Исключение из правил (СИ) - "Villano" - Страница 1

====== Часть 1 ======

США, штат Монтана, окрестности Йеллоустонского национального парка

Я подозревал, что со мной что-то не так, с детства.

Отец умер через месяц после моего рождения (он был военным), мама спустя год (сошла с ума от тоски по нему и покончила с собой), поэтому воспитанием меня любимого занимался дед с маминой стороны (профессор, преподаватель палеонтологии в Университете и член высшего общества) и бабушка с папиной (владелица небольшого отеля на окраине Йеллоустонского национального парка, любительница алкоголя, боев без правил и плечистых-не-всегда-чистых мужиков-по-хозяйству-помощников).

Несложно догадаться, что они обожали меня и люто ненавидели друг друга, а потому раздвоение личности, приключившееся со мной лет этак в шесть, стало моим спасением: у деда в городе я стал вежливым, послушным и подающим надежды мальчиком, а у бабули — властным, самостоятельным и все-на-свете-знающим маленьким-да-удаленьким хамлом. Кто-то же должен был присматривать за отелем и постояльцами, пока она в очередной раз ругалась-трахалась с помощником по хозяйству, который, как и чертова куча народу до него, пытался сбежать, не выдержав в нашем бедламе и недели.

Я любил моих славных старичков, врал им каждый божий день и был собой лишь тогда, когда оставался один в своем любимом месте. У деда в городе это была домашняя библиотека с камином, шикарным ковром в половину зала и кожаными креслами, у бабушки — обрыв над рекой в лесу недалеко от отеля. Там я закрывал глаза, переставал притворяться и представлял себя зверем. То есть зверями. В городе я был псом: добродушным, лениво-домашним и крайне любвеобильным, а в лесу волком: гордым, независимым и… ищущим кого-то или что-то, без чего жизнь моя совсем не жизнь, а черт-те что и сбоку бантик.

Псом мне нравилось быть куда больше, потому что когда я позволял ему командовать, то получал все, что хотел: игрушки в детстве, друзей в отрочестве и женщин в юности. Другое дело волк, которому категорически не нравились игрушки (поэтому долго ни одна из них, подаренная мне-псу, не протянула) и мои добрые и наивные школьные друзья (поэтому не раз и не два в течение учебного года я подбивал их на мелкое хулиганство).

Так я и болтался меж двух огней во всех смыслах слова: осенью, зимой и весной — паинька (почти) у деда, а летом, на редких выходных и каникулах — Самый Главный Мужик в отеле Олд Ривер и его окрестностях. Добрый пес — злой волк. Рационалист до мозга костей (дед вместо сказок на ночь читал мне трактаты по биологии, антропологии и дипломатии) — мечтательный романтик (бабуля рассказывала мне истории про волков-оборотней, едва у нее выдавалась свободная минутка). Богатый транжира — жадный трактирщик. Полная смена сущности за сорок минут езды из Бозена в Олд Ривер. Невесело это было, скажу я вам. Ох, как не весело.

Однако самым ужасным было даже не это, а то, что мне-волку не нравился секс с женщинами. Сначала я думал, что волку не нравится секс в принципе, но когда на одной из вечеринок в Университете меня, основательно подвыпившего, затянул в туалет еще более пьяный одногруппник и попросил выебать его с такой страстью, чтоб кишки треснули, я понял, что это не так. Нашу феерическую еблю не услышал разве что глухой. Девчонка, которая тогда была со мной, прокляла меня на веки вечные, а волк, впервые за всю мою жизнь, счастливо уснул почти на целый месяц и не проснулся даже тогда, когда брат девчонки залепил мне кулаком в глаз неделей позже.

Я сопоставил факты, сделал выводы, вымолил прощение за аморальное поведение у деда и на следующее полнолуние сбежал к бабуле, в одном из придорожных баров цепляя крепкого, видавшего виды парня, готового ради дозы героина на все. Я купил и отдал ему сразу две.

— Думаешь, не доживу до утра? — спокойно спросил он, садясь в машину и закатывая рукав на помятой и поюзанной, но чистой рубашке.

Наверное, это меня в нем и привлекло: я чистоплюй и педант, жутко привередливый в плане запахов. Парень пах не потом и говном, а мёдом и полынью. Очень даже неплохо пах.

