Взять хотя бы меня - Кэмерон Джулия - Страница 15

– Это моя жена Джулия, – представил меня Мартин.

Я протянула Лайзе руку, и, когда наши пальцы соприкоснулись, у меня кровь застыла в жилах. «Моему браку конец, – мелькнуло в голове. Потом взяла себя в руки: – Джулия, не глупи. Просто скажи привет».

Меня переполняла решимость ни в коем случае не быть ревнивой или неуверенной в себе женой. Рядом с Мартином теперь все время были кинозвезды, и я намеревалась относиться к этому спокойно. Лайза обладала на удивление легким характером, что не очень свойственно знаменитостям; ей нравилось постоянно быть в хорошем настроении. «Мы все тут заодно», – казалось, показывала она всем своим видом. Для Лайзы я не была «просто» женой Мартина. Я писатель со своей авторской манерой, и Миннелли, кажется, признавала это. В других обстоятельствах она бы мне даже понравилась. Эта девушка не выглядела хищницей. Хоть Мартин и был режиссером фильма, в котором она снималась, но относилась Лайза к нему скорее как к «папочке». Меня это автоматически делало «мамочкой», а Лайзу, соответственно, – нашей обожаемой дочкой. Эту-то роль Миннелли и разыгрывала все три часа, что провела у нас в гостях.

– Ну, что скажешь? – спросил меня Мартин, когда Лайза ушла.

– Она хорошая. Милая девочка.

Вдаваться в подробности я не стала. А что бы мне тогда пришлось сказать? «Ты бросишь меня ради нее?» Прозвучало бы так, словно я впала в паранойю – да это и была паранойя. Впрочем, это не означало, что я ошибалась. Я решила держать свои соображения при себе.

Когда «Таксист» успешно вышел на экраны, пришло время нашего отложенного медового месяца. Я заявила, что поеду куда угодно, лишь бы там можно было покататься на лошадях. Мартин выбрал ранчо Хана на гавайском острове Мауи. Собирая вещи, он взял с собой книгу «Последнее искушение Христа». Я захватила с собой тетрадь – чтобы писать.

«Тошнит» – такова была первая запись в ней.

Добираться до Мауи нужно было с пересадкой, и когда второй самолет, крошечный трудяга местных авиалиний, наконец приземлился, желудок у меня скакнул к горлу да так там и остался. Тогда я посчитала, что во всем виновата жестковатая посадка. Когда в течение двух ближайших недель ничего не поменялось, я решила, что во всем виновата гористая местность и большая высота над уровнем моря. Над прекрасными пляжами острова Мауи нависали высокие скалы.

Ранчо Хана располагалось в нескольких часах езды от аэропорта по горной дороге, что серпантином обвивала скалы; оттуда открывался потрясающий вид на Тихий океан. Я не была бы самой собой, если б рискнула пожаловаться, поэтому боролась с тошнотой молча, ни слова не говоря Мартину. В конце концов, у нас медовый месяц. Я хотела быть романтичной. Хотела быть отважной. Хотела быть классной девчонкой, как героини фильмов Говарда Хоукса, которые так нравились Мартину. На мне были калифорнийские синие джинсы и пиджак цвета хаки. За исключением невероятной бледности, со своей ролью я справлялась.

На следующий день, первый наш день на ранчо, мы с Мартином встали рано и отправились завтракать (там накрывали «шведский стол»), чтобы потом поехать на долгую верховую прогулку. Идя вдоль многочисленных предложенных блюд, я вдруг поняла, что хочу только две вещи: манную кашу и свежие кусочки ананаса. Мартин озадаченно поглядел на мою тарелку.

– Ты точно такое ешь?

Его можно было понять: на завтрак предлагали бекон, сосиски, бутерброды с ветчиной, вареные яйца, омлет, оладьи и папайю. Здесь можно спокойно устроить королевское пиршество, а я выбрала себе какую-то бедняцкую еду. Да плевать. Это же наш медовый месяц, пусть все идет как идет. Я быстро расправилась с манной кашей и ананасом и взяла вторую порцию.

У меня осталась фотография, сделанная на той первой утренней верховой прогулке. Мартину достался золотой паломино – идеальная лошадь для какого-нибудь положительного героя фильма, – и он сидит в седле, высокий, прямой и гордый, точь-в-точь как ковбой в вестернах, которые Мартин взахлеб глотал с самого детства.

