Подмена (СИ) - Чередий Галина - Страница 10

— Мужчина… тот, кто касался сегодня твоей кожи, он настолько плох, чтобы оставить женщину до такой степени нуждающейся?

Слова… доходили до моего сознания очень медленно, потому что я слышала только сам голос.

Одна его низкая, чуть насмешливая вибрация была многократно больше, чем страстные ласки моих прежних любовников. Липла, катилась по телу так, словно я уже была совершенно обнаженной, и Он касался меня сразу и повсюду, выжимая из моего тела всю влагу, которую оно было способно отдать. Я распахнула глаза, как будто зрение было способно дать мне хоть какую-то мизерную опору в этом диком водовороте, утягивавшем меня вниз, на такой уровень глубины, где не останется уже ничего, кроме самой низменной, исконно плотской нужды. Но все, что я могла смутно разглядеть в темноте — это белое пятно собственного лица в большом зеркале с потеками косметики и распахнутым ртом, ловящим воздух, которого так сильно не хватало, и огромную ладонь на моем горле. А мужчина, стоящий позади — сама тьма, захватившая и окутавшая меня, отнявшая все мое пространство и волю. Я не могу Его разглядеть, как бы ни старалась, но никогда никого и ничего я не ощущала так отчетливо и неоспоримо — каждым нервным окончанием.

— Я не хотела этого… его, — я ни за что не узнала бы в этом задыхающемся скрипе собственный голос.

Новое ласкающе-ранящее скольжение теперь уже Его рта по моей шее, и я хриплю, почти балансируя на грани оргазма. Боже, неужели мне так мало нужно?

— Не хотела…

Мне плевать, что Он, кажется, звучит совершенно равнодушно, потому что Его голос уже награда для моего дрожащего тела.

Его рука соскальзывает с талии вниз и бесцеремонно задирает юбку. Без поглаживаний и прелюдий Его пальцы с грубой кожей проскальзывают под белье и проходятся по моим складкам. И я ничего не могу сделать с тем, что кричу, и мои бедра дергаются в попытке получить больше этих наглых прикосновений. Зажмуриваю глаза до ярких разноцветных искр и отчаянно гонюсь за нарастающим внутри шквалом. Но срывающее все мои тормоза давление исчезает, и я готова зарыдать от этой невыносимой потери. Как же все было близко и до какой же степени недостаточно! Приподнять веки — целый подвиг сейчас для меня. Я вижу смуглую руку прямо перед моим лицом, ту самую, что только что пообещала, а потом жестоко лишила меня столь необходимого оргазма, и снова слышу, как Он вдыхает глубоко и протяжно, раз, еще и еще, в конце издавая странный рокочущий звук. И я непонятно почему вторю ему, ловя собственный запах, и откуда-то знаю, что пахну просто как сплошное концентрированное желание.

— Но сейчас-то ты точно хочешь, — Он не спрашивает, утверждает. И все, что я могу — это просто слабо кивнуть.

Идут секунды тишины и неподвижности, разбавленные только моим оглушающим дыханием и грохотом крови в ушах, и каждая из них как ступень вверх по лестнице моего беспощадного возбуждения, готовая вот-вот закончиться обрывом, на краю которого мне ни за что не удержаться. И когда мне кажется, что эта пауза просто невыносима, и я безумно хочу, чтобы это закончилось уже все равно как, лишь бы наступил предел. Рука, лежащая на моем горле, смещается на подбородок, разворачивая лицо к Нему.

— Тебе очень повезло, что наши желания сегодня совпадают, — бормочет Он прямо у моих губ и целует.

Нет, просто поцелуем этот варварский захват моего рта назвать недостаточно. Он вламывается, как беспардонный захватчик, требует всю меня без остатка не как любовник, стремящийся дать обоим наслаждение, а как сильнейший, отбирающий все для себя, просто потому что хочет этого. Но в моем состоянии это абсолютно неважно. Я уже за гранью, где существуют сами понятия о гордости или унижении, собственном оскорбленном достоинстве, взаимности или даже чувстве самосохранения. Я — один сплошной инстинкт, и каждая моя клетка вопит о том, как безумно жаждет его полного обладания. Я перестаю отдавать отчет отдельным движениям, остаются лишь картинки — ослепляющие, бесстыдные, сжигающие заживо. Звуки — пошлые, влажные, ритмичные, тесно сплетенные с ощущениями дерзкого вторжения.

