Сколько стоит корона (СИ) - Коновалова Екатерина Сергеевна - Страница 7

Рейн медленно поднял голову и посмотрел на Дойла с выражением, близким к ужасу, на лице.

-- Милорд, -- сказал он, но без капли недовольства в голосе, -- рыцари так не поступают.

-- Рыцари, Рейн, верно служат своему королю, которому приносили присягу. Выходя на честный бой против них, я всегда останусь честен. Грязные изменщики лишились права называться благородными рыцарями, когда подняли оружие против короля и провозгласили своим сюзереном Риверса.

-- Милорд, ваше приказание понятно. За ночь я и мои люди все устроим.

Дойл посоветовал:

-- И заготовьте хорошие топоры, как у палачей.

-- Бунтовщики и не заслуживают смерти от благородных мечей, -- с поклоном согласился Рейн и удалился.

Дойл крикнул мальчишку Джила, чтобы тот помог ему раздеться, и заснул спокойным сном, а через четыре часа проснулся самостоятельно, чувствуя бодрость во всем теле. Рейн уже ждал его возле шатра с донесением, что приказ выполнен точно, и что противник ничего не заподозрил.

-- Стук вас не выдал? -- уточнил Дойл.

Рейн поклонился и заметил:

-- Мы умеем работать, милорд. Гант -- река широкая, сложно услышать, что творится на другом ее берегу.

Все было готово к бою. Джил помог Дойлу облачиться в доспехи и сесть на коня. С рассветом армия была полностью построена к битве, которая, по расчетам Дойла, должна была быть очень короткой.

Глава 4

Мосты рухнули точно тогда, когда ждал Дойл -- едва войско Риверса начало отступление, -- и отправил в дикую пучину быстрого Ганта самый цвет рыцарства Севера.

Остальные сдались без боя.

Дядю Риверса, милорда Гая, взяли живым.

Когда его приволокли к Дойлу и бросили на землю, он заверещал, как побитый пес, задергался и начал изрыгать проклятия на головы короля и королевского брата-урода. Дойл слушал почти минуту, прежде чем подошел к нему и ударом по лицу оборвал поток оскорблений.

Гай дернулся и сморщился. На его лице выступила кровь -- Дойл не потрудился снять перчатку, и шипы оцарапали щеку врага.

-- Достаточно. Ты сказал достаточно, чтобы тебя повесить.

В глазах Гая плескалась неприкрытая ненависть, но она не задевала Дойла -- он размышлял, может ли Гай рассказать ему что-нибудь полезное перед смертью. Пришел к выводу, что не может, и велел:

-- Вздернуть.

Гай сопротивлялся как мог, пытался вырваться, потом кричал о благородстве, но ему это не помогло -- его шейные позвонки хрустнули, и крики прекратились.

-- Тело забрать в столицу, -- велел Дойл и, не глядя на то, как выполняется его приказ, прошел в свой шатер.

Там, под надежной охраной, уже сидел мальчишка Риверс, которого Гай хотел усадить на трон.Это был паренек лет четырнадцати, здоровый, как все северяне, светлокожий и светловолосый. С ним обращались осторожно, но разоружили и держали крепко, чтобы не выкинул какой-нибудь глупости.

-- Значит, Риверс, -- произнес Дойл и сделал знак, чтобы рыцари отпустили его. Получив свободу, он по-собачьи встряхнулся, ощерился и спросил:

-- А ты, стало быть, знаменитый милорд страшилище?

Дойл сел на табурет, чтобы дать ноге отдых.

-- Болтаешь дерзко. Сколько тебе лет?

-- Будет пятнадцать, -- Риверс гордо вскинул голову.

Дойл потер подбородок. Он собирался забрать этого ребенка ко двору и следить за тем, что из него вырастет. Подозревал, что ему не помешает северянин, лояльный к короне и ручной. Но Риверс не был ручным. Он был диким зверенышем этих краев, а его руки уже были руками воина - не мальчика. Он умел держать меч, наверняка отлично сидел в седле, а одна его короткая реплика показывала, что он отнюдь не трус. Неручной дикий северянин был ему не нужен. Риверс был ему не нужен.

-- Каковы твои права на корону?

