Волк в капкане (СИ) - Lehmann Sandrine - Страница 20

— Неправда. Я знаю, как тебя зовут.

Она с несчастным и одновременно вызывающим видом выжидательно смотрела на него. Он не спеша поднял руку к ее лицу, прикоснулся к щеке, провел большим пальцем по ее нижней губе… она прикрыла глаза, наслаждаясь ласковым прикосновением… и тогда он очень тихо, полушепотом, будто пробуя на вкус, лаская ее имя так же, как ее саму, проговорил:

— Рене…

Он произнес ее имя совершенно правильно, с тенью «й» в конце, как человек, знакомый с французским языком и именами, в отличие от большинства цюрихских швейцарцев, которые произносили ее имя более плоско. И повторил еще раз, совсем тихо, чуть слышно: Рене…

Она смотрела на него сквозь слезы. В ней что-то отозвалось на его голос, называющий ее имя… Что-то пробудилось, проснулось к жизни, признало в нем своего господина. Она любила его… а он знал ее имя. И почему-то это заставило ее поверить в то, что все будет хорошо.

Отто обвел ее подбородок верхней фалангой указательного пальца, чуть улыбнулся, опустил голову, прикоснулся губами к ее губам — сначала совсем легко, почти воздушно, но с возрастающей силой и страстью. Он целовал ее требовательно, глубоко, агрессивно, подчеркивая свое стопроцентно главенствующее положение, целовал, пока у нее не закружилась голова. И, отпустив ее, он сказал:

— Я хочу тебя.

Она робко кивнула в ответ. Рене понятия не имела, как реагировать на простой, откровенный язык желания. Не умела говорить на нем. Он опрокинул ее на спину и снова начал целовать, покоряя ее тело, заставляя забыть обо всем, кроме этих ощущений, которые сводили ее с ума… Насладившись ее грудями, он скользнул вниз, на ее живот. Провел языком по дуге нижних ребер, поцеловал пупок, слегка прикусил выступающую бедренную косточку… она не представляла, что может почувствовать что-то подобное… Он не делал ничего особенного, но его ласки заставляли ее стонать и умолять о большем. Она не поняла, что произошло, когда ее охватило пламя острого наслаждения — его палец был внутри, лаская, вращаясь, раскачивая ее… Всего несколько секунд, и с ней снова случилось это… удар тока, вспышка… Она тонула в своем наслаждении и вернулась на эту планету только когда он уже снова собирался заняться с ней любовью.

Кровать стояла вплотную к вполне удобной стене, и Отто велел:

— Встань на колени лицом к стене.

— Зачем?

Он фыркнул:

— Девчонка, ты задаешь слишком много вопросов. Наклонись. Руки на стену. Отлично!

Пристроившись сзади, он обхватил ее бедра своими большими, сильными ладонями, изготовился войти в нее, но притормозил и ехидно спросил:

— Может, опять тебя надуем? У-упс!!! — Это она саданула локтем его в живот. Он хохотнул и оказался в ней. Глубоко, о Боже, так глубоко… Она застонала, понимая, что он еще не полностью погрузился в нее, но она больше не выдержит… Медленно… снова пытка медлительностью… Но это было еще не все — он заставил ее развести бедра как можно шире, так широко, как только она могла. — Ага, малыш… Рене. Вот ты вся тут. — Очередной самоуверенный смешок показал, как Отто наслаждается ее полной открытостью и беззащитностью. Эта поза позволяла ему ласкать в процессе ее груди и живот и добраться до некоторых других чувствительных местечек, и он не замедлил этим воспользоваться. Его руки… умелые, безжалостные, бесстыжие, они просто играли на ее теле, как на гитаре, и она подчинялась ему, реагируя в точности так, как он добивался. Когда ей показалось, что она сейчас просто умрет, она простонала:

— Нет… не могу больше…

— Можешь, — бархатный шепот в ее ухо, поцелуй в шею… сладко, медленно, нежно его губы скользили от уголка ее губ через мочку уха к плечу, к ключице…

— Отто… я не… пожалуйста…

— Знаю, — тихо засмеялся он. — Знаю, детка. Рене. Просто подожди…

Он прикусил ее сзади за шею под волосами, как кот, удерживающий кошку за загривок… Легкое вращение бедрами, из стороны в сторону, и она заплакала:

— Отто!.. Я больше не выдержу… — Ведь это было не все, она это уже знала… а он все медлил, лаская, терзая ее, на грани возможного, на грани боли, на грани фола…

— Выдержишь.

