Платиновый обруч
(Фантастические произведения) - Гуданец Николай Леонардович - Страница 55

— Конечно, ложь, — бормотала сонная Дафния. — Потому что всегда ведь было одно, постоянное, неизбывное, дразнящее, как жажда: тяга к стоячей воде. Правда, этот вот, с клювом, он стесняется признаваться и на все лады маскируется. Но я-то все вижу, все про него знаю…

Она бормотала что-то еще, усмехалась и пробуждалась. Сон пугал ее своей несоразмерностью, в сознании еще плавали отзвуки непонятного и совсем явственно слышался чей-то строгий голос…

«Ах ты, боже мой, — всякий раз вздыхая, думала Большая Дафния. — И что за напасть: одно и то же, одно и то же… И про бессмертье какая-то ерунда…» И тут память глохла окончательно, Дафния переворачивалась на другой бок и подставляла его солнцу, и снова засыпала, передвигаясь вместе с лучом.

Когда замок разрушился настолько, что не осталось ни одной ниши, где можно было бы спокойно посидеть, Кукушка вылетела из развалин и летела до тех пор, пока владения Могучего Орла не остались далеко позади. Здесь опять был лес и светлые поляны, и тихие реки, кишащие рыбой и прочей живностью. А посреди леса находилось заросшее болото со старым пнем. Пожив тут какое-то время, Кукушка снесла яичко и подложила его в чужое гнездо. Убедившись, что угрозы ему никакой нет, она покинула эти края и уже никогда сюда больше не возвращалась.

«Остановился эвольвентор, замерли другие аппараты, погасли экраны — эксперимент был окончен», — так пишет Посвященный.

Ноблы, утверждает он, выглядели теперь осунувшимися, даже как будто постаревшими — так обострились их черты. Наставник извлек из кармана брюк бамбуковую трубку и раскурил ее от лазерной зажигалки. Молодые переглянулись.

— Это, — объяснял он умиротворенным голосом, в котором, однако, пробивалась нарочитость, — местный обычай отмечать конец работы.

Второй посмотрел просительно; Наставник протянул трубку; юноша затянулся, выпустил дым.

— Это необычно, учитель. — В первый раз он назвал его почему-то не Наставником, а учителем.

— После нескольких сеансов это становится желанным.

— Учитель! — Второй улыбнулся. — Что собой представляют «специфические токи планеты Хи», о которых ты так часто упоминал?

— Их очень много — категории, подкатегории, разряды, классы. Все вместе называется словом «страсти». Их можно чувствовать. Нам это чуждо, однако обитатели Хи сильны в страстях.

— По-моему, я уже чувствую…

— Наставник! — Утомленный взгляд Первого остановился на старшем. — Ты получил и экранизировал информацию этой странной птицы!

— Записки Ворона? — невозмутимо переспросил Наставник. — В таком случае, как же быть с той частью экранизации, которая следует за прекращением существования привратника?

— У птицы были предощущения, прогноз. Ты экранизировал этот прогноз. Из того, что зафиксировалось в ее мозгу, легко создать логическую цепь. И если она оборвана, не трудно ее достроить.

— Нас учили, Наставник, что ты можешь все, — смеясь, сказал Второй.

— Вы, следовательно, решили, что я обманул вас?

— Нет, — смутился Второй. — У тебя, очевидно, была определенная учебная цель.

— У тебя была цель, — согласился Первый.

— Да, — сказал Наставник. — У меня была учебная цель. Вы стали свидетелями эволюции низшего. Подготовительный этап позади. Что тебя смущает? — обратился он к Первому. — Эволюция лонов Хи не скопировала эволюцию наших лонов, какую тебе продемонстрировал твой ученический эвольвентор? А тебе хотелось бы, чтобы скопировала?

— Нет.

— Так что же тебя смущает? Ведь ты теперь убедился, что наши лоны и эти — разнятся. К сожалению, у тебя были пробелы — ученический эвольвентор был несовершенным, и ты не увидел пика эволюции. Зато ты увидел пик этой эволюции. Да, конечные результаты совпали. Но это ведь не значит, что. и пики совпадают, не так ли? Или тебя смущает возможность экранизации чьей-то информации и прогнозов? В конце концов, чистая ли здесь работа эвольвентора или экранизация последовательной информации — в любом случае ты увидел действительную картину. Что же все-таки тебя смущает?