-- Я -- единственный законный потомок короля Ольдена Шестого. Ваш дед, милорд страшилище, был рожден вне брака, -- огрызнулся Риверс, и тем решил свою судьбу. Дойл поднялся с табурета, подошел к Риверсу поближе, взглянул в глаза -- совершенно бесстрашные, и вздохнул. Пожалуй, ему нравился этот мальчишка -- смелостью. Говорить о мужестве легко, а вот бросать оскорбления врагу, взявшему тебя в плен, будучи безоружным -- на это нужна действительно большая смелость. Дойл это слишком хорошо знал. К сожалению, как это часто бывает, в придачу к смелости Риверс получил маловато ума.

Он умер быстро -- тонкий узкий кинжал вошел ему между ребер в сердце. Мальчишка захлебнулся, закашлялся. Тело упало на ковер. Дойл вытер кинжал о его белую в грязных разводах рубаху и вложил обратно в ножны.

На то, чтобы построить переправу, добраться до крепости Хент и завершить показательные казни изменщиков и заговорщиков, а также любезно помиловать тех, кто не был ни в чем виноват, ушло пять дней, и еще неделя потребовалась, чтобы вернуться в столицу с полной победой.

К этому времени замок опустел: праздник закончился, и лишние люди разъехались, остались придворные и те, кого король пригласил ко двору на время.

Дойл с своим войском прошел по главной улице Шеана, за ним провезли начавшее подгнивать тело милорда Гая. Народ встречал их рукоплесканиями и приветственными криками -- но какими-то не слишком уверенными - они предпочли бы встречать вернувшегося с победой блистательного короля. Радоваться милорду Дойлу в народе было не принято.

Зато Эйрих встретил его с распростертыми объятиями, правда, его взгляд был настороженным. Дойл уловил это мгновенно, поэтому не удивился, когда, кратко поздравив его перед всеми с победой и поблагодарив за верную службу, король велел ему следовать за собой.

В небольшой комнате возле зала для приемов было тепло, горел камин. Эйрих сам помог брату снять доспехи, указал на кресло, а потом спросил:

-- Что с Гаем и Риверсом?

Дойл откинулся на спинку кресла и сказал:

-- Мертвы оба. Гая я казнил как мятежника -- его телом можно полюбоваться на центральной площади.

-- А Риверс?

Они оба понимали, в чем смысл этого вопроса.

-- Погиб в бою. Большая жалость, -- ответил Дойл ровным тоном, словно сообщал какую-нибудь пустячную светскую новость. -- Храбрый был юноша, как и полагается потомку Ольдена. Его опознали -- лицо совсем не пострадало. Я взял на себя смелость распорядиться, чтобы его торжественно похоронили в Хенте.

Эйрих едва заметно кивнул -- можно было не беспокоиться, что через год появится другой юноша, называющий себя Риверсом и претендующий на корону.

-- Ты поступил правильно, дорогой брат, -- сказал он вслух, а Дойл спросил:

-- Что произошло в мое отсутствие?

-- Твои соглядатаи вынули из меня всю душу, -- улыбнулся Эйрих. -- Теперь, когда ты вернулся, я ни минутой дольше не желаю видеть физиономию нашего святейшего отца.

-- Он берег твой покой как верный пес, -- ответил Дойл.

-- А теперь забери его обратно на псарню -- и подальше от меня. Его люди не оставляли меня одного даже в спальне. Хочу приласкать жену - и чувствую, что кто-то на меня смотрит. Даже рыцари были бы лучше - их хотя бы видно по доспехам.

Дойл рассмеялся и хлопнул себя по колену:

-- Отличная работа. Я велю им стоять спиной к постели, когда они сторожат твой сон.

-- Лучше убери их подальше, -- хмыкнул Эйрих, -- а то королева начнет сомневаться в моей мужественности.

-- Твоя мужественность, дорогой брат, уже давно неоспоримый факт для все страны, -- ответил Дойл, -- так что одна королева не подпортит твоей репутации.

-- Что же ты за ядовитая гадюка, дорогой брат? -- спросил король в тон ему, но ответа не дождался и уточнил: -- Так могу я теперь спать без охраны?

Дойл вздохнул и честно сказал:

-- Нет.

Взгляд короля из насмешливого разом сделался суровым.

-- Есть то, чего я не знаю?

-- Есть то, чего пока не знаю я, -- отозвался Дойл. -- Смутные намеки, шорохи, подозрения и слухи. Отец Рикон в мое отсутствие должен был узнать больше. Но в столице не так спокойно и безопасно, как мне бы хотелось.