Внутренний суслик (СИ) - "Inndiliya" - Страница 10

Васятка душераздирающе зевнул и посоветовал:

«Гони его нахер, еще даже птички не какали!»

Но, в отличии от Васи, я знала, что ему-то можно свернуться калачиком и дрыхнуть, а я иждивенец и лучше деда не дразнить.

— Вставай, ходи завтракать.

За столом я зевала, отчаянно прикрывая ладошкой рот, и сонно помешивала ложкой чай.

— Из дома ни ногой. Сиди, как приклеенный, узнаю, что выходил за ворота — выпорю! — дед был умыт, одет, собран и настроен решительно. — Ну-ка погляди на меня! — он внимательно уставился мне в глаза. — Обещай, что не подпалишь дом и не накуролесишь, пока меня нет!

— Ашиус, обещаю! Я сейчас спать завалюсь, и до твоего приезда вообще… — я хотела добавить «из дома не выйду», но вспомнила про листья табака в кармане и смутилась: курить дома я точно не стану, значит, придется выходить на улицу, — … ничего такого делать не планирую.

Я максимально честно посмотрела ему в глаза, но, видимо, дед в них что-то углядел, и досадливо скривился:

— Что я такого сделал, что мне на старости лет досталось такое счастье, а? Список твой я взял. Больше ничего не надумал?

— Творожка купи! И сметаны! И конфет. А когда тебя ждать?

— Как приеду, так и жди. И гляди мне! Сиди дома, как мышь под веником!

После ухода деда сон как рукой сняло. Я повалялась на кровати, достала моего Тори, поулыбалась ему, поцеловала, погладила и поняла одну простую вещь: не нужно изгонять своих внутренних демонов — нужно просто их накормить: сытые они урчат и лапками перебирают, а убивать их бесполезно — будут разлагаться внутри и вонять.

Надо вставать, да и деда чем-то задобрить не мешает — напеку-ка я блинов.

Выпечка блинов настраивала на медитацию — процесс долгий, рутинный, стопочка с блинами растет, тесто уменьшается. Газетка из-под подушки перекочевала на полочку, и я все оттягивала и оттягивала ее прочтение. Вот почему я сижу, и нихрена не делаю?! Да потому что, всё, что не делается — всё к лучшему! Но червячок сомнения глодал, и не хило так глодал. Надоели тяжелые мысли и плохие новости, хотелось уже хоть чего-то хорошего и позитивного, в то же время газета манила — знать о своем прошлом было жизненно необходимо, но вряд ли желтая пресса не переврет и не исказит правду на потеху публике.

Васятка сыто валялся на спине, почухивая толстое брюшко:

«Времени полно, успеешь еще узнать о себе всю правду».

Мысли помимо воли крутились вокруг этого странного мира. Он был похож на Землю, и в то же время не похож — незначительные отличия во флоре и фауне я уже заметила.

«Незначительные! — коротко хохотнул сусл. — Полное отсутствие женщин и наличие мужиков с маткой, как есть незначительное!»

«Не придирайся к словам, Василий! Мы еще мало знаем об этом мире. Может быть, тут есть и женщины. Что мы с тобой видели? Больницу-дом-самолет-поместье? А отношение мужа ко мне как к омеге и деда ко всем омегам тоже не показатель. Может быть, это семья такая исключительная. Домостроевская. А остальные омеги катаются как сыр в масле, и только мне так не повезло, попасть именно в эту семью, где меня ненавидят».

Помнится, одна подруженция сказала как-то: «Если мужик тебе понравился, надо подойти к нему и сказать: «Мужик! Ты мне нравишься!» — И всё. Теперь это его проблема, но не твоя — сам понравился, сам пусть и выпутывается». К моей теперешней семье такое даже близко было неприменимо. И я подозреваю, что остальным омегам все-таки тоже несладко приходится: гадский домострой, безмозглое подчинение своему альфе, выключающие мозги течки вычеркивали даже малейший намек на проявление свободы воли слабого пола. Как они тут бедные выживали?..

Блины получились тонкими, воздушными, вкусными. Каждый из них я щедро смазывала маслом и налопалась так, что казалось на первом блине я уже сижу, а последний торчит изо рта, но и оставалось еще прилично — высокая пахучая стопка радовала глаз. Перемывая посуду, достала рыбу, чтобы та разморозилась. Стейки запечь в духовке? Или потушить с овощами? С овощами долго возиться — пока обжаришь все ингредиенты, пока потушишь… Ладно, Тася, не ленись — с овощами в сметане вкуснее будет.

