Миллион с Канатной - Лобусова Ирина - Страница 30

Тусклый свет ночных фонарей сквозь тьму напоминал ржавчину в банке с сажей. Их было всего несколько, этих фонарей, установленных в городе после того, как вошли большевики. Больше всего их было в районе Привоза.

Это место возле вокзала не считалось самым глухим. Привоз только начинался, ряды в нем были облагорожены каменными постройками и столами. Здесь не было ни попрошаек, ни босяков. И здесь чаще, чем в других местах, проходил военный патруль, спешно собранный большевиками из городских подпольных отрядов.

Разбитая деревенская телега с расшатанными колесами, всем привычный символ бедности и войны, остановилась под фонарем. Под убогим навесом из рогожи, сжавшись, сидели Коцик, Таня, Артем и Топтыш. Для налета Таня, как всегда делала раньше, переоделась в мужскую одежду. Ее мучили плохие предчувствия. Весь этот долгий день она была сама не своя. Что-то тяжелое, как гранитный камень, как могильная плита, лежало у нее на душе. И Таня не могла объяснить ее происхождение. Вдобавок с самого утра у нее снова разболелся живот, стало мутить.

Дело явно было в некачественной пище и плохой воде. В Одессе с продуктами было очень плохо. Таня была неприхотлива, она и раньше привыкла голодать. Но теперь это уже был перебор. И желудок ее отказывался воспринимать эту мучительную смесь из плохих продуктов.

Все это никак не способствовало хорошему настроению, и Таня, съежившись, сидела мрачная в углу телеги, ловя глазами тени, двигавшиеся вдоль Пантелеймоновской.

Именно она первая увидела военный патруль. Темные фигуры в матросских бушлатах с винтовками медленно двигались со стороны вокзала к Привозу. Один из них нес керосиновый фонарь.

Таня изо всех сил вцепилась в плечо Коцику, правившему тощей лошаденкой, ребра которой напоминали острые прутья садовой решетки.

— Придержи, идиот! — зашипела она, злясь. Не хватало еще, чтобы глупый мальчишка врезался в толпу солдатни, и те догадались проверить у них документы. Но Коцик и сам увидел опасность и натянул вожжи так резко, что несчастная лошаденка присела на задние ноги. И сделал это вовремя: они почти поравнялись с солдатами. Старший, оглянувшись, посветил фонарем. Но телега ехала по направлению к Привозу и выглядела привычно, как и все деревенские телеги, по ночам привозящие остатки продуктов в город, так что патруль не заметил ничего подозрительного.

— Боже милостивый, спаси и сохрани, — суетился, лихорадочно крестясь, простодушный Коцик, суеверный и религиозный, как большинство простых людей.

— Не махай руками! — не выдержала Таня. — Не к тому обращаешься. Нет на небе никакого Бога!

— Не смей трепать языком! — вдруг неожиданно резко прозвучало в тишине, и, обернувшись, Таня, к огромному своему удивлению, увидела злобные, горящие глаза Артема, такие яркие, что они просто сверкали в темноте. — Грех это! Творец всемогущий не для того создал землю, чтобы всякие твари присные трепали его имя всуе! Всё в его власти!

— Ну да, это именно он спас нас от солдат! — не выдержала Таня, которая терпеть не могла религиозных фанатиков.

— Милость Божия вечна в юдоли скорби... — Опустив глаза вниз, Артем прошептал еще несколько фраз, словно читал отрывки молитвы. А затем, просто изумив этим Таню, быстро перекрестился — но не так, как обычно крестятся в церкви, а как-то иначе. Этот странный жест был очень странным, такого она раньше никогда не видела. Ей стало любопытно. Что за человек такой? Крестится не так, как все... Да и ведет себя не как обычный бандит! Может, секта? Развелось их множество, Таня слышала рассказы. Может, Артем как раз из таких?

Но Артем, судя по всему, не был религиозным фанатиком. Он был просто таким же суеверным человеком, как глуповатый Коцик. А потому, резко погаснув, сразу замолчал, глаза его стали обычными. Он что-то пробормотал, но Таня не могла разобрать что.

— Да я ж говорю: не солдаты это! — Дурачок Коцик так ничего и не понял. — Матросы. С кораблей, которые в порту стоят. Все матросы на сторону большевиков перешли. Теперь в патрулях ходят. Так они это...

