Синичка в небе (СИ) - Гейл Александра - Страница 28

Бар, куда привел меня Ванька, был темным, но стойка красиво подсвечивалась огоньками, так и приманивая взгляд. И все то время, что Ванька заказывал напитки, я смотрела, как свет очерчивает его широкие плечи. Было красиво и чуточку грустно. Я на мгновение позволила себе представить, что мы пришли сюда как пара, а не как коллеги, только что выполнившие трудное задание. Интересно, куда он повел Олесю Александровну? Думается мне, не в бар. Меньше, чем дорогой ресторан, она бы не оценила. Хотя, может и не оценила, с учетом того, как быстро они с Ванькой разбежались.

Он вернулся к нашему столику быстро и, не став заморачиваться долгими обдумываниями тоста, повторил то, что уже было звучало сегодня:

— За то, что у нас все отлично, — и поднял свою стопку в воздух.

— Нормально, — поправила я, запомнившая разговор от и до.

— Хорошо, — решил он оставить последнее слово за собой.

Усмехнувшись и не став спорить, я выпила мартини залпом и только потом поняла, что, вероятно, не следовало бы. Но Ванька прикончил свой ром так же, а еще перевернул стопку вверх дном, как в фильмах иногда можно увидеть, и это придало мне чуточку уверенности. То есть мы пришли не выпить, а напиться. Что ж, это открывало некоторые весьма забавные перспективы.

— Ну, — начал он, пригвождая меня взглядом к месту, а в глазах его плясал дьявольский огонек, который в те времена сводил меня с ума. — Значит, Лона выходит замуж и Лона переехала к жениху.

— Она тебе о нем рассказывала? — После совместных поисков папки я чувствовала себя куда более мирно настроенной по отношению к Ивану и даже готова была на некоторую откровенность. В конце концов, самый страшный мой секрет он уже узнал.

— Немножко. И, как я понял, тебе ее избранник не нравится.

— Нечему там нравится, — фыркнула я. — Он, вроде бы, симпатичный, думаю, он нравится Лоне внешне, но он такой надменный и эгоистичный, он унижает других людей и считает, что имеет на это право, потому что он…

Взглянув на Ваньку, я как-то примолкла, потому что чуть было не сказала «красавчик», а ведь сидящий передо мной парень обладал куда более броской внешностью, которой пользовался, не стесняясь. Так стоило ли обсуждать при нем похожий случай? Тем более, что я успела выяснить: Иван Гордеев и сам далеко не ангел.

— Потому что он красавчик, — закончил Иван и хмыкнул. — Ты любишь вешать ярлыки и общаться с людьми сообразно им.

— Я не вешаю ярлыки, — возмутилась.

Но, конечно, вешала.

— Ты выгнала меня из своего дома, потому что думала, что и я на вас ярлык повешу.

— А тебе, конечно, все равно, как мы живем.

— Мне все равно.

— Если бы тебе было все равно, ты бы не начал этот разговор, — парировала я ловко, ткнув ему в грудь пальцем и, видимо, немало этим позабавив.

После этого Ванька присвистнул, усмехнулся и откинулся на спинку стула, все еще сверкая глазами. Сдается мне, беседа доставляла ему удовольствие.

— Да, мне не все равно. Мне не все равно, что ты к этому так относишься. Тебе кажется это клеймом, не так ли. Друзья ничего не знают, с сестрой поругалась, потому что она привела меня к вам домой. Тебе не кажется это… ненормальным.

— Здорово выкрутился, — сощурилась я как кошка.

Отсмеявшись, Ванька направился в бар за добавкой выпивки, коснувшись моего плеча, что окончательно дезориентировало. Я снова уставилась ему в спину, но внезапно он обернулся и подмигнул мне. Как знал, что буду смотреть. Я смутилась, но лишь махнула ему рукой, обозначая приветливое равнодушие. Он вернулся с подносом, на котором стояли два мартини и две стопочки рома.

— Предлагаешь продолжить в том же ключе? — указала я на свой бокал.

— Полагаю, что если мы расширим ассортимент, то разговаривать мне будет не с кем.

— Я крепче, чем ты думаешь, — отмахнулась.

— Не сомневаюсь, — кивнул он и, подмигнув, продолжил: — Но не по части выпивки.