Он разрывает поцелуй и просто толкает вперед, разворачивая, вынуждая опереться на тумбу передо мной и практически уткнуться лицом в зеркало. Прохлада на моих обнаженных бедрах, резкий ожог от исчезнувшего в мгновение белья, давление на поясницу, бесцеремонное натяжение волос и первое жесткое проникновение. И все! Я кончаю сразу, мгновенно, как никогда в жизни. Скорее всего, я кричу, истошно и надрывно, потому что мои легкие горят от пустоты. Руки не держат меня и подламываются, и от удара лицом о зеркальную поверхность спасает лишь захват моих растрепавшихся прядей. Ноги тоже мне не подчиняются, и жесткое ребро тумбы вжимается в живот, когда Он мощно и безостановочно вколачивается в меня — бессильно распростертую под ним. Но Его, похоже, это не устраивает.

— Этого мало! — грохочет Его голос у моего уха, едва мои спазмы начинают идти на убыль.

Рывок назад, я снова стою прямо, вжатая в Его грудь намертво, пока Его бедра продолжают резкие, размашистые движения. Рука, державшая мою талию, перемещается к лобку, а вторая, отпустив волосы, властно сжимает грудь. Сильные, грубые пальцы трут мой клитор, то нажимая почти до боли, то едва постукивая по нервным окончаниям. И я, захлебнувшись хрипом, вцепляюсь в Его кисть, умоляя прекратить. Ни за что на свете я не смогу кончить так быстро снова, да еще после испытанного только что. Но ему плевать на мою уверенность, Его рука — как из живого подвижного камня, и все мои попытки оторвать ее от себя или хотя бы замедлить, абсолютно тщетны. Но эта борьба за остатки себя что-то делает со мной. И я в считанные секунды опять оказываюсь балансирующей почти на самой грани невыносимого наслаждения и сдаюсь.

— Ну, вот и все! — звучит неприкрытым торжеством шепот, кажется, прямо у меня в голове, а вслед за ним следуют несколько сокрушительных толчков, мгновенно превращающих мое «почти» в безнадежное падение в бездну чистейшего экстаза и Его долгий протяжный стон.

Этот звук наполнен таким первобытным, практически животным удовлетворением, что, пропуская его через себя, я ощущаю новую волну всепроникающего удовольствия, совершенно иную, чем до этого, но от этого нисколько не меньшую. Какое-то время я глуха и нахожусь нигде, не осознавая своего положения в пространстве. А потом в это блаженное, окутывающее меня со всех сторон ничто пробивается противный навязчивый звук. И спустя мгновенье я вздрагиваю, потому что одномоментно лишаюсь всего — тепла, Его присутствия в моем теле, запаха, звуков, даже этого мерзкого, все разрушившего писка. Краткая вспышка тусклого света, порыв холодного воздуха на моей еще разгоряченной и влажной коже, щелчок замка… и я остаюсь одна. Ноги окончательно предают меня и, пошатнувшись, сползаю по стене, пытаясь хоть как-то уместить в голове то, что случилось сейчас. Нет, не само случилось. Я это спровоцировала и позволила случиться. И вот сижу теперь на полу собственной прихожей с голой задницей, трясущаяся, истощенная до предела, удовлетворенная, как никогда в жизни, откровенно использованная и отброшенная, как вещь. Безумный итог чокнутого дня.