Но ни Таня, ни Артем ничего не успели ответить. Вдруг откуда-то из ближайшей подворотни выскочил старый плешивый пес. Он расставил явно больные лапы над земляной ямой разбитой дороги и истошно, с надрывом, дико завыл. Он выл, задрав морду кверху, и от этого жуткого воя у всех, кто его слышал, по коже ледяной волной прокатился озноб. В этом вое было столько отчаяния, скорби, и при этом злой воли, что всем вокруг стало невыносимо страшно. Недаром всегда считалось, что так собаки воют на покойника...

Даже Коцик забыл о своем Боге и трясущимися руками вцепился в деревянное дощатое сиденье.

— Плохой знак, — дрожащим голосом произнес Топтыш.

Всех привел в чувство Артем. Он достал из кармана револьвер и щелкнул затвором. Этот привычный и в то же время страшный звук подействовал так отрезвляюще, что все одновременно, как по команде, очнулись.

— Коцик, ты в телеге на шухере, — прокашлявшись, скомандовала Таня, — Артем, Топтыш, — со мной.

— Нет, — внезапно откликнулся Топтыш, — пусть этот с Коциком посидит. Коцик за ним присмотрит, если что. Мы с тобой и вдвоем справимся. Нечего базаром до шухера ходить, бо пятки сверкать будут.

Таня поняла, что Топтыш не доверяет Артему. По какой-то необъяснимой причине он с первого взгляда невзлюбил Артема и не хотел подпускать того близко к деньгам. Может, интуитивно Топтыш почувствовал, что к Артему и Таня испытывала недоверие. А может, просто как опытный вор Топтыш не доверял тем, кто в мире бандитов не берет клички. В любом случае Тане было ясно: Топтыш недоволен, что она взяла на это дело Артема. Он не осуждал ее, относился снисходительно — женщина, мол, что с нее возьмешь, но был настроен весьма решительно: не подпускать Артема к деньгам.

Таня подумала, что в этом есть смысл. Она действительно не знала этого человека. А потому коротко скомандовала, что Артем будет сидеть в телеге, на ­шухере, с Коциком. Впрочем, у нее была и другая мысль: в случае чего Артем присмотрит за Коциком — тот все-таки был туповат.

Вышли в ночь. Патруль растворился в глубинах Привоза. Исчез и пес. Наступила благодатная тишина. Дело близилось к десяти часам. Таня и Топтыш быстро пошли к зданию. Входная дверь была открыта. Таня успела узнать, что в этом здании есть и почтовая железнодорожная контора для отправки почты по ночам. Ночью там сортировали письма и газеты, а потому дверь не запирали.

Захватив власть, большевики в спешном порядке восстановили поврежденные рельсы, чтобы наладить сообщения с крупными железнодорожными узлами, послав для этого ударную команду. Железная дорога была стратегически важна. Большевики умели заставить работать. Команда справилась в срок. А потому почтовая контора и работала по ночам.

Промелькнув мимо швейцара в стеклянной клетушке, склонившегося над жестяной кружкой с кипятком, Таня и Топтыш стали пробираться наверх. Все было тихо, мирно, ничто не предвещало беды. Единственное, что не понравилось Тане, это то, что в здании, где находятся деньги, нет вооруженной охраны. Но оставалось только выбросить эту мысль из головы и рисковать.

Топтыш был опытным взломщиком. Чем-то неуловимым он напоминал Тане покойного Шмаровоза, вызывая в ее памяти приятные, хоть и грустные воспоминания. Вытащив из кармана длинную иглу, похожую на женскую шпильку, Топтыш стал ковыряться в замке. Сердце Тани колотилось с невероятной силой. Вокруг стояла пугающая тишина.

В замке хрустнуло, Таня и Топтыш оказались в длинной темной комнате. Прямо под окном висел уличный фонарь, и его желтоватые отблески долетали внутрь, заставляя открытые печатные машинки улыбаться своими хищными оскаламм.

— Где сейф? — занервничал Топтыш, водя по стенам фонарем, который успел включить, пока Таня пыталась понять, что где находится в пустой комнате. — Он! Наконец!