На изломе алого (СИ) - Логвин Янина - Страница 15

- Что он тянет, как кота за яйца? - отозвался за спиной Чвырев, и девчонка недовольно цыкнула:

- Заткнись! Тебе так никогда не спеть.

- А ты что, чайка, влюбилась? В этого придурка?

- Сам ты придурок! Отвали, Чвырев! Надоел…

В конце своего выступления Савин улыбнулся, и губы Сашки тоже дрогнули в ответной улыбке, увидев на смуглых щеках знакомые ямочки. Девчонки стояли нарядные, Игнат был хорошо одетым, симпатичным пареньком, уже давно не пухляшом, и после игры на гитаре с него не сводили восхищенных глаз.

У Сашки в груди вдруг защемило и разлилось чувство гордости за Пуха. Она всегда знала, что он самый лучший, а теперь это смогли увидеть и другие.

Начались танцы и в зале притушили свет. Сашка танцевать не собиралась, она вообще думала уйти и просто стояла в толпе девчонок, слушая их веселый лепет, пока ее не нашел Игнат. Два года слишком большой срок, чтобы по-настоящему соскучиться по человеку и хоть на короткое время забыть о слове «нельзя». В этот вечер они решились о нем забыть.

Сашка и сама не поняла, как вслед за взглядами встретились руки. И снова не было смущения. Только желание и удивление, что они рядом. Необычно близко, лицом к лицу. Но танец закончился, а руки, встретившись, так и не расцепились.

 Они, не сговариваясь, вышли из зала и оказались на заднем дворе школы. Уже успели сгуститься первые сумерки, звуки музыки и близость приятно кружили голову. Двое подростков потянулись друг к другу и вслед за руками неожиданно встретились губы – юные и несмелые. Сначала соприкоснулись осторожно, словно пробуя вкус поцелуя, запоминая обоюдное дыхание, чувства радости и трепет в сердцах, и только распробовав, ощутив, что хочется большего, решились на это большее, теснее прижавшись телами.

Что говорить не знали. Кажется, звук ее имени «Алька» объяснял все. А еще руки на тонкой талии почти обжигали, и хотелось пробовать губы друг друга снова и снова. У Игната опьянело сознание, и ушла из-под ног земля. Полные, нежные губы Сашки оказались сладкими, волосы шелковыми, а ладони на его плечах горячими.

- Спой мне, Пух, пожалуйста, - вдруг попросила она.

И он спел. Тихо, на ухо, прижав девчонку к себе.

- Тебе обязательно нужно петь. Я думаю голос – это самое волшебное, что в тебе есть, - призналась Сашка. – Ты должен делиться этим волшебством с другими, понимаешь?

Вместо ответа он снова поцеловал ее. Не мог не целовать. Она сама была музыкой для него.

- Ты скоро снова уедешь, да? – спросил.

- Да. Завтра.

- Ненавижу лето. Ненавижу, когда не вижу тебя! Я буду ждать…

- Я тоже.

- Алька, почему? Кому мы делаем плохо? – он осмелел и обнял ее, прижал к себе сильнее, так как хотелось, пряча лицо в мягких волосах. – Если бы я мог, то никуда бы тебя не отпустил!

Сашка понимала, но отвечать не стала. Не хотелось сейчас ни о чем думать. Особенно о том, что ей, возможно, совсем не место возле него.

Игнат неохотно отстранился.

- Подожди, я сейчас заберу гитару, и мы уйдем. Хорошо? Не хочу быть здесь.

- Хорошо.

- Я быстро!

Когда Игнат не появился через пять минут, словно что-то почувствовав, Сашка сорвалась с места и влетела в школу. Они избили его в коридоре – Чвырев с двумя друзьями. Разбили лицо и месили ногами его и гитару, вымещая на герое вечера собственную никчемность и малодушную зависть. Как умея, мстя за то, что все внимание досталось ему.

Не зря Шевцов натаскивал дочь. Она умела говорить на языке мести и заговорила. Ярость может быть тихой и стремительной, без крика и истерики, и тем не менее накрывать с головой. Вот и Сашка била как чувствовала и как умела. Не предупреждая и выбирая уязвимые точки - в лицо, в пах, жестоко, не жалея рук и ног, не чувствуя боли. Стирая небольшими, но меткими кулаками с самоуверенных лиц победные улыбки. Конечно, все бы они наверняка с ней справились, но вмешалась неожиданность, изумление и лицо девчонки – бледное, с твердо сжатыми губами. А еще кровь, потоком хлынувшая из сломанного носа Чвырева, а потом и из уха одного из друзей. Еще один парнишка со стоном корчился под окном, прижимая руки к паху.

