Алракцитовое сердце (СИ) - Годвер Екатерина - Страница 9

Так Деян думал и поминал "волшебную скалу" безо всякой задней мысли, единственно затем, чтобы успокоить бессчетный раз расхныкавшихся зимней ночью дочерей Петера и Малухи. Поминал нередко, и не мог даже представить себе, что однажды наступит час, когда придется об этом пожалеть.

Однако час тот был близок.

Закончилась зима, отгремели весенние грозы, пронеслось лето, и наступила необычно ранняя, холодная и дождливая осень...

День выдался непогожий. Всю ночь накануне за окном сверкало и гремело так, что тряслась на полках посуда: то ли из-за грозы, то ли Сердце-гора разбушевалась, - отчего спать было решительно невозможно. К рассвету буря улеглась, но заморосил мелкий холодный дождь, способный довести до белого каления даже человека, пребывающего в самом благостном расположении духа, - а благостью и весельем в Орыжи в последние месяцы и без дождя не пахло. Так что Деян нисколько не удивился, когда в послеполуденный час, выйдя из дому бросить свиньям оставшиеся с обеда объедки, услышал с улицы крики.

- Вы, бестолочи! Гора одна на уме, одни игрушки! Выдумываете еще! Погодите, до двора дойдем, там я вам хорошенько задам!

С высокого крыльца Деян мог видеть, как Солша Свирка - предпочитавшая почему-то, чтоб все, от мала до велика, звали ее по-свойски, тетушкой Со, - тащит по улице сыновей- близнецов восьми лет от роду. Солша, женщина молодая, но дородная, сжимала в каждом руке по сыновьему уху и встряхивала то одного, то другого мальчишку после каждого выкрика. Лицо ее было пунцовым от злости и криков. Мальчишки оправдывались визгливыми голосами, картинно изворачивались, молотя руками по воздуху и всячески затрудняя матери путь до дома.

Деян утер лоб: при упоминании треклятой скалы в груди тревожно кольнуло - уж не случилось ли чего? Но пока больше походило на то, что самой большой неприятностью у мальчишек были распухшие уши.

- Ма, ну мы же чуть-чуть! Матушка, мы сказали, что видели! Ма!..

От каждого их оправдания Солша расходилась все больше и больше:

- Поговорите еще у меня! Бестолочи! Дурачье ленивое!

- Ма, ну мы правда, ма! Ну чего ты так сердишься, ма!

- Что, совсем страху нет, еще на меня пасти разевать вздумали?! Погодите, дойдем до двора, я уж расстараюсь дурь из вас выбить!

- Не на-а-адо!

- А врать матери надо?

- И то, и это не надо, ма, - утер сопли и неожиданно спокойно, по-взрослому, заключил мальчишка. - Но мы ведь и не врали, ма.

- У-ух, получишь, подлец!!!

Деян невольно улыбнулся. Угрозы свои Солша редко претворяла в жизнь, а выглядела вся троица весьма забавно... Но беспокойство, поубавившись, отчего-то не исчезло полностью.

Он оставил ведро с помоями у крыльца и, опираясь на костыль, проковылял к калитке.

- Доброго дня, тетя Со! Что у вас за напасть?

- Ох, Деян! - Солша на миг выпустила одного из мальчишек, чтобы утереть лицо, но вновь ухватила бордовое сыновье ухо прежде, чем тот сообразил отскочить. - Ша, несмышленыш, стоять смирно, пока взрослые разговаривают! Ох, прости, Деян, я не тебе...

Деян молчал и вежливо улыбался, дожидаясь, пока она закончит стыдить сыновей.

- Вы, бестолочи, хоть перед людьми меня не позорьте! Слышите меня, охальники?! Вон, видишь, что делается, сосед, - совсем от рук отбились. - Солша тяжело вздохнула. - Отпросились опять в лес, я пустила, дура, - а они там опять у скалы этой поганой, чтоб ее, игрались; нет чтоб грибов к ужину набрать, хоть матери помочь! Выдохнуть не дают, лентяи, а теперь вон брехать еще удумали, чтоб я им не всыпала!

- Ничего мы не удумали! - выкрикнул мальчишка. - Там были дяденьки, большой и маленький, и маленький отломил большому пальцы... Пусти! Больно, ма! Ухо оторвешь!

- Голову б тебе оторвать, шельмецу, да пришита крепко! - Солша была неумолима.

