Еврейское счастье военлета Фрейдсона (СИ) - Старицкий Дмитрий - Страница 28

По первому вопросу приняли единогласно резолюцию, что каждый коммунист должен стать агитатором и распространять эту ноту и комментарии к ней по месту своего жительства среди соседей, в очередях, в транспорте. Активно раскрывать глаза обывателям, что немец уже не тот, что в первую мировую. Совсем не тот. А то у многих еще остались иллюзии, что немцы культурная нация. Как же? Нация Шиллера, Гёте, Канта и Маркса с Энгельсом.

По поводу гнойного отделения отчитывались врач Туровский и комендант госпиталя Шапиро. Шло постоянное длинное перечисление кроватей, комплектов постельного белья, одеял, подушек, клеёнок, как в наличии, так и в недостатке. Особенно перевязочного материала, которого потребуется в разы больше, чем при обычных клинических случаях.

— Я осмотрел все сам, — отчитывался комендант, — в Банно-прачечном отделении у нас хоть и стоит оборудование времен царя Гороха, но вполне ремонтопригодное и с возросшими объемами стирки оно справится. Надо только штат банно-прачечный расширить. Ну и над остальными комсомолками шефство взять. И теми, кто у нас уже есть и теми, кого заново призовут. Печки в крыльевых корпусах в порядке — заселяйся и топи, если есть чем. Центральный корпус у нас, как вам всем известно, на центральной котельной и водяном отоплении — также в порядке. Но хозяйственно отделение требуется расширить хотя бы на четыре бойца и одну полуторку, хотя этого явно мало, но хоть что-то. И дополнительно инструмент потребен: пилы, топоры и колуны… В Лужниках, в пойме за окружной ''железкой'', навалили с вагонов дрова кучами, но они все в виде узловатых корчеванных пней. Их рубить и колоть и пилить требуется на месте. Работка та еще — адова. Пень с корнями это не бревнышко ровное раскроить. И в отличие от отопления на баню и прачечную дрова требуются круглогодично. Соответственно на территории госпиталя нужен дровяной склад расширить. С колес как сейчас работать уже не получится.

Туровский докладывался вторым.

— Все эти вопросы плюс вопросы по медицинскому персоналу я перед интендантством сегодня поставил. К нам целый генерал приезжал, видно сильно им сверху хвоста накрутили. Я ему корпуса показал, где палаты пустые и сказал, что тут у нас будет ''генеральская'' палата. Вот как есть. И всех интендантов будем класть просто на пол. Внял. Обещал открыть линию снабжения. Вечером я еще встречаюсь с Лефортовским райвоенкомом подполковником Накашидзе по поводу комсомольского призыва к нам девчат и ребят шестнадцати-семнадцати летнего возраста. И мужчин за сорок. Этих на военную службу. Чем такая встреча закончится — отчитаюсь. Я остро понимаю необходимость создания такого отделения у нас, но и сроки руководство ставит не реальные. Придется, если товарищи коммунисты одобрят, подавать наверх встречный план поэтапного развития такого отделения у нас. Потому как понимаем, что людей надо лечить уже здесь и сейчас. И даже ''вчера''.

Богораз вклинился.

— Кстати, товарищи коммунисты, надо учитывать, что весной-летом из Горького вернется сюда из эвакуации основной состав госпиталя. Так что операционные и процедурные законсервированные я под палаты не отдам.

— Тогда придется в коридорах койки ставить, — заметила старшая перевязочная сестра.

— Коридоры у нас широкие, — улыбнулся Богораз. — А обморожения вещь сезонная. Есть и приятная для нас новость. Штаб формирования эвакуационных санпоездов, фронтовых госпиталей и медсанбатов освобождает наше здание и перебирается под крылышко НКПС[32]. Каганович[33] уже подписал соответствующее постановление по своему наркомату и с Главсанупром РККА все согласовано. Из сформированных уже эвакуационных санитарных поездов нам оставляют один полный экипаж до лета. До того времени когда схлынет вал обмороженных бойцов. Потом заберут.

Шумно выдохнул, пару раз втянул воздух носом и, вынув из кармана большой клетчатый платок, вытер испарину на лбу.

Все терпеливо ждали, когда он закончит эту процедуру.

