Дауншифтер (СИ) - Денисов Вадим Владимирович - Страница 21

Больше никого не видел и не слышал. Никакого спама.

Важное для повествования событие произошло на следующий день. День запланированной рыбалки.

Рыба неплохо ловится и у зимовья.

Настёгивая воду со скалы прямо возле дома, можно достаточно быстро натаскать килограммовых окуней, а с песчаного пляжа, на котором стоит лодка, без всяких проблем достаются из воды щучки под три килограмма — здешний стандарт. Обретя почётное звание местного жителя, я частично перенял и соответствующий менталитет, устои и отношение к биоресурсам — в Каменных Крестах щука рыбой не считается, её даже мой кот не ест. Щука здешняя, кстати, гастрономически — достойнейшая рыба, по утверждению изредка появляющихся туристов, которые отмечают, что наша щука совсем не то же самое, что шнурки из стоячей воды средней полосы.

Но мне был нужен ленок, которого здесь называют майгой, он тоже калиброванный, в килограмм, и вкусные таймени. Лицензии я приобрёл, не желая лишний раз портить карму браконьерством, надо реализовать. Можно и хариуса потаскать на ручьях-притоках, он тоже крупненький для таких малых рек. Рыбы я собирался наловить побольше, чтобы не мелочиться, а загрузить коптильню настоящей работой.

На этом участке Таймура — река широкая, но неглубокая. Берега часто с травой, встречаются косы. Течение довольно слабое, но иногда встречается что-то типа шиверы, где становится совсем мелко, и река заметно ускоряется.

Столкнув лодку в воду и помахав рукой Фёдору, я с минуту повозился, устраиваясь на корме, и пошёл на разворот, ставя поднятый нос против течения. Двигатель, который после обкатки в бочке надо было немного поберечь, тихо работал на средних оборотах, уверено толкая илимку вперёд. Эта этническая лодка за счёт своих обводов и общей формы корпуса вообще легко движется по воде, сопротивление маленькое. А ещё она очень устойчива на курсе, идёт, практически не рыская. Мимо проплывали безлюдные берега, и вскоре все мысли куда-то ушли. Остались только эмоции, зеленеющая тайга, голубеющее небо, да прохладная речка. И первобытная тишина.

Это был, пожалуй, за всю неделю лучший по погоде день.

Жара, синее небо и почти полное отсутствие ветра. Лучший именно для поездки по реке, но не для тех, кто остался на берегу. Солнце подогрело злую мошку, которая обильно роилась в траве по берегам. Через пару километров пути я совсем близко увидел смешного медвежонка, собирающегося переправиться на другой берег. И не заметил бы, веди он себя тихо, однако зверь испугался звука двигателя и как бешеный рванул через кусты обратно.

Ещё через три километра пути фарватер усложнился, заставив сбросить скорость до малого хода. Тут я и услышал за спиной звук чужого подвесного мотора. Обернувшись, увидел, что меня на приличной скорости догоняет лёгкая и вёрткая мотолодка «Обь» яркого кораллового цвета. Она здесь такая одна, так что сразу стало понятно, кто там за рулём. Прижав илимку к отмели, я заглушил мотор. «Обь» тоже ткнулась носом в жёлтый песок, и на берег легко выскочил невысокий поджарый человек в охотничьей камуфляжной паре, амуниции не из самых дешёвых.

— Какая встреча! Писатель в поисках новых впечатлений? — широко улыбаясь, спросил Ильяс Сарсембаев после крепкого дружеского рукопожатия. — Как ты тут, что у нас в угодьях нового, что я пропустил?

Илью я не видел с начала лета. У этого спортивного вида мужчины было круглое восточное лицо, смуглое, с обманчиво мягкими, правильными чертами и внимательными глазами, умеющими впериться в тебя бойким и, что называется, бедовым взглядом. Где он так загорел, интересно?

— Коптильню решил запустить, — я сразу объяснил всё. — Не ради мелочи же.

— Ха! Лосю понятно! Значит, к омутам пошёл, за тайменем?

— За ним… Новостей вроде никаких нет, сижу себе бирюком над текстами, никого не трогаю, ничего не замечаю. А ты где так долго пропадал? Загорел, как негр. Ещё и в обновке, как гость столичный.

