Оторва: Страсть без запретов - Снежин Эдуард - Страница 15

Блондинка прижималась ко мне, мы болтали всякую чушь, Лариса ревниво смотрела на нас. Создавалась полная иллюзия, что продолжается тот первый день.

Я думал, что сейчас закончится музыка, я сяду за стол, рядом с Ларисой, она пододвинет мне записку, и там будет написано: «Я не шутила».

— Где записка? — спросил я у нее в шутку, когда сел.

— Вот.

Она на самом деле написала что-то на клочке бумаги. Я развернул его и прочитал: «Я тебя люблю. Я не шучу».

Не сговариваясь, мы устроили игру в дежавю. С того дня прошло только два месяца, а казалось, пролетела вечность.

— Нельзя дважды войти в одну и ту же реку, — изрек я известную мудрость.

— Лариса, вам с Вадиком надо пожениться, — зажглась Марина.

— Но я не получила еще такого предложения от него, — сказала девушка.

— А ты хочешь этого? — спросил я, как-то напряженно.

— Предложения?

— Считай, да.

— Я принимаю его.

Она протянула мне через стол руку, я взял ее в свою. Мы смотрели, не мигая, друг на друга, глаза Ларисы излучали теплую нежность, а мне казалось, что вот оно, вот оно — Откровение, вот она, моя мадонна… Время остановилось.

Марина радостно вскочила, сорвала со стенки копию картины Леонардо да Винчи и приказала:

— Встаньте на колени!

Мы, глупо и счастливо улыбаясь, не разомкнув рук, опустились перед ней.

— Благословляю вас, дети мои, — приложила блондинка картину к нашим лбам.

Обряд был шутовской, но я заметил слезы в глазах Ларисы.

Когда Марина ушла, мы легли, и наше соитие на этот раз было нежным и даже робким, мы боялись, что какое-нибудь неловкое движение или громкое слово разрушит состояние полного слияния душ.

Я проснулся посреди ночи.

Милая девушка спала рядом на спине, я долго смотрел на ее красивое спокойное лицо.

«Значит, решили, — думал я. — Отныне мы муж и жена».

Осторожно, чтобы не разбудить свою мадонну, я обнял ее горячее тело и прижался к нему.

Минут пять я лежал в состоянии полной прострации и блаженства. Моя душа обнимала и любила сейчас весь мир, всю Вселенную.

Я почувствовал, что вселенский разум соединился с моим, что я растворился в мириадах частиц единого поля смысла.

Тут я судорожно вздрогнул. Из этого поля вдруг повеяло жутким холодом, моя рука, обнимавшая любимое тело, вмиг похолодела, а волосы встали дыбом.

В мозгу отчетливо отпечаталась весть из будущего:

«Вам не быть вместе».

Приговор был ясным и окончательным. Он пришел из ноосферы, содержащей всю информацию о жизни прошлой, настоящей и будущей.

Нельзя передать словами ужас, который сковал меня, я не мог пошевелиться и, парализованный, незаметно забылся сном.

Никогда не говорил я Ларисе или кому-либо другому о роковом послании, обсуждать откровение с небес было выше моих сил.

Позвонила Людмила:

— Куда пропал? В гости в лабораторию не приходишь, а напрашивался.

— Слушай, мы снова с Ларисой.

— Да ну! Поздравляю, честно!

— Заходи сама.

— Ой, зайду! А можно не одна?

— С кем?

— С Герой.

— Стали большими друзьями?

— Замуж выхожу.

— Вот видишь, говорил: еще не вечер.

— А если сразу сейчас? У нас с Герой сегодня удачный эксперимент, придем с коньяком, обмоем.

— Конечно, какой вопрос!

Пара прискакала радостно возбужденная, и мы сели пить коньяк.

Гера уставился на Ларису взглядом, полным вожделения, хотя раньше я знал его как чокнутого, сдвинутого на работе и не обращавшего внимания на женщин.

Я шепотом поддразнил Людмилу:

— Ненадежный дружок у тебя!

Она расхохоталась и сказала, чтоб слышали все:

— Гера никуда от меня не денется! Я у него первая настоящая любовь!

Герман зарделся и смущенно улыбнулся. Собственно, у Людмилы было достаточно достоинств, чтобы удержать мужчину, я даже взгрустнул малость о потерянной женщине.