— Не знаю, — честно ответил я и тронулся с места. — Но то, что достанется тебе по самое не балуйся, это точно.

— Надежда умирает последней, — философски сказал он, сжал зубами резинку на руке и вколол дозу в вену. — Оставлю одну на утро.

— Оптимист, — залился кровожадным хохотом внутри меня волк.

— Я тебе его убить не позволю, — не слишком храбро тявкнул на него мой слабохарактерный рохля пес.

— Да пошли вы к чертовой матери! — выругался я-человек вслух, ненавидя обоих до глубины души.

С каждым годом их диалоги становились все громче и сварливее, а я — все ненормальнее. Однажды, я знал это совершенно точно, они отправят меня в психушку, поговорив с каким-нибудь добрым доктором вместо меня дуэтом.

Я кинул настороженный взгляд на парня, сидящего на пассажирском сиденье, но ему уже было плевать на всех и вся, чем я и воспользовался, притащив его на руках (даже не запыхавшись!!!) на любимый обрыв недалеко от бабушкиного отеля поздно вечером. Очень удобное место, если разобраться — небольшая, узкая, но достаточно высокая скалистая горная гряда, отделяющая поляну от дома, бурная река внизу и дремучий лес вокруг скроют следы моего безумия, если дело зайдет слишком далеко.

Слава всем богам, не зашло. Наверное, мой добрый пес вмешался и не позволил свершиться непоправимому. Я выебал летающего в облаках парня во все дыры не по разу, искусал в кровь и в порыве страсти едва не вырвал ему кадык зубами, а он, очнувшись рано утром, посмотрел на меня ошалелыми глазами и прохрипел сорванным после ночных утех (в которых даже будучи под кайфом весьма активно поучаствовал) голосом:

— Мне больше не нужен героин, мне нужен ты. Давай встречаться!

Я пропустил его восторженный хрип мимо ушей, потому что волк во мне безмятежно спал (жаль, что не мертвым сном), а пес истерично выл и отказывался смотреть на результаты наших жестоких игрищ. Мало того, запах крови, пота, спермы, травы и дерьма, в какой-то момент шибанул мне в нос с такой силой, что меня вывернуло наизнанку тем, что скопилось в моем желудке с вечера.

— Да все нормально, чего ты. Не переживай, — попытался успокоить меня любовник и, пошатываясь, поднялся на ноги. — Это был лучший трах в моей жизни.

Я разглядел его во всей красе, ужаснулся тому, что увидел, и грохнулся в обморок.

Меня спасла бабуля, которая явилась на обрыв с двумя пятилитровками воды: вылила их на наши головы, отругала обоих и пинками загнала в отель — в ту часть трехэтажного дома, куда допускались лишь избранные.

— Не вздумайте принимать душ вместе, — рявкнула она, захлопывая за нами входную дверь с диким грохотом. — Чтоб через полчаса на кухне были. Ясно?

Чего неясного-то? Мы разбежались по разным этажам, я залез в душ… и застрял в нем на неопределенное время, переваривая произошедшее ночью. Оно перевариваться не хотело. Если я маньяк и псих, свихнувшийся на почве бабулиных историй об оборотнях, то откуда на теле парня следы настоящих волчьих зубов?! Как назло, четвероногие поганцы со мной разговаривать на эту тему отказались: пес делал вид, что мертв, а волк по-прежнему катался на пони с розовыми феечками на носу и знать ничего не желал о реальности и сходящем с ума мне.

В общем, хороших мыслей у меня так и не появилось, только время и воду зря потратил, я спустился в кухню, в надежде уточнить грязные подробности у парня, но его там не оказалось.

— Больше ты своего любовника никогда не увидишь, — хмуро сказала бабуля, завидев открывшего рот для вопроса меня. — Сядь. Поговорить надо.

— О том, что я психопат? — послушно сел за высокий барный столик я.

— О том, что ты чудо чудное, — ответила она, замешивая в литровой кружке любимый коктейль из виски с содовой.

— Бабуля, твое «чудное чудо» ночью едва не затрахало человека насмерть и не вырвало ему кадык.

— Не вырвало же.

— Очень смешно. Если тебе есть что сказать, то говори прямо!