Педофил: Исповедь чудовища (СИ) - Крыжановский Пётр - Страница 5

Последние несколько слов особенно сильно отозвались эхом в сердце Говарда. Они черным змеем обвили его сердце, и он, скинув гнетущее оковы, наконец принял решение. Все-таки вначале отвертка и глаза, а потом уже нежность.

— Эмми не слушалась, и ее наказали, — продолжал поучать детей незнакомец. — Уверен, с вами завтра будет все совсем по-другому, и с тобой тоже, не так ли?

Маленькая, запутавшаяся в происходящем девочка понимала, что вопрос адресован ей, но она не торопилась отвечать.

Эндрю толкнул ее локтем, понимая, что гостеприимного хозяина лучше не злить.

Эмми ожила. Смотря в пол, она кивнула головой.

— Прекрасно. Рад, что мы поговорили и все образумилось. И за то, что вы такие понятливые и смышленые, дядя Говард принесет вам немного сладостей и сока.

Джейсону даже не надо было ничего больше говорить. Он услышал, как сухие деревянные ступеньки отозвались скрипом, так как Говард спешил выполнить поручение, боясь расстроить и без того эмоционально измотанного соседа по дому.

— И захвати матрасы. Не спать же им на холодном бетоне, — крикнул вслед он.

Невероятно, как же много подарков и все в один день! Вкусные сэндвичи, сладкое и сок, и, если быть послушным, никто бить не будет, а главное — спать теперь можно не так ужасно, как в предыдущую ночь, и ошейник уже почти не ощущается, и тошнота от хлороформа не такая уж невыносимая.

Когда твоя жизнь — бесконечная мука, боль, голод и страх, счастьем становятся самые простые вещи, которые раньше ты не замечал.

В ловушку послушания попадали многие дети из тех, кто оказывался в доме Джейсона. Именно поэтому на видео они всегда были такими спокойными, ибо верили, что страшный сон вот-вот закончится и их отвезут домой к родителям. Самые умные подыгрывают и делают вид, что им хорошо. Такие видео приносят больше всего денег, не считая спецзаказов, SNUFF. Одна копия, один заказчик, один дубль, очень много денег, очень много удовольствия, очень много крови и криков. Хорошо, что в этот раз таких заказов сразу два.

— Вот, держите, — подойдя, улыбался Говард.

Кинув на пол несколько скрученных матрасов, он развернул один из них, внутри которого лежали маленькие коробки с соком и шоколадные батончики.

Джейсон понимал, что все необходимое сделано и завтра задуманное пройдет гладко, послезавтра чуть хуже, но приятней, после-послезавтра совсем трудно, но невероятно хорошо, вслед за этим будет день Говарда, потом распродажа и вслед за ней вожделенная свобода.

Джейсон встал и с облегчением вздохнул, он обернулся и направился обратно к лестнице, поднимаясь по ней, он спокойно сказал:

— Лили.

Говард выпрямился и посмотрел на крепкую металлическую дверь, расположенную за стеллажами под лестницей…

***

Сидя у себя в спальне, Джейсон, надев наушники, копаясь в Интернете, проверял почту, отвечал на сообщения в Фейсбуке. Там он пользовался большой популярностью у эффектных симпатичных девушек. Чувствуя внимание, он отвечал им взаимностью, обильно раздаривая лайки и комментируя откровенные фото сетевых подруг.

Самая важная комната в доме благодаря окнам, выходящим на западную сторону, после обеда становилась очень светлой и уютной. Однако каждый день, несмотря на обилие света, практически в одно и то же время спальня Джейсона становилась на сотую долю процента еще более светлой.

В комнату вошла Лили, на мгновение она остановилась, посмотрев на Джейсона. Заметив, что он слушает музыку и копается в Интернете, она молча прошла к стоящему в углу темно-коричневому шкафу и открыла его. Он принадлежал ей, несмотря на то, что находился в спальне хозяина дома. Сама же девочка жила в подвале — в маленькой комнатке с мягкими стенами за звуконепроницаемой металлической дверью.