У меня уходит какое-то время, чтобы вернуть себе способность мыслить сколько-то адекватно и владеть своим телом. Я осознаю, что сижу во влажной одежде, пол далеко не теплый, а внутренняя сторона бедер липкая и скользкая. А еще отсюда только что вышел мужчина, который мог не просто поиметь меня, как ему вздумается, но и оказаться натуральным психом и разделать, как тупую овцу, коей я, судя по поведению, и являюсь. Поэтому первое, что делаю — быстро поднимаюсь и запираю дверь. Ну да, очень своевременное действие! Как будто он вернется или не сделал уже все, что хотел! Так что запертый замок — это скорее некое ритуальное действо, подчеркивающее для меня, что на сегодня сумасшествие окончено. Но то, как Он ломанулся, услышав писк сигналки своего брелока, все же задевает что-то внутри, вызывая легкую грусть. Ну, а с другой стороны, чего я ждала? Продолжения банкета в виде чаепития с чинной застольной беседой? Не представляю его мирно попивающего горячую жидкость, хотя, наверное, вообще совершающего какие-то обыденные вещи, нормальные для большинства людей. Даже не знаю почему. Зачем-то бреду на кухню и, включив свет, заглядываю в ящики. И начинаю истерично смеяться. У меня даже чая нет, вообще! Я его не пью, а с уходом Олега держать его стало не для кого. Качаю головой и плетусь в ванную. Нашла главную проблему, чая нет! А то, что только что занималась незащищенным сексом с незнакомцем, это, типа, ерунда незначительная! Благо беременность мне не грозит, потому как по ощущениям в ближайшие часы начнутся те самые дни, но вот болезней никто не отменял! На мужчину, не следящего за своим здоровьем, Он точно не был похож, но, однако же, не потрудился у меня осведомиться — нужна ли защита. Ладно, об этом я подумаю завтра. Набираю ванну и погружаюсь туда, зашипев от легкого жжения в интересном месте. Лежу так, позволяя времени и отзвукам ощущений проходить сквозь тело и растворяться в теплой воде, согревающей и расслабляющей мышцы и разум. Никаких угрызений совести или паники не наступает. Я вообще отказываюсь ощущать себя виноватой или даже пострадавшей. Да, контакт вышел, так сказать, через одно место, но я его хотела, по-настоящему сильно, неделями изводила себя фантазиями и мучилась вопросами, так что никакого раскаяния или сожалений. Я получила именно то, что хотела — знание, каким Он будет, как пахнет, как чувствуется, когда ближе некуда, даже внутри. Буду ли я сожалеть позже об этих знаниях? Возможно, но сейчас это не представляется важным. Я была слишком эмоционально перегружена и физически истощена, чтобы вообще задаваться такими вопросами и заглядывать наперед. Хотя легкое беспокойство при мысли столкнуться с Ним лицом к лицу снова я испытываю. С другой стороны, глупость, конечно. Он меня мог и в лицо то не запомнить! Подобрал на улице в сумерках растрепанное, зареванное, мокрое чудовище с расплывшимся макияжем. Всю дорогу в полутьме, быстрый секс вообще в полной темноте… Очень похоже, что я единственная, для кого это было событием с возможными последствиями. Он то, едва кончив, вылетел и умчался по своим тем самым «более важным и интересным делам». А может, позволив себе небольшое пикантное приключение, поехал домой, к жене и детям, в свою обычную жизнь, чтобы никогда даже не вспоминать обо мне. Так, стоп! Вот это уже сильно смахивает на жалость к себе или желание раскопать грязь там, где ее, возможно, нет и в помине, а этого мне совсем не надо! Пришел, случился, ушел. Ну и черт с Ним! Да, это не то, к чему я привыкла, и несоразмерное меньше того, о чем мечталось в идеале, но и не повод чувствовать себя униженной и жалкой! Если и был факт использования, то, безусловно, обоюдный, уж мое тело с этим точно согласно. А для беспокойства и дискомфорта у меня достаточно поводов, никак с Ним не связанных. Например, тот факт, что на работе теперь жизнь малиной не будет. А еще моя трусость и слабость в ситуации с этим уродом — охранником. По-хорошему, мне сейчас следует сидеть в отделении и писать на него заявление, а не в ванной откисать… Я резко села, вспоминая Его слова! «Тот мужчина, что к тебе сегодня прикасался…» Но как, черт возьми, узнал? Я выбралась из ванны и, подобрав с пола свою влажную одежду, стала нюхать ее, даже не понимая в первый момент, как глупо должно быть выгляжу. Все, что смогла уловить — собственный запах и сырость. Противным парфюмом ублюдка, лапавшего меня, не фонило, что меня порадовало, но и собственного терпкого и странно-экзотичного запаха моего случайного стремительного любовника не осталось, как будто Он мне только привиделся. И это немного огорчало.