Вечная любовь (СИ) - Кутузова Елена - Страница 16

- Спать хочется, - тут же пожаловалась Уля, хотя понимала, что сама виновата.

- Ну так и спи, - неожиданно предложил Шон. - Темп не изменится, дорога ровная... Знай дремли.

Уля улыбнулась шутке, но когда рот растянулся в очередном зевке, подумала, что совет не так уж плох. Надо только позу найти поудобнее. И тут караван неожиданно остановился. Шон приподнялся в стременах, вглядываясь в темноту, и тихо выругался:

- Вот ведь...

Уле стало интересно. А проводник уже укладывал верблюдов, не обращая внимания на протесты всадников.

Прямо перед путниками, вцепившись в каменистую почву узловатыми корнями, росло одинокое дерево со странными листьями, которые в свете фонаря превратились в лоскутки синей ткани, трепещущие на ветру.

Проводник поклонился и трижды обошел дерево по часовой стрелке, а потом что-то сделал со стволом.

- Деньги положил, - пояснил Шон. - Подношение духам. Смотри, сейчас еще и нас будет заставлять...

Монгол и вправду повернулся к остальным и указал на дерево. Его речь была страстной, но совсем непонятной. Для Ули. Оба китайца поторопились спуститься на землю и повторили ритуал, только поднесли не деньги, а завязали по полоске ткани. Джастин Одли тоже оставил духам подарок. Оюн, Басан, Шон обычай проигнорировали. А Уля вспомнила, что еще дома сунула в карман штанов сдачу - пару сотен, и решила присоединиться к обряду.

- Не стоит, - шепнул Шон. - Деньги и дома пригодятся. Да и потом, ты же отрицала это мракобесие!

- Мракобесие - да, но не традиции, - ощутить под ногами твердую почву, а не зыбкие стремена, было странно и приятно.

Кто-то заботливо посветил фонариком. В щелях толстой коры виднелись скрученные в трубочку бумажные деньги, кое-где блестели монетки... И когда Уля аккуратно пристраивала свой дар, в груди стало светло и пусто, как в ожидании чего-то волшебного. Объяснив это хорошим настроением, она вернулась к верблюду, готовая к аттракциону «катапульта».

Когда солнце наконец-то соизволило появиться из-за горизонта, справа полыхнул пожар: первые лучи окрасили алым вершины барханов, которые тянулись с востока на запад, пересекая путь каравану.

В предрассветной тишине звуки обретали невероятную четкость. Хруст камешков под ногами, шорох сухой травы разносился далеко вокруг. А потом к ним присоединилось тихое постукивание, которое так органично вплелось в окружающее, что Уля не сразу обратила на него внимания.

Тук-тук. Тук-тук. Словно кто-то идет вприпрыжку. Тук-тук...

Первым заволновались верблюды. А следом впал в панику проводник. Он что-то прокричал, показывая на небольшое ущелье справа. Вход полузанесло песком, но ветер пока очищал вершины серых скал. Звук шел прямо оттуда.

Остальные члены каравана тоже забеспокоились. Невозмутимыми остались только Шон и два его помощника.

- Что происходит? - поинтересовалась Уля. - Что он кричит?

- Болтает, что в этих местах видели Костяного Демона, а стук - его шаги. Говорит, надо возвращаться, удачи не будет. Приносить жертву и молиться, чтобы духи уберегли от беды.

- А верблюды? Они чего?

- Бурю чуют.

Ветер и вправду усилился. Песок у входа в ущелье начал двигаться активнее, но как-то необычно: не перетекал, повинуясь воздушным потокам, а словно подпрыгивал. Как будто кто-то стучал по каменной плите, заставляя её содрогаться. И чем сильнее становился тук, тем выше подскакивал песок, и тем сильнее дул ветер. А когда он завыл в ущелье, проводник не выдержал: вскочил на ближайшего верблюда и кинулся прочь, вереща что-то высоким, бьющим по нервам голосом. Один из китайцев бросился за ним, но Шон остановил. И пояснил встревоженной Ульяне:

- Я знаю эту местность. Да и Оюн тоже.

Мужчина согласно кивнул, а Шон повторил то же самое для остальных.

В караване успокоились. Только вот стук действовал на нервы, да ветер...

- Надо найти укрытие, - повернулась к Шону Уля, но тот только махнул рукой:

- Поздно!