— Так с чем вас поздравить?

— Гера изобрел новый детектор волн, пусть сам расскажет.

— Ты знаешь, Вадим, чем мы занимаемся?

— Знаю, со слов Людмилы. Я только удивляюсь, как это с помощью кирлиана увидеть душу? Он же фиксирует излучение только первых двух полевых оболочек: физической и эмоциональной, а душа начинается с третьей, ментальной оболочки и дальше.

— А я знаю, что у ауры семь слоев, как семь цветов радуги, — вступила в разговор Лариса. — У нас в колледже учат психологию по-современному.

— Ой, какая ты умная! — откровенно восхитилась Людмила, она прямо ела девушку глазами.

— Все верно, — продолжил Герман, я мучился целый год, пока не сделал этот фазоаурометр, и сегодня, впервые, мы увидели такое, что дух захватывает! Вот, принес фотографию.

Все уткнулись в большую цветную распечатку.

Там были изображены две символические фигуры: мужская и женская, вокруг которых сияла разноцветная аура. Но гораздо объемнее, чем привык я видеть на обычных снимках. И ауры двух тел на внешних уровнях были замкнуты в один общий эллипсоид.

— Слева я, справа Гера, — поясняла Людмила. — Вокруг каждого из тел красная аура физического поля, а вокруг обеих фигур замкнутое голубое кольцо пятой и шестой духовных оболочек. Это наша любовь.

— Здорово! — приблизил я снимок к глазам. — А где последний, седьмой слой?

— Чего захотел! Последний слой связи с вселенским полем смысла не увидеть, наверное, никогда. И так то, что здесь есть, раньше не видел никто!

Людмила осторожно взяла из моих рук листок и положила на стол.

— Насмотреться не могу!

— Никто не знает природу волн седьмого слоя, — развел Герман руками. — Они невидимы, по крайней мере, на нынешнем уровне науки.

— А что это за чертики? — спросила Лариса, вглядевшись в снимок. — Вот здесь, поверх голубого поля?

— А это и есть чертики из виртуального мира, которых кругом пруд пруди, но они не могут проникнуть сквозь замкнутую оболочку, — пояснила биологиня.

— Ой, как интересно! Я тоже хочу, чтоб нас засняли с Вадиком.

— Приходите завтра с утра. Суббота, в институте никого не будет, комната 316, я скажу вахтерше, чтоб пропустила, — пригласил Герман.

«Как хорошо им вместе, соединенным не только постелью, но общим увлекательным делом», — крутнулось в моей голове, когда пара распрощалась с нами.

— Подумаешь, Склодовские-Кюри! — хмыкнула Лариса, как всегда, прочитав мои мысли.

— Ты феномен! — с испугом глянул я на нее. — С тобой опасно подумать о чем-нибудь.

— Ты не понял еще, что все дело в моих проникающих хамелеонах? — ответила она и заиграла глазищами, меняя их цвет.

Честное слово, стало жутковато!

Потом я опять оказался во власти неотразимого тела.

— Вас ждут, — сказала вахтер на проходной, позвонив по телефону.

Мы поднялись на третий этаж, Людмила ждала в коридоре, завидев нас, махнула рукой.

Лаборатория расположилась в небольшой комнате, в которую еле втиснулся лежак хитрого фазоаурометра, как назвал его Герман. В изголовье, обнимая лежак, возвышалась соединенная проводами с компьютером рамка, круглым отверстием напоминая томограф.

— Кто первый? — спросил Герман.

— Я! — ответила бесстрашная Лариса и возлегла на зыбкое закачавшееся основание.

Стройная фигура в короткой юбке и здесь, во время научного эксперимента, вызывала только одно желание: трахнуть ее немедленно!

Лежак медленно поехал сквозь сканирующую рамку.

— Теперь ты, Вадим, — сказал Гера, взглянув на экран, на котором светилась непонятная группа символов.

«Карета» приехала назад, и покатился я.

— Минут пять будет обрабатывать, — сказал Герман.

Людмила уставилась на экран, на котором последовательно проступали контуры результата съемки.

Вдруг экран погас, а я заметил, как побледнело лицо Людмилы.

— Что случилось? — кинулся к компьютеру Герман.

— Все нормально с компьютером, наверное, сгорел монитор.