Мы встретились глазами, и будто невидимая, гипнотическая ниточка протянулась, как вдруг Ванька моргнул, разрывая ее, улыбнулся и уселся на стул. А я попыталась унять участившееся сердцебиение. Это было очень странное чувство, куда более волнующее, чем глупая безответная влюбленность, давно уже погасшая. В его поведении мне почудилось большее. Возможно, знак.

— Знаешь, это… диссонанс, — продолжила я прошлую тему. — Я, может, и маленькая, но в этом общежитии, с теми возможностями, в которых я родилась, мне тесно. Однажды я вырвусь на волю из клетки.

— И ты думаешь, что на этом клетки закончатся? — мрачно усмехнулся Иван.

— Определенно нет, но ведь ничто не мешает выбрать ту, которая по душе лично мне, — пожала я плечами.

— И какая она?

Вопрос меня удивил настолько, что я вгляделась в лицо Ваньки. Но он был серьезен, ничуть не издевался. Даже казался… заинтересованным? Смотрел на меня блестящими глазами, но уже без улыбки, касался пальцами стекла стопки, но не собирался пить, судя по всему. Как говорится, превратился в слух.

И тут я задумалась.

— Ну, я бы определенно много и успешно работала. Само собой, иначе жить скучно. Жила бы в многоквартирном доме, дралась с соседями за парковочные места, любила бы приглашать в гости, особенно сестру. Только без ее этого Романа. Квартиру бы обставлять роскошно не стала, но у меня было бы много шкафов, чтобы ничего нигде не валялось и, возможно, теплый пол. Я бы предпочла иметь окна на юг, чтобы было много света и тепла. Да, возможно, я была бы замужем, но уж точно не за квартирой, как мама, а за мужчиной, который бы меня ценил. Такой, какая есть. Он бы никогда даже не заикнулся о том, чтобы я сделала пластику груди. — В этом месте Ванька рассмеялся. — По утрам мы бы готовили друг другу какую-нибудь глупую, натуральную еду и обменивались контейнерами, а потом расходились на работу. Он был бы каким-нибудь занудным начальником и получил вдвое больше меня, а я бы говорила, что это лишь потому, что я ему помогаю… — Глядя на странное выражение лица собеседника, я спохватилась: — Вань, ты что, правда слушаешь этот бред? Я же на ходу сочиняю.

После этого я рассмеялась, а парень лишь улыбнулся и ответил:

— Зато у тебя получается здорово и складно. На мою мечту совсем не похоже.

— А ты бы хотел исколесить все горы, покорить Эверест и попасть в книгу рекордов Гиннеса?

— Возможно, — скупо ответил он.

— Я тебя… я тебя чем-то расстроила?

— Разве что тем, что, в отличие от меня, четко представляешь, чего хочешь.

Он выглядел по-настоящему грустным, и отчего-то совсем по-новому на меня смотрел. Я не понимала этого, ведь, казалось, совершенно ничего не изменилось. Я все еще была той же самой задиристой Сафри, продолбившей десять этажей вверх из курьерской службы прямо в приемную Николая Давыдовича.

— Срочно допивай свой ром, — потребовала у парня. — Я принесу еще сама.

И он покорно одну за одной опрокинул обе рюмки, а потом перевернул их совсем как первую.

Когда стопок стало восемь, а я перешла на ром, последние остатки печали испарились бесследно. Ванька отчего-то разоткровенничался и рассказал мне о своем детстве. О том, что сдержанный отец в отсутствие матери пытался с малолетства привить ребенку «правильные» взгляды на жизнь, от чего, видимо, и пошло отторжение. От него требовались постоянные успехи в учебе, спорте, общении. Но, несмотря на то, что Ивану все это давалось без особенных проблем, он не желал приобщаться к семейному страховому бизнесу. Хотелось большего, хотелось самостоятельности. Он ненавидел политиков вроде Новийского, застегнутых на все пуговицы и переживающих о желтой прессе, совещания по процентным ставкам и сухость — неизменную спутницу этого мира. Думаю, это произросло из отношений с отцом — далеко не самым сердечным человеком, но копаться в причинах — дело неблагодарное. Иван Гордеев не желал «править» в «ГорЭншуранс», а его отец всячески пытался нацепить на наследника сбрую.

— Тебе бы летчиком стать, — подшучивала я, когда мы выходили в холодный ночной воздух. — Любишь высоту, адреналин и красивых девушек. Точно летчиком.