Сбежавшая игрушка - Алферьева Татьяна - Страница 13

Кто-то подошел со спины. Хотя кто это может быть, кроме Лэнса? Я глянула через плечо. Ко мне приближалась рысь. Кошак сел вплотную позади меня, и я оказалась между его передними лапами. Тут же меня окутало исходящее от мощного тела густое, живительное тепло. Я словно прислонилась к хорошо протопленной русской печке. Моя голова оказалась на уровне плеча зверя, и, расслабившись, я откинула ее назад, затылком утонув в пышном меху. Как хорошо… Не мужчина, а мечта любой девушки: и спасет, и согреет. А если учесть неистребимую любовь женского пола к котикам, так и вовсе сказка. Находиться рядом с Лэнсом в облике зверя мне было гораздо комфортнее, чем с человеком. Может, потому что он в этой ипостаси молчит?

Я не удержалась и погладила мохнатую лапу. Лэнс тут же ее поджал, как брезгливая домашняя киса. Я улыбнулась и, подсунув под лапу ладонь, коснулась плотных гладких подушечек с наросшими между ними шерстинками. А затем почувствовала, как Лэнс кладет голову мне на плечо, словно с интересом заглядывает, чем это я там, у земли, занимаюсь. Его колкие усы щекочут мне правую щеку и шею, а я представляю, как мы смотримся со стороны: огромная рыжая рысь и рыжая девушка между ее лап на фоне заходящего рыжего солнца.

Я пододвинулась к кошаку еще ближе, теснее прижавшись спиной к его груди, и благодарно прошептала:

— Спасибо, что согрел.

Большой кот замурлыкал в ответ. Сначала он запнулся после первой же выданной им нежной «трели», немного помолчал и продолжил. Я закрыла глаза. Голова рыси осталась лежать на моем плече, и мне была приятна ее мягкая тяжесть.

Не знаю, сколько мы так просидели, прижавшись друг к другу. Я даже начала задремывать, убаюканная ласковым кошачьим урчанием. Солнце почти скрылась за холмами, окрасив озеро в золотисто-розовый цвет.

— Я высох и хочу есть, — неожиданно раздалось над ухом.

Вздрогнув, не сразу сообразила, что вместо кошачьих лап меня обнимают вполне себе человеческие руки, а спиной я прислоняюсь к мужской груди. Поэтому несколько мгновений продолжала полулежать в объятиях Лэнса, откинув голову ему на плечо. Он тоже не спешил со мной расставаться. Одна его рука обхватывала мою талию, другой он упирался в землю, чтобы удобнее было сидеть.

— А ты? — по-доброму усмехнулся над моей замедленной реакцией двуликий.

Я поспешила выпутаться из его объятий и встать, забыв про платье, так и оставшееся незастегнутым. Вовремя подхватила заскользившую вниз одежду и с умоляющим видом повернулась к Лэнсу.

— Только не говори, что мне снова придется с ним возиться, — состроил недовольную гримасу князь.

— Пожалуйста, а то холодно.

— Зачем было лезть в ледяную воду? — застегивая платье, ворчал Лэнс, очевидно, забыв, что первым предложил мне искупаться.

— Вот и я не знаю, зачем ты туда полез? — пожала плечами в ответ.

— Тебя спасать.

— А я не тонула, по крайней мере, до тех пор, пока ты не вмешался.

— Мелкая, ты ведешь себя как-то странно. Слишком дерзко для тебя, — двуликий так дергал за пуговицы, что, скорее всего, половину из них уже оборвал.

Ответила я громким, внезапным чихом.

— Только попробуй! — рявкнули за спиной.

— Что?

— Заболеть.

— Я — нормально. Я спать хочу.

Глаза действительно начинали слипаться.

— Вообще-то моя очередь отдыхать, — напомнил Лэнс, поворачивая меня к себе лицом.

— Ты есть хотел. Давай, ты поешь, а я посплю.

— Только не здесь.

Князь подхватил с земли свою куртку и накинул мне на плечи. Затем неаккуратно поднял мою котомку, выронил через дыры все мои вещи, буркнул: «Собирай. Я пока огонь разведу», — и, прихватив сверток с мясом, пошел в сторону кустистой рощи, зеленеющей в нескольких десятках метров от берега.

Между тем я начала раскисать. Даже опуститься на корточки оказалось непростой задачей, а встать и того труднее. Разморило меня в объятиях зверя от его тепла и мурлыканья, жутко хотелось лечь лапками кверху и ни о чем больше не думать, не переживать.

