Синичка в небе (СИ) - Гейл Александра - Страница 23

Махнув на прощание, Катерина прошла мимо, а я посмотрела ей вслед и вдруг заметила Ваньку. Он стоял возле вертушек и болтал с охранником. В пальто и кашне — явно собирался уходить. От радости инстинкт самосохранения окончательно отказал, и я побежала к нему, чтобы предложить присоединиться к нашей компании. Отказ стал полной неожиданностью:

— Я не могу сегодня, — виновато улыбнулся он. — Прости.

— Но это же день моего утверждения в роли помощника твоего отца! — удивилась я.

Казалось, более обоснованной причины не существовало, не было ничего важнее. Во всяком случае, для меня и друзей, которые весь этот месяц всячески поддерживали мои попытки. Ванька, он ведь тоже помог! Если бы не он, я бы ни за что не сумела выяснить, где и с кем водит шашни Юлия Новийская. К сожалению, его «важнее» уже стояло за моей спиной, кривя в усмешке бледные губы.

Олеся Александровна из юридического отдела — дама с толстой папкой, тонкой талией и ужасающими темно-фиолетовыми ногтями, которые просто обязаны были избороздить спину Ивана Гордеева той же ночью. Он позвал ее на свидание в день, когда решалась моя судьба как помощника его отца. Ванька даже не подумал потратить свое время на нас — маленьких людей, с которыми обедал уже две недели кряду. Тут был бессилен даже элитный коньяк: у сына начальника имелось нечто покруче алкоголя. А то, что с этой стервой было круто — не нуждалось в подтверждениях.

Наверное, это жалко, но я смотрела им вслед. Как Ваня открывал правовичке дверь при входе, а затем вел к заранее подогнанной ко входу машины — не желал, чтобы дама мокла под дождем на парковке. Так по-джентльменски, что просто… фу! А эта стерва, забираясь в салон, будто случайно сверкнула длинными, почти голыми ногами в разрезе пальто.

Вот так я осталась в компании друзей, самых близких и верных, но настроение оказалось испорчено невосстановимо. Все стены лжи, которые я возводила, убеждая себя, что Ванька мне безразличен, пали. А затем еще раз, когда Ритка, обняв меня, во всеуслышание объявила:

— Не переживай, Саф, через пару недель снова станет общественным.

И вдруг стало так зверски обидно! Вот зачем было говорить об этом при всех?

— Пойду возьму в кулере стаканчики, — сказала я вместо ответа.

Мне было ужасно стыдно, что я не сумела скрыть от друзей свою глупую влюбленность, но еще худшим оказалось осознание, что все о ней знали, и уже давно. Никто не удивился словам Риты, даже Егор, знакомый с психологией так же хорошо, как моя мама с операционной системой Андроид. То есть обсуждали, вслух и не раз. Противно.

— Десяти хватит, — остановила меня Лона, и только тогда я поняла, что на автолпилоте надергала слишком много стаканов. — Уль. — После этих слов я обернулась к ней, ожидая услышать очередное утешение, и что все наши друзья — полные придурки, но вместо этого сестра расплылась в широкой улыбке и раскинула руки: — Уль, я тебя поздравляю.

С присущей ей легкостью и весельем, Лона напомнила мне о том, насколько прекрасный сегодня день. Несмотря ни на что — чуть ли не лучший в жизни. И за это я крепко-крепко сжала ее в объятиях. Мы даже смешно потоптались на месте, хоть с разницей в росте это было и неудобно.

— Ну а теперь мы идем пить коньяк Гордеева, — потрясла я стаканами.

— Саф, это Хеннеси! — подсказала Иришка. — После сегодняшнего дня ты обязана всем рассказывать, что пила настоящий, дорогущий, чтоб его, Хеннеси. Веха!

— Я не поняла: виновнице торжества кто-нибудь нальет? — возмутилась я, не в силах найти веселый и искрений ответ.

— Егор, — скомандовали девчонки.

Но, как выяснилось, Ритка открывает коньяк лучше. Почему мы его решили открыть прямо в фойе, объяснить было невозможно, но, когда дошло до тоста, выяснилось, что косые взгляды снующего мимо начальственного состава к веселью не располагают, и мы вышли из здания, разместились под козырьком, чуть сбоку от входа. И всем сразу стало не до нас: погода стояла просто ужасная, с неба лились потоки снега с дождем, а пеший ход до парковки никто не отменял. Тут, пожалуй, не станешь сетовать на не в меру веселую молодую, чуть пьяненькую компанию.

