Моя свекровь и другие животные - Демина Карина - Страница 12

А вдруг?

И рептилоид сжалился.

– Потреблять в пищу живых существ запрещено, – сказал он, и тонкий раздвоенный язык проскользнул в ноздрю.

– А, понимаю. И неудобно… ты ешь, а оно сопротивляется.

Язык дернулся.

Щелкнули зубы. А в карих глазах появилось престранное выражение.

– И Ассоциация потребителей не одобряет, – печально произнес он. – Мясо синтетическое, но по вкусовым качествам и по составу оно полностью соответствует нормативам, выдвинутым Независимой кооперацией плотоядных…

И вздохнул.

А мешок под горлом опал.

Надо же… у них тут, похоже, шагу ступить нельзя без одобрения какой-нибудь ассоциации или кооперации… синтетическое мясо?

Ела я как-то соевое рагу, которое старательно выдавали за мясное. Ощущения были… специфические. Будто жуешь хорошо проперченный, залитый соусом картон.

Ну или котлету из университетской столовой.

Но мясо я попробовала. Во-первых, сама же требовала, во-вторых, было любопытно, сохранились ли эти ощущения. Все-таки чувствительность рецепторов в бредовых состояниях должна бы снижаться.

Мне так кажется.

С рецепторами все было в порядке. А мясо… мясо как мясо, что-то среднее между говядиной и свининой. Сочное. Сладковатое слегка. Приправы непривычны, но в целом очень даже неплохо. Во всяком случае, у меня получалось куда хуже.

Вечно пересушивала.

Ксенопсихолог… все-таки как его зовут-то, а то неудобно получается? Ладно, как-нибудь выясню, но взирал он на меня с умилением.

Облизывался даже.

А у меня… у меня вдруг возникло странное, почти непреодолимое желание выйти замуж. И вправду, что это я сопротивляюсь? Чем плохо?

Толик… Толик был сволочью, а нынешний жених – дело другое. Шутка ли, целый адмирал в частное мое владение. Красив. Умен. Силен.

Богат.

Да любая девица мечтает о подобном!

Я едва не подавилась куском мяса.

Это что за выплеск гормонов? Следствие полученной травмы? Да я и в нежные детские годы о замужестве не мечтала, не примеряла кружевных покрывал, не представляла себя невестою… и вдруг.

Подавляемые желания выбрались на свободу?

– Что-то не так? – ксенопсихолог подался вперед.

– Все замечательно, – откашлявшись, произнесла я. И улыбнулась. Широко. Счастливо… а какой счастливой я стану, воссоединившись с женихом…

У меня будет свое гнездо…

Какое гнездо?

Воображение среагировало мгновенно. И пред внутренним моим взором возник матерый разлапистый дуб, в ветвях которого застряло тележное колесо. На колесе громоздились ветки, а средь веток восседала я, в белом пышном платье и драной фате.

Дом.

Не гнездо, хотя гнездо лучше… море, мягкий песок…

Море я люблю, но чайкой себя не ощущаю.

И детенышей живородить.

Я замотала головой.

Детенышей?

Это и вовсе бред. Детеныши… да, я их, конечно, любила, но исключительно чужих и на расстоянии. И чем больше было расстояние, тем крепче становилась моя к ним любовь. Ее хватало даже на то, чтобы с должным восторгом просматривать очередную сотню снимков, внимать рассказам и сочувствовать, когда сего требовала ситуация.

Но свои…

Нет, детей я не хочу.

Детей я боюсь.

Во младенчестве они розовые, обманчиво хрупкие и орут нечленораздельно. А подрастая, орут уже членораздельно, но от этого легче не становится.

Откуда тогда…

Дом.

Замужество. Любая самка мечтает о сильном самце.

Я не мечтаю.

Не я мечтаю.

Я отложила вилку и отодвинула тарелку с недоеденным стейком. Я была сыта и полна сил… и возмущения.

– Прекратите, – сказала я, глядя в глаза рептилоиду, и тот дернулся, поспешно отвел взгляд, чем подтвердил самые страшные мои опасения.

Меня зомбируют.

– Это не я!

Рептилоид поспешно вскочил.

– Все равно прекратите, или… или не знаю, что я с вами сделаю!