- Скажи ей хоть ты, дядя Деян!

- Да-да, скажи им, Деян! Меня не слушают, может, хоть тебя послушают, - Солша с надеждой взглянула на него.

Деян смерил укоризненным взглядом сперва одного, затем другого мальчишку:

- Перво-наперво, не стыдно вам на мать кричать?

- Мы не кричали; ну, самую чуточку... Но...

Мальчишка зарделся, замялся, и Деян почувствовал, как комок беспокойства внутри ширится и крепнет, отдается в спине неприятным холодком.

Матери они не боялись, привыкли, что у нее им все сходит с рук; и его не боялись, даже поддразнивали, бывало. Но сейчас они выглядели обиженными и напуганными едва ли не до слез, хотя плакать среди ребятни во все времена считалось зазорным.

"Странное дело... Ох, мрак!"

Деян внимательней пригляделся к мальчишкам и заметил то, что стоило бы заметить раньше. Матери они сказали, что ушли за грибами; значит, у них должны были быть с собой корзины. Однако корзин не было.

- Мы все, как было, говорим! Мы правда видели, там два дядьки было... - заканючил второй мальчишка. - А она нам не верит....

- Дед Беон с вас за брехню три шкуры спустит - до весны сесть не сможете, - сказал Деян, стараясь придать голосу как можно больше спокойствия. - Ему о том, что видели, вы готовы рассказать?

- Готовы! Как на духу, дядя Деян! Только скажи ма - пусть отпустит, больно!

- Вот еще удумали, старосту им подавай, бестолочам! Ах вы...

Солша, вздрогнув, осеклась, когда Деян тронул ее за плечо:

- Пусти их, тетушка. Идем к Беону. Там поговорим.

- Ты что, белены объелся, Деян?! - справившись с изумлением, возмутилась Солша и набрала воздуха, готовая обрушить поток упреков уже на него.

- Зуб даю, они приврали половину. Но сама посуди: с чего они так раскричались? - Деян выдержал паузу, давая Солше время остыть. - Кого-то твои сорванцы на самом деле видели. Чужаков. В полутора верстах от околицы.

Солша побледнела, в то же миг выпустив сыновей.

- Господи милосердный!

- Идем к Беону. Даст Господь - обойдется, - вздохнул Деян, внутри себя уверенный - нет, не обойдется. Неясная тревога обратилась в давящее предчувствие скорой и неотвратимой беды.

Притворив калитку, он оглянулся на дом. Нестерпимо вдруг жалко стало нажитого - пусть и чужой семьей - добра. Жаль людей, жаль неразумной скотины, которая сейчас недовольно бурчала в хлеву в ожидании кормежки и которую к следующей ночи погрузят на возы и повезут в войска, пустят без разбору на мясо или вовсе без пользы погубят на подтопленной дороге на радость волкам.

"И каким только чудом пробраться смогли, по такой распутице? Фуражиры - так это, вроде, называется. - Деян с трудом припомнил слышанное когда-то от Тероша Хадена словечко. - Хорошо если до нитки не обдерут: у нас кое-чего припрятано, но у той же Солши - вряд ли... А если не свои? Если неприятель? Не приведи Господь...".

Дочери Петера были с матерью в поле, Эльма ушла в лес проверить ловушки: в доме оставалась старуха Шалфана, но нынешним утром она вела себя тихо, а с обеда дремала на печи - потому можно было не бояться ненадолго оставить ее одну.

Деян ковылял по улице - в малолетстве казавшейся слишком широкой, а теперь слишком узкой, - не поспевая за быстроногими мальчишками и Солшей. Проходя мимо, невольно задержал взгляд на родительском доме - пустом, с затворенными ставнями и неаккуратно заколоченной крест-накрест дверью. Сквозь плетень видны были желтые пятна, раскачивавшиеся под окнами над сорной травой: махровый шаровник-солнечник расцвел вопреки сырости, отсутствию ухода и заполонившим двор сорнякам.

"Да что я, в самом деле: ничего ведь пока не случилось. - Деян отвернулся и, стиснув зубы, заковылял быстрее. - Права Эльма: скриплю, как дурной воз... Может, не солдаты: вдруг занесло ветром каких-нибудь чудаков с большака? Или мальцы с испугу не признали кого из волковских? Или - может такое быть? - из мужиков наших вернувшихся, заросших и оборвавшихся...".