Внутренний суслик (СИ) - "Inndiliya" - Страница 2

Самолет, куда мы сели с бетой, был частным, не удивлюсь, если он принадлежит компании мужа или моих родителей. То есть родителей Милоша, конечно. Я сняла куртку, отдала ее стюарду-бете, (вот уж не знаю, каким боком мне было известно о его принадлежности к полу беты, но я четко осознавала, что милый, улыбающийся мальчик в стильном летном костюме являлся бетой) и устало села в удобное мягкое кресло у иллюминатора. Уши традиционно заложило и я невольно вспомнила как летала на море этим летом, точно так же страдая при взлете и посадке. Тошнить меня не тошнило ни в том, ни в этом теле, и это радовало.

— Мы проведем в полете шесть часов. Ближайшая посадка на дозаправку через четыре часа. Желаете соки, спиртное, закуски? — заученно улыбаясь, приветливо спросил стюард.

— Цианистого калия, пожалуйста, — вырвалось у меня и я с удовольствием увидела, как перекосилось лицо беты.

— Извините, — бета вымученно улыбнулся и повернулся с предложением напитков к Альди, сидящему через проход.

Я подтянула лежащий рядом плед, укуталась в него по самый нос, подтянув колени к подбородку, и уставилась в окно иллюминатора.

Еще неделю назад я работала обычным офисным сотрудником, делопроизводителем, и если охарактеризовать мою карьерную лестницу, то я, скорее всего, ее просто мыла. После института найти работу оказалось сложно, и, выбирая между работником макдака и офисным трутнем, я выбрала второе. Друзья разлетелись-разбежались кто куда, взрослая жизнь оказалась совсем не такой, о какой мечталось во время учебы, постоянного молодого человека у меня не было, а все временные связи не шли ни в какое сравнение с тем безумным сексом, который был у меня еще сегодня ночью с моим тутошним законным мужем. И снова румянец атаковал мои щеки и жар пополз по всему телу, заставив меня откинуть плед и участить дыхание.

Да, Тася, можно сказать, ты сделала скачок в своей карьере. Кто бы мог подумать, что сломав ногу, можно оказаться омегой, замужем за богатеньким буратиной и все равно не быть счастливой…

Тем знаменательным вечером, идя по темноте домой, на знакомой до боли улице, я неудачно наступила на камушек и подвернула ногу, нелепо взмахнув пакетами, упала на асфальт. Подвернутая нога хрустнула, и искры в глазах прорезали темноту ночи. Вместо того, чтобы вызывать скорую, я потетешкала ногу, кое-как встала и доковыляла до дома, до которого оставалось всего ничего — завернуть за угол. Был день зарплаты и я накупила разных вкусняшек, чтобы побаловать себя, и было до боли обидно, что я не попробую всей этой вкуснотищи. Но когда через полчаса боль стала невыносимой, и даже таблетка нурофена не помогла, пришлось вызывать скорую и терпеть еще очень долго, пока мне поставили правильный диагноз, сделав рентген, и вкололи обезболивающее. Пару дней в больнице, где я познакомилась с неунывающей Танюшкой, которой отрезали ногу из-за какого-то зубодробительного названия болезни костей, многочисленные уколы, антибиотики, капельницы, гепарин, больничный запах и больничная еда, и вот я здесь. В другом мире. В теле омеги. Все это время побаливало сердце, иногда сильно побаливало. Пила валерьяночку, разминала тянущую под грудиной боль рукой, и отпускало, а в одну из ночей прихватило и не отпустило, — закололо так сильно, что я даже вскрикнуть не успела, скрутило в узел от боли, кинув в жар, в холод, окатило холодным потом, сдавило и вывернуло наизнанку, чернота разорвалась вспышкой цветных искр перед глазами.

А открыла глаза я уже в другой больнице. Мне кажется, причиной моей смерти там мог оказаться оторвавшийся тромб или что-то с сердцем. Никогда не вдавалась в подробности своего здоровья. Мне было двадцать четыре года, а в таком возрасте о здоровье особо не задумываешься. Ну покалывает в области груди, ну болит голова после перепоя, ну хватает в боку после жирной пищи, и что? Вот и добегалась ты, Таисья свет Валерьевна. Одно радует, и именно то, что там, на Земле, огорчало больше всего — что не успела завести семью и детей, некому будет оплакивать мой уход там.