Стук в двери меня напугал до задрожавших коленок. Неужели тот, вчерашний «похититель омежьих сердец» рискнул зайти, пока деда нет? Открывать было страшно, но и не открыть было неправильно: места тут безлюдные, на улице мороз — вдруг кому помощь понадобилась.

— Кто? — звонко и громко крикнула я из-за двери.

— Милош, откройте, пожалуйста! Мы соседи, — голос был мягкий, омежий.

Я открыла защелку и отворила дверь. На пороге стоял омега в неброском теплом сером пальто и красивой белой меховой шапке, а за него держался маленький мальчик, лет пяти-шести, судя по моему внутреннему навигатору — альфа.

— Проходите! — я посторонилась, пропуская гостей в дом.

Гость снял шарфик с малыша, расстегнул пальтишко и повесил все на вешалку:

— Разувайся, сынок, — он посмотрел мне в глаза виновато, и суслик внутри сразу прокомментировал: «Грядет большущая жопень».

— Милош, мы соседи из поселка рядом. Вы меня не помните, наверное, но мне больше не к кому обратиться, а вы, как омега омегу должны меня понять, — «И прррростить», — добавил Вася голосом Миши Галустяна. — Мой муж работает далеко отсюда, и последнее время его поведение изменилось. И запах тоже. Некоторые болтают, что он завел себе там другую семью, и мне надо съездить туда и убедиться лично, как обстоят дела. Больше жить во лжи и неведении я не могу, — омега действительно выглядел устало и замучено.

— Милый, сходи, помой ручки, — обратился он к сыну, тот послушно потопал в направлении ванной комнаты.

Я все так же, молча, стоял и смотрел на разыгрывающуюся передо мной драму.

«А я уж было подумал, что это внебрачный сынок Тори», — выдохнул Васятка.

— Ой, я не представился, меня Люсий зовут, а сына — Радеуш. Про вас многое говорили, но я не верю всем сплетням, да и, честно говоря, мне больше не к кому тут обратиться, а взять с собой сына не представляется возможным. Его не с кем будет оставить, а я не хочу при нем выяснять отношения с мужем, — он умоляюще смотрел мне в глаза и темные круги под глазами, общее состояние убитого горем и подозрением омеги действовали на меня разъедающе. Может быть, в этот самый момент мой дорогой муж тоже приходует другого омегу, сплавив меня в глушь и отряхнув руки, как от решенной проблемы.

— Люсий, вы же понимаете, что то, что вы узнаете, может вам не понравиться? Вы наверняка думаете, что успокоите свою совесть, муж бросится вам на шею, засияет солнышко, заиграет музыка, и вы заживете счастливо, как в мечтах? А если все действительно обстоит так, как люди говорят? Что вы будете делать? — многие из моих подружек, когда пытались проверить телефоны своих мужей или бойфрендов так дошутились, прямо до разрыва и громких скандалов с битьем посуды и выяснением отношений, поэтому мне хотелось предостеречь этого грустного омегу, чтобы он точно знал, на что идет.

— Разведусь. Заберу Радеуша и буду жить в другом городе — здесь мне жизни не дадут. Я все продумал, вы не думайте, Милош. Я просто уже дошел до той черты, за которой ничего нет — подозрения разъели мою душу, и я готов все перечеркнуть, если дела обстоят именно так, как я думаю. Я постараюсь вернуться побыстрее, и я знаю, что вам достанется от Ашиуса, но вы моя единственная надежда. Поможете мне, Милош? — омега сдерживался изо всех сил, чтобы не заплакать. Я удрученно кивнул головой. Омегу было жалко, сердце щемяще заныло — вот оно, мое будущее, во всей красе стоит передо мной. — Вы же не будете его бить? У вас добрые глаза, я вам верю, — Люсий уговаривал больше себя, чем меня.

Радеуш вышел из ванной умытый и сосредоточенный. Я отвел его на кухню, усадил за стол, налил чаю и поставил перед ним вазочку с вареньем и сметану.

— Сколько тебе класть блинов, Радеуш?

— Тррррри! — он показал на пальцах, одновременно грассируя, старательно выговаривая букву «р».

— Тебе сметанкой помазать или вареньем полить?