Пока добралась до рощи, Лэнс уже безжалостно наломал кучу веток, развел костер, причем моим огнивом, поскольку среди вываленных на землю вещей я его так и не нашла, и теперь подогревал на огне мясо. Утром казавшийся таким аппетитным «шашлык» неожиданно стал мне противен. Я даже смотреть на него не могла, не то что попытаться съесть. Лэнс заподозрил неладное, подсел ближе, ощупал лоб и руки.

— Ты слишком горячая.

— Перегрелась, — отшатнулась я назад, выскальзывая из-под его ладони.

— Ложись. Я видел, у тебя есть какая-то серая тряпка, подстели ее под себя.

— Это платье.

— Хорошо, — терпеливо согласился Лэнс. — Подложи под себя платье, а сверху укройся курткой.

Я достала подарок тети Маши, с грустью погладила тонкую ткань, сказала в пустоту, скорее для себя, чем для князя:

— Оно не серое, а бледно-голубое.

— Ложись, — зеленые глаза Лэнса были полны беспокойства.

Я аккуратно разложила платье на колючих, поломанных ветках кустарника и, прежде чем лечь, сказала:

— Ты только не бойся. Когда я простываю, у меня поднимается очень высокая температура. Это нормально. Мой организм всегда так борется с болезнью. Зато все быстро проходит.

— Я половины не понял из того, что ты сказала, — фыркнул князь.

— Ну и ладно, — я легла, закрыла глаза и быстро провалилась в сон.

«Дэй! Где ловцы?!» — «Что стряслось?» — «Она заболела! Вся горит! У нее лихорадка!» — «Успокойся. Они где-то рядом». — «Она даже в себя не приходит. Бредит и мечется. Что мне делать?!» — «Во-первых, если она горячая, было бы разумно ее охладить». — «Предлагаешь снова бросить в озеро?» — «Хотя бы обтереть мокрой тряпкой». — «Я никогда этого не делал». — «Уверяю, это несложно». — «Мелкая сказала, что для нее это нормально. Она так выздоравливает». — «Мелкая?» — «Я ее так называю». — «Тогда какого тарха ты снова собрался ее слушаться? Не хватило одного раза? Тогда чуть не утонула. Сейчас сгорит». — «Она не тонула, а ныряла». — «Я догадывался. Лэнс, эта мелкая должна выжить во что бы то ни стало». — «Понял».

Князь подхватил девчонку на руки и потащил к озеру. Полная луна отражалась в Голубом Оке, серебря его поверхность своим мягким призрачным светом. Платье принцессы снова пошло в дело. Возиться с пуговицами не было ни времени, ни желания. Лэнс воспользовался ножом и безжалостно срезал позолоченные кругляшки. Арина безвольной тряпичной куклой лежала на траве, на лбу выступили мелкие, как бисер, капельки пота, губы высохли и потрескались от сильного жара. Двуликий плеснул водой ей в лицо. Девчонка слегка шевельнулась, веки дрогнули.

— Ну же, приди в себя.

Лэнс принялся обтирать мокрым куском ткани ее руки и ноги. Еще одну, обильно смоченную в воде тряпку он положил мелкой на лоб.

— Лучше в одиночку выйти против ста волков, чем заниматься этим, — ворчал князь.

«Можно подумать, ты не знал, что люди болеют».

— Знал! Но чтобы так?

— Ты кто? — Арина наконец-то открыла глаза. — Бабушка?

«Поздравляю с новым статусом, Лэнс». — «Не смешно».

— Укрой меня одеялом, — хриплым голосом попросила мелкая, поворачиваясь на бок и подтягивая ноги к груди, — и дай попить…

«Воду надо подогреть. Ей нельзя холодную». — «Как я тебе ее подогрею? У меня нет с собой ни котелка, ни кружки». — «Руками». — «Сейчас мои руки не теплее воды». — «Тогда ртом». — «В смысле?» — «Не маленький, разберешься».

— Пить…

Соображал Лэнс быстро. Сняв с себя рубашку, он надел ее на Арину, сверху накинул куртку и понес девчонку к реке. Усадив мелкую на берег, сам встал в воду, оказавшись в ней по пояс, набрал сколько смог воды в рот, немного подержал, затем накрыл сухие, горячие губы Арины своими и медленно начал ее поить. Потом еще и еще раз. Пока девчонка не стала брыкаться, очевидно, догадавшись, что воду в нее вливают весьма странным способом.

— Ты не бабушка, — выдала она, резко отпрянув, не удержалась и упала навзничь в траву.