— И последнее — в порядке усиления, придают нам в качестве заведующего гнойным отделением опытного доктора из железнодорожной больницы — Эстер Сергеевну Баумкрайц. У меня все.

— Ойц!… - воскликнул Коган. — Вот так прямо.

— А что вам не нравится, товарищ Коган? — подал строгий голос комиссар Смирнов.

— Да нет… — смутился политрук. — Против Эстер Сергеевны я ничего не имею… Но… Как ранбольные воспримут ее фамилию, которая в переводе с идиш означает ''деревянный крест''?

Народ заулыбался. Захихикал в кулачки.

— Деревянные кресты на могилах ставят своим солдатам немецкие оккупанты. Чем больше таких деревянных крестов будет, тем радостнее это станет нашим ранбольным. Главное, чтобы не пришлось нам ставить наши пирамидки со звездами. — Заявил Смирнов и сменил тему. — Идея со встречным поэтапным планом создания ожого-гнойного отделения мне кажется плодотворной. Есть мнение поручить коммунисту Богоразу: составить такой план на основе предложений, которые прозвучали на нашем партийном собрании от коммунистов и выйти с ним наверх. Возражения есть? Нет. Товарищ Богораз придется вам поработать сверхурочно, по-коммунистически.

— Я не против, — Богораз снова поднялся со стула. — Знаю, что мне все помогут, к кому я обращусь за конкретикой. Тем более, что такое планирование, к сожалению, главная работа главного врача.

— Переходим к следующему пункту повестки, — забубнил замполитрука. — Прием в члены партии из кандидатов. В наличии у нас пока только одна кандидатура — ранбольной Фрейдсон, которого приняли в кандидаты в члены ВКП(б) четвертого января 1940 года на Карельском фронте. Отводы по кандидатуре кандидата Фрейдсона есть? Нет. Товарищ Фрейдсон, как положено, расскажите свою биографию товарищам.

А вот это засада, подумал я, вставая, жалобно скрипя костылем по паркетному полу.

— Можете сидеть, Ариэль Львович, — милостиво разрешил комиссар Смирнов. — Товарищи, не будем же мы заставлять человека стоять на костылях? По-моему это будет не гуманно.

Зал одобрительно загудел.

Я с облегчением душевным сел на предложенный стул.

— Ну… Эта… — от волнения перекладывая костыли из руки в руку. — Не помню я ничего из того, что было до нового года. Но доктора-мозголомы из Сербского меня обнадежили, что это пройдет и память восстановится, — выдавил я из себя. — Может быть…

Мне почему-то стало за себя так стыдно, будто меня поймали публично за занятием онанизмом.

— Вот-вот… И я о том же… — вдруг ехидно заявил Ананидзе. — Он сам сомневается в том, что он Фрейдсон. А мне сам Бог велел сомневаться…

— Ананидзе, вам слова пока не давали, — строго одернул его Смирнов.

Особист моментально заткнулся. Значит, может быть адекватным, если это грозит наказанием? Выходит весь его эпатаж от простой распущенности и безнаказанности.

— Зато мы, его боевые товарищи, в этом не сомневается, — встал комиссар авиаполка, гневно брызнув взглядом на Ананидзе. — Товарищи, так как у товарища Фрейдсона затруднения медицинского порядка, что не удивительно, находясь в госпитале, то позвольте мне, как лицу давшему товарищу Фрейдсону рекомендацию в партию и как комиссару полка, в котором воевал Ариэль Львович, рассказать его биографию. Она вся нам в полку известна — коротка и пряма, как и положено у ''сталинского сокола''.

— Прошу, — разрешил ему председательствующий замполитрука. — Я вижу, что у коммунистов возражений нет.

Кузнецов перебрал ногами как породистый жеребец перед забегом, засунул большие пальцы рук за ремень, глухо прокашлялся и пошел шпарить наизусть.

— Ариэль Львович Фрейдсон родился 14 сентября 1917 года в селе Старый Обдорск Тюменской губернии в семье ссыльного революционера, видного деятеля партии анархистов-максималистов. Его отец — Лев Фрейдсон, пропагандист политотдела Восточного фронта, погиб в 1918 году при подавлении мятежа Муравьева в Симбирске. Мать снова замуж так и не вышла, полностью посвятив себя воспитанию сына.