Жестокий принц - Блэк Холли - Страница 25

— Так, значит, он шантажирует королеву Орлаг, — говорит Дайн, и мы с Тараканом поворачиваемся и смотрим на него.

Принц хмурится, и до меня вдруг доходит: он узнал почерк на моей копии письма. Женщина, добывшая яд для Балекина, — мать Никасии, королева Орлаг. И сделав это, она рассчиталась за некий долг, хотя, зная Никасию, можно предположить, что врожденная недоброжелательность и раздражительность не позволяют матери Никасии долго наслаждаться покоем. Но королева Подводного мира могуча и всевластна. Трудно даже представить, чем именно может шантажировать ее принц.

Дайн передает мое письмо Таракану.

— Ты по-прежнему считаешь, что он использует его до коронации?

Нос у гоблина слегка подрагивает.

— Ловкий ход. Как только корона будет на вашей голове, сбросить ее не сможет уже ничто.

До этого момента я еще не была уверена, кому предназначен яд. Открываю рот и тут же прикусываю язык, чтобы не сморозить какую-нибудь глупость. Разумеется, речь идет о самом Дайне. Чьей еще смерти может желать Балекин? Если бы речь шла об особе не столь значительной, он, скорее всего, избрал бы другой, менее дорогостоящий способ.

Дайн, похоже, заметил, что я удивлена.

— Мы с братом никогда не ладили — уж слишком он честолюбив. И все же я надеялся... — Он машет рукой, словно отгоняет какую-то мысль. — Яд, хотя и считается оружием трусов, отличается эффективностью.

— А как же принцесса Эловин? — спрашиваю я, не подумав как следует. Возможно, яд предназначен и ей тоже. У такой женщины, как королева Орлаг, отравы должно быть целая тележка.

Мой вопрос остается без ответа.

— Может быть, Балекин планирует жениться на ней, — говорит Таракан, к нашему с Даином удивлению. И, видя реакцию, пожимает плечами. — А что? Если он не позаботится о хорошем прикрытии, то станет следующим, кто получит нож в спину. А что касается женитьбы на сестре, то такое у джентри уже случалось.

Впервые за время разговора Дайн позволяет себе рассмеяться.

— Если он женится на ней, то получит нож в грудь.

Эловин всегда казалась мне женщиной мягкой и доброй. И теперь я снова сознаю, как мало на самом деле знаю о мире, в котором собираюсь прокладывать путь.

— Идем. — Таракан жестом предлагает мне встать. — Пора тебе познакомиться с остальными.

Бросаю просительный взгляд в сторону Дайна. Не хочу идти с гоблином, которого только-только встретила и которому еще не вполне доверяю. Даже я, выросшая в доме военного, боюсь гоблинов.

— Пока ты не ушла...— Дайн поднимается и подходит ко мне. — Я обещал, что никто, кроме меня самого, не сможет принудить тебя делать что- то вопреки твоему желанию. Боюсь, мне придется исполнить это обещание. Джуд Дуарте, я запрещаю тебе говорить вслух о том, что ты служишь мне.

Я запрещаю тебе выражать это письменно или песней. Ты никогда и никому не расскажешь о Таракане и других моих шпионах. Ты никогда не раскроешь их секреты, места их встреч, их убежища, квартиры. Пока я жив, ты будешь исполнять это требование.

На шее у меня бусы из ягод рябины, но от магии гейэс они защитить не могут. Это не обычные чары и не простое волшебство.

Бремя заклятия обрушивается на меня, и я знаю, что, если только попытаюсь заговорить, губы не смогут оформить запретные слова. Мне это сильно не нравится. Ужасное, неконтролируемое чувство заставляет рыться в голове, искать способ обойти эту заповедь, но ничего не получается

Думаю о нашей первой поездке в Фейриленд. Как же плакали, буквально выли, Тарин и Виви. Вспоминаю угрюмое лицо Мадока, его каменный подбородок. К детям, тем более человеческим, он явно не привык. Как же, наверно, звенело у него в ушах. Как, должно быть, он хотел, чтобы мы заткнулись. Думать о Мадоке что-то хорошее трудно — на его руках кровь наших родителей, — но в его пользу я скажу вот что: он никогда не прибегал к магии, чтобы стереть нашу печаль или приглушить наши голоса. Он никогда не делал ничего такого, чтобы облегчить себе жизнь.