С козырька вода шла чуть ли не потоком, а за ним творился настоящий ад, но мы пили дорогой коньяк из пластиковых стаканов и чувствовали себя восхитительно живыми. Да, я была одинока, казалось, что сердце разбито… Но все это казалось таким игрушечным в сравнении с ощущением, будто долгое время стоял перед вратами, за которыми таилась магия, и вдруг они раскрылись, позволяя присоединиться к миру, полному ярких красок и возможностей. Так оно, кстати, и было. В отличии от не взаимной, эфемерной влюбленности, почва под ногами стала тверже всерьез, и откуда-то взялся воздух.

Да и друзья здорово помогали. В конце концов, любим мы гормонами, а вот дружим — головой. Найти человека, который примет тебя со всеми твоими тараканами, будучи в твердой памяти и незамутненном эндорфинами рассудке, куда приятнее. Нельзя задружить только от одиночества, но можно оказаться в одной постели, как Иришка и Егор. Нельзя задружить из-за общего задания по работе, как мы с Иваном. Настоящая дружба — пить коньяк, пока в твой капюшон льется вода и хохотать над нелепостями друг друга, и чтобы ничего из этого не было в тягость. Помнить, что твой человек где-то есть, всегда, а не только когда удобно. Сама не ведая, в тот вечер я была одним из самых богатых людей на планете: со мной были люди, безусловно мной дорожившие. В тот вечер я в это верила.

Следующий месяц для меня прошел как в тумане. Когда Гордеев сказал, что после прохождения испытательного периода станет сложнее, я подумала, что это ерунда, но, оказалось, начальник не умеет преувеличивать. Испытательный срок был цветочками, а вот потом все стало серьезно. Мне, как в сверхсекретной организации, повысили уровень допуска, и теперь я знакомилось с партнерами Гордеева, углубленно изучала рабочий процесс и устройство суда изнутри, у меня даже было право принимать вместо Гордеева некоторые документы, лишь бы главный не отвлекался. А потом я приходила домой и падала. Не интересовали ни разговоры, ни домашние дела: я падала и засыпала.

Основные события месяца, которые некогда казались ужасно важными, на этот раз пролетали мимо моих трудовых будней кометами: Ванька расстался со своей Олесей Александровной даже раньше, чем предсказывала Рита — спустя неделю; Иришка с Егором тоже разбежались, причем очень некрасиво: некоторое время они даже не разговаривали; Новийский залег на дно, занятый разработкой тактики развода; Лона с Романом активно обсуждали дату свадьбы, но никак не могли прийти к единому мнению на этот счет. Посмотрели мы с Риткой на это и порадовались, что у нас с ней было по одной новости: она разбила мобильный, и теперь ходила с неубиваемой нокией, место которой было как минимум в мавзолее, а у меня сломался обогреватель, и так как отопление до сих пор не включили, мой нос превратился в огромный красный шнобель с неиссякаемым потоком соплей.

— Шла бы ты домой. Жутко выглядишь.

Катерина прицельно бросила в меня новенькой упаковкой бумажных носовых платков, и я подумала, что люблю эту женщину. У меня закончились чистые платки, потому что прошлые не высохли из-за отсутствия отопления и сломанного обогревателя. Нет, я понимала, что можно и не париться — завтра опять стирать придется, но противно же. Да и не раз бывало, что из-за попыток высушить белье вся комната отсыревала, и дышать становилось тяжело, как астматику.

Кстати о «домой». Не хотелось разочаровывать Катерину, но у меня было больше шансов вылечиться за рабочим столом, нежели дома. И не так давно я схитрила: когда Лона осталась ночевать у своего Романа, я решила расположиться на диванчике в приемной. Впервые за долгое время проспала всю ночь, не просыпаясь. А вчера я в очередной раз звонила в ЖКХ и ругалась, но мне ответили, что не могут включить отопление, потому что у кого-то из соседей все еще течет труба, запчасти они не покупают, а ходить по десять раз в один и тот же дом сантехник не намерен. Ну что тут было сказать? Я попросила у мамы на новый год новый обогреватель, а в ответ получила тираду о том, что я девушка, и она уже купила мне красивый свитер. Я, в свою очередь, выразила надежду, что он еще и теплый, потому что собираюсь в нем спать. И обе непонятые и разочарованные друг другом мы повесили трубки.