Из ущелья вырвался столб песка. И в его клубах виднелось что-то настолько страшное, что Уля просто завизжала, хватая веревку своего верблюда.

- Бежим!

Этот клич поняли все и кинулись прочь, нахлестывая испуганных животных. Вьючные верблюды неслись следом, не отставая ни на шаг.

14

Но песок, смешанный с ветром, оказался быстрее. Он бил по лицу, забивался в уши, хлестал по глазам, не позволяя смотреть. А еще мешал дышать.

- Стоять! - донеслось сквозь вой бури. Ульяна узнала голос Шона и натянула веревку. Верблюд тут же улегся, почти упал на землю.

- Ложись! - рядом, сбивая её с седла, рухнул Шон. Его лицо было замотано шарфом, второй такой же он протягивал Уле: - Вот. И глаза тоже.

Но было поздно. Стук приблизился, и сквозь пыль стало ясно, кто его издавал.

Он походил на огромный скелет. Коричневая кожа обтягивала череп, а высокий костяной гребень пылал багровым. Точно так же, как и глубоко посаженные глаза. Костяные пластины на груди заменяли ребра. Они, сталкиваясь друг с другом, и издавали этот странный звук.

Шон прошипел что-то и медленно вытащил два длинный кинжала, которые носил за спиной. Не успел - свист ветра и шорох песка прорезали звуки выстрелов. Ходячий ужас пошатнулся от ударивших в пластины пуль и повернулся к врагу: на его пути стоял китаец. Ян или Юн - Уля не поняла, различать близнецов умудрялся только Шон.

Сам он выругался, причем не тихо:

- Придурок! Его этим не проймешь!

И, словно в подтверждении его слов, раздалась автоматная очередь. Кусок гребня отломился, но его тут же заменило полыхнувшее пламя. Миг - и чудовище восстановило потерю, разве что кожа из багровой стала красной.

Китайцы не сдавались. Поливая врага из автоматов, они рассредоточились, затрудняя для него выбор цели. Чудище замешкалось, не в состоянии выбрать кого-то одно, и Шон немедленно этим воспользовался: распрямился, как сжатая пружина, и, оттолкнувшись от седла лежащего верблюда, взмыл в воздух. Пробившийся сквозь красную марь солнечный луч высек из клинков кровавые искры.

Со скоростью, странной для такой махины, чудовище развернулось к новому врагу, сразу же забыв про остальных. Горящие глаза следили за каждым движением Шона, и казалось, из них вырываются лучи, способные испепелять.

- Назад! - заорал тот близнецам.

Один немедленно выполнил приказ, вкторой же замешкался, выбирая цель пёоудобнее. И тут же рядом взметнулся бурунчик пеыли, вытянулся, как будто под сслоем песка полз кто-то живой и длинный, а потом, рванувшись верх, ударил под колени, отчего солдат упал и даже кувыркнулся несколько раз, оказавшись прямо у ног чудовища. Увенчанная огромным шипом-шпорой ступня поднялась и опустилась, дробя кости, вдавливая в землю... Предсмертный хрип утонул в реве ветра.

Уля даже всхлипнуть не смела. Прижалась к верблюду и замерла, не в силах отвести взгляда от происходящей бойни. На огромный движущийся скелет. На кровавое пятно, которое уже начал засыпать песок, на кричащего Яна или Юна, на мчащегося на врага Шона... И на огромную тень, что поднималась за спиной чудовища.

Она не могла принадлежать существу, обитающему на земле. Но и тот, кто буйствовал в сердце песчаной бури - тоже.

Напоминающий плеть хвост лупил по покрытой зеленоватой чешуей бокам, а из пасти вырывался громовой рев. Пятипалые лапы вгрызлись в песок, как коршун в добычу, и длинная шея изогнулась, направляя ветвистые рога в спину врагу. Уля поежилась: она узнала этого зверя. Именно он помстился тогда в темноте, в ночь перед выездом.

Взмах - и костяной демон взлетает в воздух, а потом падает переломанной куклой, но только для того, чтобы встать обратно и развернуться к новому врагу. А нежданный помощник прильнул к земле, готовясь к очередному удару, но костлявые руки перехватили рога и замерли в неистовой борьбе. Казалось, их силы равны, но в поединок вмешалась третья сторона: Шон, подпрыгнув, как отскочивший от асфальта мячик, вонзил клинки в основании черепа багрового скелета.