Взглянув на себя в круглое зеркальце, Лили на мгновение закрыла глаза. Нервно вздохнув, она заперла шкаф и, сев на кровать, стала смотреть в спину своему кошмарному сну, который не прекращается полтора года. Тогда ей было всего одиннадцать, и она никак не могла представить себе, что когда-нибудь станет получать такое удовольствие от одной только мысли, что вонзает по самую рукоятку острый кухонный нож в спину человеку. Вот в такое мгновение, как это. Просто теплым тихим сентябрьским днем, просто нож в спину или, быть может, по горлу, сжав зубы, слушая бульканье и видя, как он дергается, пытаясь понять, что с ним происходит. Наверное, она могла прямо сейчас встать, пойти на кухню, взять поварской нож или, быть может, где-то в доме найти ножницы и воплотить мечту в реальность. Могла бы, но не сделает. Не потому, что не хочет, а потому что нет сил. Ведь ее тело от кончиков ногтей ног и до макушки постоянно болит: болят суставы, ноют новые синяки, не проходят старые, болят порезы и шрамы, которыми усыпана ее спина, а главное — болит душа, которую пропустили через мясорубку и, разделив на маленькие кусочки, отобрали возможность верить и надеяться. Джейсон сказал, что он убил ее маму, и Лили верила ему, ведь она не раз видела, как он с легкостью и больной улыбкой делает это. Очень скоро она опять будет брить свою голову, именно тогда она, принимая душ, вскроет себе вены, и этот кошмар закончится. Она молила Бога, которого никогда не знала и не видела, чтобы ее сил хватило хотя бы на это.

Вытащив наушник из уха, Джейсон, не оборачиваясь, спросил:

— Ты поела?

— Да.

— Секунду, сейчас доотвечаю, и я твой, — написав пару строк и кликнув кнопкой мыши, не вставая с кресла, он повернулся.

Лили улыбнулась.

На краю кровати, одетая в короткую клетчатую рубашку с сине-зеленым рисунком и старые черные джинсы, сидела невероятной красоты невысокая лысая девочка, которой было без малого тринадцать лет. Увы, она не выглядела на свой возраст, что-то было не то с лицом и со взглядом — то ли микроморщины, то ли еще что-то, но выглядела она лет на шестнадцать-семнадцать, не меньше.

Лили всего за полтора года превратилась во взрослую девушку, точнее человека, которого обтесала реальность. Дети войны, беспризорники, те, кто постоянно болеет и мучается от сильных болей, рано взрослеют, их лица теряют неуловимую магию, в которой скрыта вера в сказку, и отпечаток любви, подаренной родителями. Вместо этого отпечатка худенькое лицо Лили украшала тяжесть, огромные карие глаза с бесконечными синяками под ними, впалые щеки и бледная из-за отсутствия солнечного света кожа. Лишь по черным бровям можно было догадаться, что она брюнетка. Но главное сокровище, несмотря на не до конца сформировавшиеся детские формы и красивое личико, которые так сильно ценил Джейсон, было спрятано внутри Лили — ее интеллект и душа. Она была невероятно умной и находчивой. Чтобы ей меньше доставалось, она иногда подыгрывала и просто смотрела с животным телевизор, готовила ему еду, рассказывала интересные истории из прошлого, смеялась. Порой была нежной и ласковой, порой игривой девчонкой с длинными белыми волосами, подростком-заучкой с каре, лысым больным братом, сестрой, которую насиловал Джейсон, —всеми, кого он хотел в ней видеть. Доходило до жуткого, когда животное могло получить удовлетворение, не прикасаясь ни к себе, ни к ней. Он просто часами жестоко хлестал плетью Лили, из ее глаз катились слезы. Странно, но она улыбалась, так нежно и искренне, прося еще. В подобные моменты, видя израненное хрупкое существо, получающее наслаждение от боли, Джейсон впадал в состояние, походившее на бред, голова кружилась, по телу пробегала судорога, и, выгнувшись будто полумесяц, он падал обессиленный на кровать. Так Лили могла избежать более серьезных увечий или изнасилования. У маленькой взрослой девочки был новый мир, и она о нем знала все, а прежде всего — как в нем выжить. Существовал только один вопрос — зачем.

— Кем ты хочешь сегодня стать? — поинтересовался Джейсон.

«Птичкой, блядь! Крошечной ёбаной птичкой! Чтоб вылететь нахуй из этого дома через решетку и никогда не возвращаться. Или огромным псом, чтобы отгрызть тебе яйца, а потом загрызть тебя, раздирая еще живого на куски».