«Помни, Санька, сначала бей, и только потом говори. А то опоздаешь».

Опоздала, но говорить не позволила. Крикнула, пнув Артура ногой в бок. Только сейчас разрешая чувству прорваться наружу:

- Пошли вон! Все! Чертов Чмырь! Ненавижу!

Когда убрались, прислонилась к стене и сползла вниз. Руки дрожали так, что пришлось их, сбитые в кровь, прижать к груди и откинуть затылок на прохладную панель. Ярость тоже имеет свою отдачу и чаще всего это больно.

- Алька, - Игнат пошевелился, - ты сошла с ума.

Точно, она сумасшедшая. Теперь и он это знает. Но глядя на него, о себе не думала, было просто досадно оттого, что волшебный вечер для них, едва начавшись, уже закончился – в конце коридора уже слышался топот ног и учительский окрик. И все же сказала, не могла не сказать.

- Пух, тебе надо стать сильнее. Я не смогу вечно защищать тебя, понимаешь? Когда-нибудь моих сил окажется недостаточно, а я не хочу, чтобы такие гады однажды сломали тебя так же легко, как твою гитару.

Перед директором школы и Тамарой Михайловной этим вечером стояла сложная задача: как можно тише и быстрее уладить произошедший в стенах их учебного заведения вопиющий конфликт, в котором оказалось слишком много пострадавших сторон. Разобраться было сложно, потому что одним не верили, а другие молчали.

- И все-таки, Вадим Витальевич, я склона верить Саше Шевцовой, - классный руководитель пробовала защитить свою ученицу. – Я знаю эту девочку, она совершенно неагрессивна. Я не помню ни одного подобного случая с участием Александры.

- А вот я в этом не уверена! – вмешалась Ирина Савина. – Одноклассники Игната мне все рассказали. Сначала эта Саша увела моего сына из зала, а потом его вдруг нашли избитым на полу. Какое странное совпадение! Если даже избивала не она, то могла подговорить этих дружков-отморозков! Вы не можете оставить без внимания ее участие в этом избиении!

- Хочу вам заметить, что одному из участников драки девочка сломала нос, - хмуро заметил директор. – Двое других мальчиков тоже пострадали. Не думаю, что так поступают с друзьями. Хотя и оправдать поведение Шевцовой не могу. Что ты нам на это скажешь, Саша?

- Ничего.

- Тебя заставили привести Игната в коридор? Да?

- Нет. Я уже все рассказала.

- Хорошо. Куда вы с ним ходили?

Сашка не ответила, лишь упрямо взглянула директору в глаза, и мужчина нехотя продолжил:

- То есть, тебя не заставляли и лично никто не трогал, но ты вдруг решила всех избить? И трое мальчишек тебя не остановили? Картина рассказа не сходится, Саша, и я чувствую, что кто-то из вас врет.

- А я чувствую, товарищ директор, - вмешался Шевцов, - что если вы сейчас не оставите мою дочь в покое, пострадавших в этой гребанной школе будет больше. Шерлоки Холмсы нахер! Устроили тут допрос! Да кто вам право дал судить мою Саньку? Да если бы с ней что-нибудь случилось, я бы тебя самого кастрировал!

- Вот видите, какое хамство и жестокость! Чего можно ожидать от ребенка при таком-то отце?!

- Чего ты хочешь, дамочка?

- Я требую, чтобы вы и ваша ужасная девочка оставила нашего сына в покое! И мы еще разберемся в том, кто спровоцировал сегодняшний конфликт!

- Ужасная?А что с моей Санькой не так? Она кривая? Косая? Глупая? Чего ты сюда пришла жалеться? Чего распушила хвост? Рылом не вышли? Так никто им перед тобой не торгует!

- Господи, ужас какой! Да как вам не стыдно! Еще и пьяный… Хам! Вадим Витальевич, нет, я не хотела, но теперь намерена требовать!

- Чего вы хотите? – устало спросил директор.

- Мы требуем, чтобы этого ребенка исключили из школы…

В тот май Сашка впервые обрезала свои длинные волосы – коротко, некрасиво и рвано. И пусть впереди ждало лето – плевать. Если ее видят плохой, значит, она такой станет.