– Я не умею ездить верхом, – признался он мне потом, но в то утро блеф у него получился очень убедительным. Я же, поскольку в седло села почти сразу, как научилась ходить, считала умение управлять лошадью совершенно естественным, свойственным любому человеку. И просто ожидала того же от мужа.

Чего я не ожидала, так это того, что мой желудок будет напоминать о себе всякий раз, стоит только нам остановиться. Больше никаких сомнений: меня тошнит. Горы и высота тут точно ни при чем. Не может же у меня кружиться голова от того, что я сижу верхом на очень удобном квотерхорсе? Нет, тут что-то иное.

– Уверена, что с тобой все нормально? – тревожно спросил меня Мартин на следующее утро, когда я прямой наводкой, как почтовый голубь, спешащий домой, направилась к столу с манной кашей и ананасами.

– Но это же очень вкусно, – заверила я. – Мне хочется именно этого.

Чего мне действительно хотелось, так это остановить выматывающую тошноту, и оказалось, что избавиться от дурноты можно, только когда ешь ананасы или едешь верхом. Мартин рвался позагорать у бассейна и почитать. Я рвалась скакать по горам. Обычно мы легко находили общий язык, но тут внезапно разошлись во мнениях. Меня после конной прогулки тянуло завалиться в кровать и проспать до обеда. Мартину же именно в это время хотелось запрыгнуть в машину и отправиться исследовать окрестности. Проблемы в нашем раю копились два дня, но наконец их стало слишком много.

– Ты в порядке? – интересовался Мартин, косясь на мой неизменный выбор блюд.

– А ты в порядке? – интересовалась в ответ я, глядя, как он снова уткнулся в «Последнее искушение Христа».

– Это отличная книга.

– Мне вчера дали отличного коня.

– Ты уверена, что все хорошо?

– Да. Все хорошо.

Но я уже начинала волноваться: может быть, со мной действительно что-то не так? Может, меня какая-нибудь тропическая муха укусила? Алкоголь вон тоже стал отвратительным на вкус… И моя усталость – может, это какая-нибудь особо неприятная простуда? Почему я чувствую себя лишней, когда вижу Мартина снова уткнувшимся в книгу? Действительно ли я так беззащитна? Я взялась за свой дневник. Две недели в раю стали уже походить на год в аду. Мы ехали сюда расслабиться. Мы две недели работали над тем, чтобы расслабиться. К концу второй недели Мартин обзавелся отличным загаром. Я покрылась веснушками и раздалась в талии – манная каша не прошла бесследно.

Вернувшись в Лос-Анджелес, я первым делом отправилась к своему врачу в Беверли-Хиллз. Должно же быть какое-то объяснение моему состоянию! И, как оказалось, оно действительно было, просто замечательное: я беременна. Моя тошнота – не что иное, как острое проявление обычного утреннего токсикоза. Позвонив Мартину, я сообщила ему новость.

– Дитя первой брачной ночи, – объяснила взволнованно. – Врач посчитал срок.

Я и с мамой связалась, чтобы поделиться вестями. С того конца провода до меня долетел далекий долгий вздох.

– Будем надеяться, что ты не слишком поспешила с ребенком, – наконец услышала я. После того звонка мы с ней не общались несколько месяцев.

Честно говоря, отношения у меня испортились не только с мамой. Я поссорилась со своими редакторами и даже с лучшей подругой Джуди Бахрах.

– Ты уехала из Вашингтона писательницей, а теперь ты просто жена, – обвиняла меня Джуди.

Беременность лишний раз подтверждала мое предательство. Я превратилась для Джуди в одну из «них».

И я действительно превратилась в одну из «них», если понимать под «ними» людей мира кино.

В отличие от сценария «Таксиста», талантливого и тщательно выписанного, сценарий фильма «Нью-Йорк, Нью-Йорк» требовал доработки. Мартин решил, что мне следует заняться им совместно с его другом Мардиком Мартином и собственно автором сценария Эрлом Мэк Рочем. Я была рада, даже в восторге от того, что снова займусь творчеством. Если редакторы не желали больше видеть мои статьи о фильмах, я решу эту проблему тем, что буду писать для фильмов.