Она закричала, когда он оказался полностью внутри. Несколько мощных, сильных ударов, его руки были везде, лаская ее наиболее чувствительные точки… Отто положил подбородок на ее плечо, обхватил одной рукой ее грудь, второй… она просто не могла это выносить, это было слишком сильно, слишком сладко… Он ласкал ее в той точке, где их тела соединялись, и она не могла дышать от наслаждения… Очередной взрыв сотряс ее тело, и Отто с довольной усмешкой спросил:

— Ну что — все ОК? Можно продолжать? — как какой-нибудь президент правления банка на собрании акционеров.

— Да, — выдохнула она. — Продолжай, пока твой доклад очень интересный.

Катастрофа. Он расхохотался так, что тут же вылетел из нее, как пробка.

— Отто, Боже мой, прости меня! — тут же запричитала Рене, которая пришла в ужас от случившегося — она с чего-то решила, что это больно и заслуживает немедленного сурового наказания. Он сквозь смех отмахнулся:

— Не надо так официально! Когда мы одни, ты можешь называть меня просто «Всевышний».

Она фыркнула и показала ему язык:

— Отто, ты просто невозможен!

— Я вполне возможен и даже местами вероятен. А сейчас хватит трепаться, я тебя еще раз сделаю.

Он снова велел ей опереться о стену и продолжил. Он думал, что опять заставит ее кончить одну, а потом уже догонит, но из этого ничего не вышло. Она стала такая горячая, так сильно пульсировала и так сладко стонала, что он позволил себе кончить одновременно с ней. Обняв ее, прижавшись щекой к ее щеке, он молча, закрыв глаза от наслаждения, излился в нее.

Она прижалась к нему и пристроила свою голову между его шеей и плечом, повозилась, устраиваясь поудобнее. Какое-то время, к его вящему восторгу, она молчала, а потом, когда и он уже был готов к общению, блаженно вздохнула:

— Я бы так могла всю жизнь пролежать с тобой.

— Ну конечно! — мигом отреагировал Отто. — По-твоему, я солнечной энергией питаюсь?

Рене надо отдать должное — соображала она быстро.

— Точно, мы же даже не завтракали.

Отто вспомнил о часах, которые все еще оставались на его запястье (единственная вещь на двоих в данный момент). Времени было уже час дня, и он несказанно удивился — вчера он ужинал в 6 часов, и с тех пор его мысли были заняты не жратвой, а исключительно этой самой девушкой, которая лежит, прижавшись к нему.

— Черт, я не ел уже почти целые сутки.

Она немедленно отреагировала:

— Большое дело! Я тоже. Ой… Это надо одеваться и тащиться вниз?

— Может быть, у них можно и в номер заказать. — Отто, не меняя позы, дотянулся свободной рукой до телефона на тумбочке у кровати и, следуя многолетнему опыту, набрал ноль. Тут же ответил мужской голос:

— Ресепшен, здравствуйте. Что мы можем для Вас сделать?

— Добрый день. Можно заказать обед в номер?

— Конечно. Что Вы предпочитаете?

— А что есть?

Пока человек на том конце провода любезно цитировал меню, а Отто его слушал с весьма сосредоточенным видом, Рене наконец начала рассматривать комнату, где она стала настоящей женщиной. Приходилось признать, что места лучше этого и не придумаешь. Большая и очень уютная комната, декорированная в бледно-зеленых и голубых тонах, уравновешиваемых теплым сиянием деревянных стеновых панелей. Потолок тоже деревянный, а над кроватью — наклонный, в соответствии с наклоном крыши. Огромное окно закрыто голубой органзой и бледно-зелеными портьерами из жесткого шелка, и зелено-голубым ламбрекеном. Из-за штор в комнате был полумрак, и не скажешь, что еще день. Рене подумала, что вид из окон должен быть потрясающий, надо бы встать и посмотреть. Но ей ужасно не хотелось вылезать из постели, из объятий Отто, который в одной руке держал телефонную трубку, а другой гладил ее грудь.

Отто слушал человека на том конце провода, не перебивая, потом спросил Рене:

— Что ты будешь?