Стараюсь убедить себя, что принц Дайн делает все правильно, налагая на меня печать молчания, что без этого нельзя. Но по коже бегут мурашки. В какой-то момент меня даже посещает сомнение: а правильным ли было решение поступить к нему на службу.

— И еще одно, — говорит Дайн, останавливая меня уже у порога. — Знаешь, что такое митридатизм?

Я качаю головой — что бы он ни собирался сказать сейчас, мне нет до этого никакого дела.

— Поинтересуйся. — Он улыбается. — Это не приказ, а только лишь предложение.

Иду за Тараканом по дворцу, держась на несколько шагов позади, чтобы никто не подумал, что мы вместе. Проходим мимо генерала, знакомого Мадока. Я опускаю голову. Не думаю, что он станет присматриваться и может узнать, но на всякий случай...

— Куда мы идем? — шепотом спрашиваю через несколько минут. — Далеко еще?

— Потерпи немного, — резко отвечает гоблин и, открыв буфет, забирается внутрь. Глаза его отсвечивают оранжевым, как у медведя. — Давай залезай и закрой дверцу.

— Я не вижу в темноте, — напоминаю я, потому что жители Фейриленда постоянно забывают об этой нашей особенности.

Он фыркает.

Забираюсь вслед за ним в тесное пространство, съеживаюсь так, чтобы не коснуться гоблина, и закрываю дверцу. Слышу, как мягко скользит дерево, чувствую порыв холодного, влажного воздуха и запах сырого камня.

Таракан осторожно берет меня за руку, но я все равно помню о его когтях. Не протестую, когда он тянет меня вперед, позволяю прикоснуться к голове, когда нужно наклониться. Наконец выпрямляюсь и вижу, что мы на узкой платформе, кажется, над дворцовыми винными погребами.

Глаза еще не привыкли к темноте, но, судя по тому, что я вижу, под дворцом расположена целая сеть петляющих переходов. Интересно, многие ли знают о ее существовании. Улыбаюсь — приятно все-таки владеть секретом. И, подумать только, этим секретом владею я.

А знает ли Мадок?

Кардан точно не знает.

Губы растягивает довольная ухмылка.

— Может, хватит лыбиться? — ворчит Таракан. — Я уже заждался.

— Расскажешь что-нибудь? — спрашиваю я. — Ну, там, куда идем и что будет, когда придем?

— Сама подумай. Пошли.

— Ты же сказал, что мы с кем-то встретимся. — Стараюсь не отставать, чтобы не споткнуться. — А принц взял с меня обещание не раскрывать местонахождение тайных убежищ. Понятно, что мы направляемся в твою берлогу. Но я все равно не представляю, что мы будем там делать.

— Может, познакомим тебя с секретным рукопожатием. — Таракан делает что-то — в темноте мне плохо видно, что именно, — и секундой позлее я слышу щелчок, как будто кто-то вскрыл замок или разрядил капкан. Меня подталкивают легонько в спину, и я оказываюсь в еще одном, едва освещенном туннеле.

О том, что впереди дверь, узнаю, когда, к удивлению Таракана, врезаюсь в нее.

— А ты и вправду не видишь.

Тру лоб.

— Я лее так тебе и сказала!

— Да, сказала, но ты же лгунья, — напоминает он. — Нельзя же верить всему, что ты говоришь.

— Но зачем мне лгать насчет того, что мы не видим в темноте? — возмущаюсь я.

Вопрос повисает в воздухе. Ответ очевиден — проверяет, смогу ли я в одиночку найти обратный путь. Не увижу ли что-то, чего увидеть не должна. Насколько осторожным ему нужно быть в моем присутствии.

Пора бы уж мне перестать задавать глупые вопросы.

А ему пора избавиться от паранойи, ведь в любом случае я ничего не смогу рассказать, поскольку Дайн положил на меня заклятие молчания.

Таракан открывает дверь, и в коридор изливается столько света, что я машинально вскидываю руку и закрываю ладонью лицо. Жмурюсь и лишь потом заглядываю в логово шпионов принца Дайна. С четырех сторон нас окружают утрамбованные земляные стены, переходящие вверху в закругленный потолок. В первую очередь в глаза бросается большой стол, за которым сидят два незнакомых мне фейри. Оба смотрят на меня без особой радости.

— Добро пожаловать ко Двору теней, — говорит Таракан.