Ночь Охотника - Сальваторе Роберт Энтони - Страница 4

Но, несмотря на это, я оставался все тем же, и поэтому, столкнувшись с реальностью этого темного пути, когда пришло время решать, принять или не принять его, я не смог идти дальше.

Не могу сказать, что не скучаю по Далии, Энтрери и остальным. Да, конечно, сердце повелевает мне отправиться на их поиски. Но я отнюдь не уверен, что сумел бы так спокойно говорить об этом расставании, если бы самые дорогие друзья не вернулись ко мне! Как могу я сожалеть о прощании с Далией, если это прощание привело меня прямо в объятия Кэтти-бри?

И вот я стою здесь, снова рядом с Компаньонами из Халла, я воссоединился с самыми верными и дорогими друзьями, которые у меня были в жизни; я не мог даже надеяться встретить таких друзей. Изменились ли они? Может быть, их путешествие через царство самой смерти даровало им новые жизненные принципы, которые принесут мне горькое разочарование, когда я снова ближе узнаю их?

Вот чего я боюсь, но я стараюсь гнать страхи прочь. Потому что я уверен: в основном люди не меняются. Теплые объятия Кэтти-бри придают мне живительной уверенности в собственной правоте. Хитрая ухмылка Реджиса (даже с новыми усами и козлиной бородкой) – та же, что прежде. И голос Бренора той ночью, под звездами, на вершине Пирамиды Кельвина, и его реакция при виде Вульфгара… да, это был Бренор, все тот же Бренор, с крепким черепом, упрямый, как осел!

Но при всем этом должен признать: в первые дни, проведенные вместе, я заметил, как изменилась походка Вульфгара. В ней появилась какая-то легкость, которой я не замечал прежде; и странно – несмотря на то, что, по рассказам, он с большой неохотой покинул Ируладун и снова вернулся в мир смертных, улыбка никогда не сходит с его губ.

Но это совершенно точно Вульфгар, гордый сын Беорнегара. На него снизошло просветление, хотя какого рода, я не могу сказать. Он стал светлым, легким. Как будто камень упал с его души. Я вижу, как он радуется, вижу, что происходящее развлекает его, словно он видит перед собой увлекательное приключение, которого совсем не ожидал и которое досталось ему сверх положенного, и я согласен: так и нужно относиться к жизни!

Они вернулись. Мы снова вместе. Компаньоны из Халла. Мы уже не те, что сто лет назад, но наши сердца не изменились, наши цели общие, и наша вера друг в друга ничуть не ослабела, она по-прежнему безгранична.

И я очень рад этому!

И еще: по какой-то причине (я сам удивляюсь этому) я нисколько не сожалею о последних нескольких годах путешествия по миру, который смущал, пугал меня и в то же время был так величествен. Общение с Далией и особенно с Энтрери многому научило меня. Я словно увидел мир глазами этих циников, но это не отбросило меня в дни юности в Мензоберранзане; я не погрузился во тьму. Скорее, я более четко осознал последствия, которые будет иметь мой выбор, и отбросил цинизм, еще не зная, что ждет меня на вершине Подъема Бренора. Я не настолько сосредоточен на собственной персоне, чтобы считать, будто окружающий мир создан исключительно для меня! Предполагаю, иногда все мы впадаем в подобное заблуждение, но на сей раз я позволю себе лишь одну самоуверенную мысль: я принимаю воссоединение Компаньонов из Халла как награду. Можно давать самые различные имена богам и богиням, судьбе, называть совпадениями то, что движет миром и его обитателями, – это не имеет значения. В этом конкретном случае я предпочитаю верить в особую справедливость.

На самом деле это нелепо и эгоистично, я знаю. Но мне приятно думать так.

Дзирт До’Урден

Глава 1

Умудренная опытом Мать Бэнр

Верховная Мать Квентл Бэнр направлялась на вечернюю молитву, и тот день казался ей таким же, как и все прочие дни. Ее великолепные черные одежды, украшенные кружевной отделкой в виде паутины, развевались вокруг ее стана, когда она с царственным видом шествовала по центральному проходу, минуя младших жриц, застывших у многочисленных боковых алтарей часовни Дома Бэнр. Самый легкий ветерок заставлял «паутину» на ее одежде парить в воздухе; кружево окутывало Квентл полупрозрачной дымкой и придавало ей потусторонний, неземной вид.