Сарсембаев — очень интересный человек и весьма необычный типаж, таких людей надо в книжках прописывать. Я знаю, что он служил где-то в погранвойсках, имеет за спиной две боевые ходки на Кавказ и ещё какие-то серьёзные приключения, то есть ровно то, что сам Ильяс и поведал без моих дальнейших расспросов, здесь это не принято. Захочет, сам всё расскажет.

— Семью на курорт возил, на море. Месяц жарились!

— Крым?

— Не, Сочи! «Жаркие, летние, твои!», помнишь? У меня там сослуживец хорошую гостиницу в Адлере держит, — охотно пояснил он, заглядывая в мою лодку. — Номер люкс, бассейн с подогревом, чача со льдом, шампань, горелое мясо на углях, все дела… Вижу, «ямаху» взял. А что не «Меркурий»?

Ильяс любит поговорить, а я всегда с удовольствием с ним общаюсь. Хороший мужик, без гнилья в душе, во всяком случае, так мне кажется.

— Ага, взял. Ну что, круто погулял, молодец! По-нашему, по-буржуйски.

— Да какой там! Друг помог. Но оттянулся как удав, на всю длину… С соболем хорошо вышло, да и сушёные грибы удачно пристроил. На обратном пути завернули в Москву к корешам. Там прикупил себе ещё один ствол, амуницией немного обогатился, мелочёвкой всякой… — Ильяс помял двумя пальцами ткань-нешуршайку дорогой рубашки с большими нагрудными карманами, отчего качественно прорисованные веточки и листья смешно зашевелились.

Немного хвастаясь, он принялся в красках рассказывать о крутом отпуске, а я без всяких возражений сидел на корточках, облокотившись правой рукой на борт, с удовольствием слушал и представлял ярко себе эти жаркие и пряные картины беззаботного времяпрепровождения, умело выстраиваемые приятелем из кирпичиков-образов.

— А потом как отрезало! Всё надоело, вообще всё. По тайге соскучился страшно, по всему вот этому, — заключил он, с восторгом обводя глазами окрестности. — Семью оставил в Енисейске, а сам сюда, пора к зиме готовиться, да и гриб поспел.

Как я понял, у него, компанейского такого, везде имеются кореша-сослуживцы, и все они — тоже специальные, скажем так, люди. Интересно было бы, конечно, узнать, какой чёрт его дёрнул стать таёжным промысловиком, но этого я делать не собираюсь. Меня ведь тоже кто-то дёрнул.

— Что за ствол?

— «Беретту» полуавтоматическую прикупил, двенадцатого калибра, — показал он рукой в сторону «обушки», на корме которой громоздились какие-то коробки и тюки. — Осенью на гусиной охоте хорошо поработает… Так что у тебя, как там котяра, чем поживает мой безжалостный конкурент и вечный ворчун Новиков?

В охотничьем зимовье Сарсембаева, где я гостил пару раз, на постоянной основе трудится необычный комендант — маленький симпатичный горностай, который всё крышует, он там вроде как вместо кошки. На моих глазах эта наглая тварь украла огроменного копчёного тайменя и потащила в сени. Еле отбили у наглеца. У Ильяса тоже пока нет собаки, любимую лайку по весне насмерть порвал вставший из берлоги медведь. Переживал промысловик страшно… Знаю, я видел эти эмоции, когда он приезжал ко мне поделиться этой бедой. А Новиков ему никакой не конкурент. Мужики потому и живут по-приятельски, что промысловые угодья добытчиков-профессионалов мудро развела по берегам тихая река, зимовье Сарсембаева стоит на южном.

— Что ему сделается, гаду. Кот жрёт и бездельничает, стал ещё больше. Новикова после происшествия на Людоеде не видел. Он же на день раньше уехал из посёлка… Сегодня загляну, пожалуй, проведаю.

— Наслышан, наслышан, дикая вышла история, — немного помрачнел промысловик. — Рассказали во всех красках, и Гинзберг тоже. Насколько я знаю, подвижки есть, но дело ещё в работе.

— А вообще как? Ну, с этими живорезами? Шалят?

Он ещё больше посерьёзнел, спрятав улыбку окончательно.

— Троих хлопнули, один где-то скрывается. Только, знаешь… Тут, брат, уже не о живорезах речь идёт…

Пока мы беседовали, погода начала заметно портиться.