Сердце болезненно сжалось и я поверхностно задышала, стараясь снять спазм. Теперь, после того, что случилось дома, боли в сердце меня пугали даже если оно просто сильно сжималось от переживаний, а нервничать тут мне пришлось много и часто.

Это только на второй день пребывания в больнице Ториниус мне объяснил, что у меня была попытка суицида, но меня откачали. А так я лежала в отдельной палате, при необходимости вызывала сиделку — пожилого бету, который профессионально помогал мне справиться с нуждами. Конечно, осознание себя мужиком прошло плачевно — ор и обморок, сорванный голос и ободранная при падении левая рука. До последнего я думала, что это сон, или бред, или видения, но просыпаясь раз за разом в одной и той же палате, пришлось признать, что это реальность. Признать, но не принять.

Официально признанная докторами амнезия после разговора с моим мужем, когда я, естественно, не смогла узнать кто он, и не вспомнила как меня зовут, сколько мне лет все равно ничего не изменила в наших отношениях с Тори. По его кратким высказываниям я поняла, что была неверна мужу, сбежала с каким-то хахалем, но меня нашли и вернули, и я наглоталась таблеток. Муж говорил об этом неохотно и зло, не веря, что я ничего не помню, а прислуга была слишком вышколена и на эту тему со мной никто не общался вообще. Лежала бы я в общей палате, там бы вволюшку обо мне посплетничали, но я зато имела бы представление об этом мире, о своем положении, о своих проделках. Но все, что я знала на сегодняшний день, это то, что я омега, мой муж деловой человек, владелец какого-то предприятия, и он альфа. Его друг с детства, партнер по бизнесу, Альдис — бета. А Милош, т.е. я, неверный муж, презираемый всем миром, опозоривший род и семью — урод, хоть и красавчик.

А через три дня больничного лечения мое тело скрутило другой напастью и доктора вызвали мужа, сообщив, что у меня началась течка. Вечером он забрал меня домой и два дня, вплоть до сегодняшнего утра я помню очень плохо. Было хорошо, так хорошо, как никогда этого не было на Земле, но и стыдно так, как никогда раньше.

Приземление и посадку на дозаправку я благополучно проспала, а за полчаса до прибытия неожиданно проснулась отдохнувшей. В иллюминаторе вокруг, насколько хватало глаз расстилался искристый снег. Вокруг темными пятнами проплывал лес, гористая местность радовала взгляд.

Было странно видеть столько снега вокруг. В том месте, откуда мы вылетали, весна уже во всю вступала в свои права и снегом даже не пахло, и такой резкий переход из весны в зиму тоже напрягал и нервировал. Все было неправильным.

Возле самолета нас встречала машина, поэтому замерзнуть в своей тонкой курточке я не успела. В машине было тепло, и после пробежки по морозцу все запахи ощущались острее. Альди тепло поприветствовал альфу, подогнавшего машину, перекинулся парой фраз и сел за руль, странно поглядывая на меня. Ещё в самолете я заметила эти взгляды, которые тот бросал не скрываясь.

Очевидно тот, настоящий, Милош никогда так себя не вел, как я. А я боялась. Я просто боялась их всех. Ощупывая метку на плече я понимала, что ее оставили клыками, а раз они могли выпускать клыки, то могли и порвать ими в состоянии агрессии. А все окружающие меня ненавидели за то, что я не делала, вернее, делала, но не я.

Внутри я чувствовала себя замершим в ужасе сусликом, застывшим на задних лапках и внезапно получившим бампером в лоб. В той, предыдущей жизни я была веселушкой-хохотушкой, язвительной, саркастичной и любящей жизнь, здесь же мой внутренний голос заткнулся наглухо и даже носа не показывал — если я не была Милошем, то я не была и собой в полной мере. Любопытство прорывалось иногда, но как только я чувствовала значительные отличия моего мира от этого, я тут же пугалась и включала суслика, замирая и пережидая, пытаясь охватить все различия и новинки этого мира. Переварить это на фоне ненависти ко мне окружающих было очень трудно, поэтому я предпочитала молчать и вникать в то, что происходит.