Единственная из оставшихся в живых сестер Квентл, Сос’Умпту, первая жрица Дома и хранительница часовни, в этот вечер пришла для молитвы раньше, и сейчас стояла на коленях перед алтарем, уткнувшись лицом в каменный пол. Квентл, приблизившись, смогла лучше рассмотреть сестру: Сос’Умпту вытянула руки перед собой, словно вымаливая прощение. Верховные жрицы обычно не опускались на пол во время ежедневных молитв. Жрица положения Сос’Умпту редко принимала такую униженную позу.

Квентл подошла достаточно близко и услышала, как сестра нараспев произносит молитву; и действительно, она просила прощения за что-то, и просила в полном отчаянии. Верховная Мать послушала еще немного, в надежде уловить хотя бы намек на причину такого огорчения, но не услышала ничего особенного.

– Дорогая сестра, – заговорила она, когда Сос’Умпту наконец-то прервала свои лихорадочные молитвы.

Верховная жрица подняла голову и обернулась.

– Умоляй о прощении, – настойчиво прошептала Сос’Умпту. – Немедленно!

Первым порывом Квентл было ударить сестру за ее непочтительный тон и за то, что та осмелилась приказывать ей. Она даже положила пальцы на рукоять плети со змеиными головами; пять разумных змей извивались, продолжая свой бесконечный танец. Однако, взявшись за плеть, удивилась: даже К’Софра, самая кровожадная из змей, предупредила ее, что этого делать не следует, а К’Софра обычно советовала только одно – нанести удар!

«Прислушайся к ней», – промурлыкала Хсив, змея-советница.

«Сос’Умпту предана богине», – поддакнула Ингот.

Обдумав совет змей, Квент сообразила, что только очень важная причина могла заставить сестру так неуважительно говорить с ней. В конце концов, Сос’Умпту очень походила на Триль, их покойную старшую сестру; та была замкнутой и все свои действия просчитывала наперед.

Верховная Мать расправила свои одежды, отбросила складки за спину и, преклонив колени рядом с верховной жрицей, опустив голову и вытянув перед собой руки, приняла позу полной покорности.

И она тотчас же услышала этот крик – точнее, пронзительный вопль, разрозненный хор демонических голосов, и голос самой Госпожи Ллос, полный гнева и злобы.

Очевидно, что-то случилось, и это что-то было очень серьезное.

Квентл попыталась угадать причины ярости богини. Мензоберранзан находился в неопределенном положении, как и большинство городов и стран Торила – мир еще не оправился после эпидемии Магической чумы, закончившейся около пяти лет назад. Но Квентл считала, что город дроу благополучно пережил это время. Дом Ксорларрин, Третий Дом Мензоберранзана, в союзе с Домом Бэнр основал могучую крепость в бывшем руднике дворфов, прежде известном как Гаунтлгрим, а теперь называвшемся К’Ксорларрин. Огромная древняя Кузня, которая функционировала за счет пламени самого Предвечного, снова ожила, и в Мензоберранзан уже поступало прекрасное оружие, наделенное необыкновенными чарами. Положение нового города казалось настолько надежным, что сама Верховная Мать Зирит Ксорларрин начала готовиться к отъезду и попросила у Правящего Совета Мензоберранзана одобрить название «К’Ксорларрин» для поселения и отдать его в качестве постоянного местожительства ее могущественному Дому.

Разумеется, заменить Третий Дом в Совете Восьми будет непросто. Это всегда было непросто, потому что Дома, занимавшие в иерархии положение непосредственно ниже Восьмого, сразу начинали искать возможности возвыситься; но Квентл была уверена, что держит этот вопрос под контролем.

Банда Бреган Д’эрт тоже процветала, и усилиями наемников-дроу Мензоберранзан участвовал в оживленной торговле с жителями поверхности. Члены тайной организации под руководством Киммуриэля и Джарлакса заняли доминирующее положение в приморском городе Лускан; но сделано это было тайно, чтобы не вызвать любопытства или гнева лордов соседних королевств, особенно властителей могущественного города Глубоководье.