– Вам не причинят вреда, – это произнес не рептилоид, голос я узнала, а вот существо… это хорошо, что я тарапанов не боюсь, как не боюсь кузнечиков и прочих представителей инсектофауны. – Поверьте, все, что мы делаем, делаем исключительно для вашего блага.

– Это… вы?

Глупый вопрос. Если это и не он, то так и скажет… однако работает у меня фантазия. Может, очнувшись, стоит в писатели податься?

Сочиню историю о любви без границ.

В космосе.

Продам… разбогатею… куплю себе новые туфли.

– Прекраснейшую Агнию-тари смущает внешний мой вид? – существо произносило слова нараспев. – Мне сказали, что готовы вы принять естественное обличье мое.

И существо повернуло голову к рептилоиду.

– Готова, – подтвердил тот. – Она не собирается лишаться сознания.

– Не собираюсь.

Наверное, трудно упасть в обморок, уже в нем пребывая. Да и вид… пожалуй, несколько необычен, но и только. Ныне было в Ицхари что-то не от кузнечика даже, от богомола.

Высокий.

Хрупкий с виду, хотя я осознавала, что хрупкость эта – не более чем иллюзия. Хитиновый панцирь куда прочнее моих костей.

Вытянутая голова с парой фасеточных глаз.

Ветвистые усы-веера.

Массивные, угрожающего вида жвалы, которые медленно шевелились, будто Ицхари что-то пережевывал. Выпуклая грудь с двумя парами конечностей. Узкая перемычка. Массивное, бледное брюшко, обернутое полупрозрачной тканью… точнее, сперва мне это показалось тканью, но потом я поняла. Не ткань. Крылья.

– И не кричит.

– Не кричу, – согласилась я. Странное спокойствие удивляло меня саму. Раздражал не столько вид Ицхари – подумаешь, насекомым уродился, всем по-разному в жизни не везет, – сколько внушенное желание выйти замуж.

А в том, что желание это мне внушили, я больше не сомневалась.

– А… почему вы раньше… выглядели… иначе? – в общем-то вопрос логичный, странно, что задаю я его с трудом. На языке вертятся другие.

О гнезде.

О женихе… я затрясла головой и сунула палец в ухо. Не знаю, как они воздействуют на мой раненый мозг, но живой не дамся…

– Мы действовали согласно установленному протоколу, – провозгласил рептилоид. – Особи вашей группы чрезвычайно легко возбудимы и, несмотря на объективную разумность, слишком остро реагируют на новое, но благосклонно относятся к особям своей видовой группы…

Чудесно.

Но при всем своем желании я бы в жизни не приняла насекомое за особь своей видовой группы.

– Был использован стандартный псевдооблик, – пояснил Ицхари.

Что ж, объяснение вполне в духе моей галлюцинации.

– А почему я вас понимаю?

Потому что сложно не понять себя же. Но мне было интересно, что они ответят. Ведь должна же я получить объяснение в рамках нынешней фантазии. И рептилоид не подвел.

– Стандартный курс гипнообучения. Вы говорите на унилингве.

Умилительно.

Меня обучили под гипнозом… унилингве… это я еще во времена университетские мечтала, чтоб мне кто в голову внедрил знания, к примеру, о систематике костных рыб.

Вот.

Дождалась.

Правда, без рыб.

– Эта методика совершенно безвредна! – поспешил заверить Ицхари. – Ваш мозг…

Не был задет новым званием. Понимаю.

Рептилоид же ничего не сказал, но подвинул к себе мою тарелку. Вилкой он не озаботился. Сверкнули розовые коготки, и остатки куска распались на тончайшие полоски, которые рептилоид насадил на когти же и отправил в рот.

Они тут что, персонал недокармливают?

Голодом морят заслуженного специалиста?

– Инстинкты, – мешок под горлом рептилоида разбух. – С некоторыми сложно бороться… мясо должно быть потреблено сейчас или… позже…

– Зобные железы уважаемого Берко-таро вырабатывают ферменты, замедляющие расщепление белков. И таким образом пища может храниться достаточно продолжительное время, – пояснил Ицхари.

Берко.

Точно, Берко… А таро – похоже, обращение, вроде мистера.

Запоминай, Агния, неизвестно, когда ты отсюда выберешься, и выберешься ли вообще.

– В прежние времена это позволяло предкам херринготов запасать пищу…

Средняя пара глаз затуманилась.