Взять хотя бы меня - Кэмерон Джулия - Страница 17

– Мистрис, вы в порядке? – то и дело испуганно спрашивала няня. Мы выбирали ее для своей дочери очень тщательно. Забота была у этой женщины в крови. И объектом своих усилий она считала почему-то не только Доменику, но и меня. Мое поведение ее тревожило. Какими бы блюдами она меня ни соблазняла, я всегда предпочитала еде вино. Напившись, я принималась обзванивать друзей с Восточного побережья – и они понятия не имели, что со мной делать.

– Ты хотя бы пишешь? – спрашивали они. Творчество всегда было якорем, что удерживал меня в этом мире.

– Пытаюсь, – отвечала я – и действительно пыталась писать.

С кокаином, бегущим по венам, я не уходила в «отключку» и могла трудиться за пишущей машинкой продолжительное время. Он мог удержать меня за клавиатурой, но не давал нужного ощущения ясности, согласованности. Кокаин – навязчивый наркотик, и мои тексты увязли в повторах. Я говорила одну фразу, а потом писала то же самое другими словами. Затем придумывала еще третью и четвертую, и все – об одном и том же. Казалось, что у меня просто слишком много вариантов, чтобы выбрать один из них. Бывало, меня несло, я писала взахлеб – а потом тормозила, останавливалась. Работа продвигалась рывками, неравномерно – и совершенно непродуктивно.

– Мистрис? С вами все в порядке? – услышала я как-то после обеда, когда рухнула, совершенно вымотанная, в кровать. – Кажется, вам нужен доктор.

Вот так, когда Доменике было всего несколько недель от роду, мне пришлось обратиться к врачу, и тот поставил диагноз «истощение от переутомления». Я ни словом не упомянула на приеме о своих проблемах с алкоголем и кокаином. Доктор совершенно недвусмысленно, почти приказным тоном сообщил, что мне нужно вернуться домой, лечь в кровать и «перестать так сильно переживать». Интересно, а как он узнал, что я именно переживаю? Тем не менее, пусть неохотно, я последовала предписанию.

Я просто лежала в постели – не могла ни заснуть, ни наслаждаться отдыхом. Мартин с каждым днем приходил домой все позже и позже. К моим долгим одиноким дням теперь добавились и долгие одинокие ночи. «Он просто работает, Джулия», – бормотала я себе под нос. Вскоре мне начали сниться кошмары.

Так, мне казалось, что в углу нашей спальни свернулась кольцами кобра.

– Мартин, там змея! – кричала я. Стоило мне это сказать, как кобра медленно поворачивала ко мне свою голову.

– Это не змея, – отвечал Мартин. К своему ужасу, я понимала, что у кобры – лицо Лайзы.

Мне снилось, что Лайза – плоская вырезанная фигура, словно огромная бумажная кукла. Она носила стильные наряды, которые спереди прикрывали ее, но сзади оставляли голой. В моих снах Мартин всегда видел эту Лайзу только спереди – только модную гламурную девушку. Девушку, у которой нет недостатков. Девушку, которая никогда не бывает обнаженной, в отличие от всех остальных.

«Они всего лишь работают вместе», – ругала я себя за недостойные мысли. Лайза была замужем, в счастливом, как казалось, браке с продюсером Джеком Хэйли младшим. Если ее муж не беспокоится о жене, то и мне переживать незачем. Мартин никогда не работал «просто», он всегда «пахал как проклятый». Засиживаться в студии допоздна – часть его натуры. В конце концов, я же вышла за него замуж, чтобы быть вместе «в горе и в радости». Видимо, сейчас наступила полоса «горя», и, конечно, я как-нибудь с ней справлюсь.

Проблема заключалась в том, как именно я пыталась «справиться». Меня везде ждал тупик – и в творчестве, и в личной жизни. Пристрастие к алкоголю и наркотикам откровенно меня пугало, но среди моих приятелей и знакомых всегда находились люди, чья привычка к сильнодействующим веществам была куда сильнее, чем моя собственная. Как-то я пригласила старого друга на обед, чтобы просто поболтать, и выбралась из ресторана пьяной вдрызг. Не помню даже, как вернулась домой. Без кокаина меня вырубало после нескольких бокалов. Под кокаином я и вовсе не могла остановиться, могла выпить хоть целый океан.

– Это миленькая привычка хорошенькой избалованной женушки, вот и всё, – бывало, поддразнивал меня дилер.