— Я, — тихо прошептал Первый; опустив глаза, — и тогда видел пик. Мой ученический эвольвентор был исправен.

— Значит, ты знал! — изумленно воскликнул Второй. — Знал, что теория Спиу верна?!

— Он знал, — мягко сказал Наставник, попыхивая трубкой. — Он видел подтверждение теории Спиу, но не верил собственным глазам. Да, мы произошли от лонов. Многомиллионолетняя эволюция сделала нас такими, какие мы есть. Мы ринулись на планету Хи. Но здесь нам по непонятным причинам изменила наша целеустремленность, наша стойкость и решительность. Мы почему-то стали вялыми и малоподвижными, мы стали допускать многозначные ответы на вопросы, нами овладели «страсти», мы услышали в себе непонятные волнения, наше естество стали волновать звуки, запахи и краски, меняющиеся картины природы. Но эти обстоятельства не угнетали нас, а наоборот: как бы освобождали от чего-то мучительного и тяжелого. Специфика планеты?.. В конце концов многие из нас лишились воинственных устремлений и смешались с местными, а другие, кто испугался таких странных перемен, ушли назад, домой, там вымерли. Ты это видел, мой мальчик?

— Да, Наставник, — как в полусне, отозвался Первый. — И поэтому здесь оказались лоны… Но я не мог понять, как мы, настолько превосходящие их во всех областях знаний, как мы оказались побежденными? Что это за неизвестное нам оружие, с помощью которого он победили?

— Это — любовь, — сказал Наставник.

Они долго молчали. Наконец, Первый проговорил: — Я не был готов к полету. Но не мог признаться тебе, ни Совету Студии.

— Ты был готов, — кивнул Наставник.

— Был готов! Нас снабдили неверной информацией! Мы ничего не знаем про обитателей Хи!

— Мы знаем односторонне. И нет ничего хуже одностороннего знания. Чтобы знать их, надо жить.

Второй сел на траву, потом лег.

— Наставник! Я не слышу, о чем у вас разговор, не хочу слушать. И не могу понять, отчего это так. Ты научил нас их языку, их привычкам, их манере чувствовать и выражать свое чувствование. И мне хочется сказать на их языке: мне хорошо здесь… Ты говорил — «краски, звуки, любовь…». Покажи же нам его, разумного, просто покажи — я не хочу никаких экспериментов.

Наставник посмотрел на Первого.

— У нас есть задание! — произнес тот.

Второй закрыл глаза, дыхание его стало глубоким ровным.

— У нас есть задание! — упрямо повторил Первый. — Если мы вернемся ни с чем, нас дисквалифицируют! Навсегда.

— Ты должен подумать и выбрать, — негромко проговорил Наставник. — Ты свободен в выборе.

— Нам нужна эволюция разумного Хи!

— Ты ее получишь.

В это время с шуршанием раздвинулись кусты опушке, и на поляну вышла девушка. Первый удивленно посмотрел на своего Наставника, — почему, дескать, не включает обскуратор, — и сам потянулся к аппарату!

Но Наставник задержал его руку. Второй вскочил. Все втроем стали смотреть на девушку. На ней было светлое одеяние. Она была легка. У нее было открытое приветливое лицо с чуть-чуть раскосыми глазами; из-под воронкообразной шляпы спадали на шею черные волосы. Она что-то напевала. Оглянувшись и ничего, по-видимому, обескураживающего не заметив, она стала собирать цветы.

— Кто это? — шепотом спросил Наставника Первый.

— Это — человек.

И тут Второй мгновенно преобразился: вместо блестящего, облегающего комбинезона, на нем оказались скатанные, как у Наставника, брюки, белая рубашка, платочек вокруг шеи и. та же шляпа воронкой. Он посмотрел на товарищей, отвернулся и, расставив руки, вдвинулся навстречу девушке, так же, в тон ей, заведя незамысловатый мотив.

Первый напрягся, словно хотел броситься следом, но взглянув на старшего, остался на месте; руки его повисли вдоль тела.

— Он не вернется, — сказал Наставник.

Второй уходил все дальше; девушка, заметив его, взмахнула букетом и засмеялась.

— Я должен дать ему последнее напутствие, — сказал Наставник. — Я сейчас вернусь, и мы займемся эволюцией разумного Хи. Теперь ты видел его.