязгом откинули борт и грузят трупы налётчиков. Потом раненых туда же осторожно затолкали. Блатной выть перестал: то ли помер, то ли сознания лишился.

Подошел еще один милиционер. Этот в отличие от лейтенанта Басаргина мне не представился. Да и говорит он не со мной. Я для него как мебель.

— Докладываю. Двое наповал. Третий только что отошёл. Солдатик, в ногу ранен, сильно, огнестрельный перелом — кость раздроблена. Пятый — весь в наколках который, имеет огнестрельное ранение в нижнюю часть живота и ухо простреленное. Этот сильно тяжелый. И вот забери… У расписного был. — Протянул он летёхе вытертый до белизны наган.

Повернулся ко мне.

— Папиросой не угостите? Сорвали меня, считай, что с бабы. Папиросы на столе остались.

Я, ни слова не говоря, протянул ему початую пачку ''Беломора'' и спички.

— Лейтенант, подсвети. — Попросил я, когда убрал возвращенные удостоверения в полевую сумку. — Пистолет я тут выронил, надо найти.

— Какой пистолет?

— Табельный мой. ТТ.

— А в кобуру вы что засовывали?

— Наградной браунинг от Мехлиса.

— От кого? — по тону чую: не поверил мне лейтенантик.

Ухмыльнулся и отвечаю с некоторым пафосом.

— От армейского комиссара первого ранга Льва Захаровича Мехлиса. Начальника Главного политического управления Красной армии. Лучше мне фонарик дай.

Дал безропотно.

Пистолет нашёлся быстро. Обстучал с него снег и в карман сунул. Магазин поменять… Не забыть бы.

— Вам придется пешком пройти с нами. Машина вашими крестниками занята, — сказал эксперт по трупам.

— Пройдусь. Спасибо. Трясучка уже прошла. — Отдал я фонарик. И предупредил. — Только показания дам в присутствии прокурора.

— Будет вам прокурор. Будет и контрразведка, — сказал лейтенант упавшим голосом. — Пойдёмте, а то холодает.

Зажигалку я так и не нашёл. Пусть будет жертвой Авосю[42] за то, что жив остался.

Подобрал я чемодан и американский мешок.

— Я готов. Кстати, а второй шпалер у налётчиков вы нашли?

— Какой второй? — переспросил лейтенант, все еще держа в руках бандитский наган.

— В меня стреляли из двух стволов, — поясняю.

— Почему вы так считаете?

— Звук пуль, пролетавших над головой, разный.

Лейтенант подозвал крайнего милиционера от грузовика и приказал найти второй пистолет. И вообще второй раз внимательно осмотреть место происшествия.

А мы втроём потопали вслед за грузовиком, который медленно ехал впереди нас, освещая фарами дорогу. Раненых бандитов, что ли, растрясти боялся шофёр?

— Хорошо стреляете, — констатировал эксперт. Отмечаю, что тон речи добросердечный. Даже с некоторой завистливостью.

— Если по правде, — выдохнул я, — то из обоих пистолетов я стрелял первый раз. Да и видно было хреново. Так, что результат… слепой случай. Три последних практически в упор. Захочешь, не промахнешься.

Шагали минут двадцать.

Здание милиции располагалось в торце длинного одноэтажного барака, построенного из приличного диаметра брёвен. На окнах решетки, кованные явно деревенским кузнецом. На крыше почти полметра снега.

— Кипятком угостите? — спросил я на крыльце. — А то подмерз уже.

— Даже чаем, — ответил лейтенант, открывая входную дверь. — Только контрразведку с прокуратурой вызвоню для начала.

ПС-9, натужно ревя всеми тремя моторами, всё равно летел медленнее двухмоторного ПС-40. Но это был настоящий пассажирский самолёт. Не переделка из военного. Два летчика сидят в кабине в ряд, плечом к плечу. Неудобные кресла на восемь человек в салоне, но кресла, не ремни и не скамейка вдоль борта. Салон с квадратными иллюминаторами, в которые можно было полюбоваться землей, над которой пролетаем, благо высота была не столь большой. Под нами медленно проплывает лес, лес и еще раз лес. Иногда белая заснеженная лента реки извивается. Редко где поселки дымками курятся. Всё же слабо заселена тюменская земля за 400 лет. Охотникам и рыболовам гуще селиться без надобности. А землепашествовать тут — не тот климат. Вот найдут нефть… да и тогда…

Откуда я знаю про нефть тут? Опять меня накрывают осколки информации от того, кого я не знаю, но кем я являюсь, хоть ношу имя, фамилию и ордена совсем другого человека, находясь в его теле. Как я сквозь тройной ряд мозголомов прорвался, ума не приложу? Скорее всего, получилось потому, что мозголомы себе и представить не могут, что такое вообще возможно. Не согласуется это с материалистическим марксистско-ленинским учением. А что с ним не согласуется, того на свете вовсе нет. Этим и пользуюсь.