Но я не хотела быть «хорошенькой избалованной женушкой». Мне нужно было снова стать самой собой, той, кого я знала как талантливую писательницу. Подумав, я решила снять офис. Мартин ездит на работу в студию, вот и я тоже буду ездить на работу – в свой офис. Пустая комната и пустые страницы должны были заставить мою музу сжалиться и наконец навестить меня. Я нашла подходящий вариант в Беверли-Хиллз – словно созданный специально для меня офис в духе Раймонда Чандлера – и уютно там обосновалась. Но вместо того чтобы писать, я снова стала пить.

Вдохновляясь мыслью, что один бокал вина развеет страхи, я позволяла себе выпить. Первый бокал, как всегда, тащил за собой второй. К третьему я уже осознавала, что у меня проблемы. Без кокаина, который не давал отключиться, напиваться было опасно. А под кокаином мои тексты превращались в мешанину, и хоть я целый день могла провести за пишущей машинкой, толку от этого практически не было. Итак, личный офис не стал панацеей от моих бед, как я рассчитывала. Даже наоборот. Теперь у меня было секретное место, где можно пьянствовать, ничего не опасаясь. Не раз и не два я надиралась до такого состояния, что приходила в себя, лежа на полу, уже поздним вечером. Мне стало страшно.

– Кажется, у меня проблемы, – призналась я Артуру Кречмеру, моему редактору из Playboy. Он как раз приехал в город по делам на один день, и мы встретились за обедом недалеко от моего офиса. Конечно, я заказывала себе выпивку снова и снова.

– Я вижу, – отозвался Артур. – А почему раньше не сказала? Ведь ты могла со мной поделиться, ты же знаешь.

Я знала. Только не понимала, что в этом случае стала бы делать с жалостью и сочувствием Артура. Мне хотелось быть сильной, чтобы справиться со всем – и под «всем» имелись в виду удары судьбы, которые мне были суждены.

Мартин теперь вел сразу три проекта: «Нью-Йорк, Нью-Йорк»; документальный «концертный» фильм продюсера Робби Робертсона под названием «Последний вальс»; и мюзикл «Действие» с Лайзой в главной роли. Его карьера на полном ходу летела к расцвету, и Мартин не хотел упускать ни одной подворачивающейся возможности. Как и многие новоиспеченные знаменитости, он действовал и чувствовал так, словно хотел прыгнуть выше головы. Слава – это афродизиак. Как Мартин сам признавал, даже реальность в виде жены и ребенка не могла его сдержать.

От нашего особняка на Малхолланд-драйв до дома Робби Робертсона в Малибу – около сорока пяти минут езды. Я проделывала этот путь множество раз. Мне нравилась жена Робби, Доминика, – я чувствовала, что мы с ней близки по духу. Как и я, она встретила своего будущего мужа, выполняя журналистское задание. Как и я, она ощущала себя писателем. Общаясь с нею, я чувствовала, как возрождается мой дух – даже несмотря на то, что весь Малибу был просто завален наркотой, в первую очередь кокаином. Проводя там все больше и больше времени, я стала тратить на дурь все больше и больше денег. «Привычка хорошенькой избалованной женушки» вырывалась из-под контроля.

Как ни странно, в Малибу меня не покидало успокаивающее чувство «нормальной» жизни. Пристрастие к наркотикам было нормой для жен рок-звезд, как и завершившиеся до срока карьеры. Мое поведение никого не смущало. Здесь повидали зависимости и похлеще моих. Излюбленная тема местных разговоров – что бы ты мог иметь и что имеешь сейчас. Я вписывалась в нее прямо идеально.

«Последний вальс» задумывался как документальный фильм со звездным составом – в нем участвовали знаменитости рок-н-ролла от Боба Дилана и Нила Янга до Джони Митчелла и Хаулина Вулфа. Он снимался в Сан-Франциско, а дополнительные сцены готовились уже в Лос-Анджелесе. Получалась роскошная съемка сразу несколькими 35-миллиметровыми камерами. Мартин делал этот фильм с огромной любовью. Когда-то он участвовал в создании «Вудстока» – был одним из монтажеров, – и рок-н-ролл жил в его крови. С журналистской точки зрения, «Последний вальс» давал возможность взять множество классных интервью у его героев. Я надеялась, что Мартин даст мне шанс поработать.