Лучшая зарубежная научная фантастика: Сумерки богов - Дозуа Гарднер - Страница 20

Прошлой ночью Нахид, я, наши дети и внуки смотрели за тем, как актеры разыгрывали эту пьесу на площади в центре города, где мы открыли мастерскую по пошиву одежды. Последние сорок лет вокруг нее вертелась вся наша жизнь. Я смотрел на события своей юности, на комедию и трагедию, на горе и радости и вновь задавался вопросом, заслужил ли все те блага, что пали на меня с того самого дня. С тех пор как я вонзил нож в живот собственного учителя, от которого получил все, что знаю о благодати, голоса в моей голове исчезли навсегда.

Стремительный упадок Каслонской империи и сопутствующее ему возрождение Гельветики начались в тот самый момент, когда я покончил с желанием Дария освободить людей от веры и долга. Народ, стоя на коленях в храмах двенадцати планет, радостно возносит молитвы об освобождении, слушает, слышит и подчиняется.

Скоро я упокоюсь под землей, как тот металлический человек, что хулил богов, хотя, в отличие от него, навряд ли когда–нибудь пойду снова. Если я и совершил ошибку, то не мне о ней судить. Я умру, держа любимую женщину за руку, но истины так и не узнаю.

Свое первое произведение Морин Макхью опубликовала в 1989 году и с тех пор, несмотря на сравнительно небольшое количество работ, неизменно восхищает мир фантастики, заслужив репутацию одного из самых уважаемых современных авторов. В 1992 году ее роман «Чжан с Китайской горы» («China Mountain Zhang») стал одним из самых высоко оцененных и обсуждаемых, получив премию журнала «Locus» за лучший дебютный роман, а также премию «Лямбда» и премию Джеймса Типтри–младшего, оказался в числе финалистов «Хьюго» и «Небьюлы» и был включен газетой «New York Times» в число самых значительных книг года. Рассказ «Поезд Линкольна» («The Lincoln Train») принес писательнице премию «Хьюго». Другие произведения, в том числе романы «Половина дня — ночь» («Half the Day is Night»), «Дитя миссионера» («Mission Child») и «Некрополь» («Necropolis»), были приняты с таким же энтузиазмом. Яркие рассказы автора выходили в «Asimov’s Science Fiction», «The Magazine of Fantasy and Science Fiction», «Starlight», «Eclipse», «Alternate Warriors», «Aladdin», «Killing me Softly» и других изданиях, а также представлены в сборнике «Матери и другие монстры» («Mothers and Other Monsters»). Вместе с мужем, сыном и золотистым, ретривером, по имени Хадсон писательница живет в городе Остин, Техас.

Этот рассказ переносит нас лет на десять вперед, в мир, где экономика потерпела крах. Неторопливая и глубоко искренняя история о женщине в обнищавшем обществе, которая пытается свести концы с концами и вместе с тем не растерять основные человеческие качества.

— Сеньора? — У моей обтянутой сеткой двери стоит перепачканный пылью мужчина — мигрант из Мексики. Собаки не слышали, как он подошел, зато сейчас зашлись яростным лаем, пытаясь исправить допущенную оплошность. Я сижу за кухонным столом, расписываю куклу и жду, когда таймер сообщит мне о том, что пора вынимать из печи готовые детали следующей.

— Гудзон, Эбби! — кричу я, но собаки не обращают внимания.

Мужчина делает шаг назад.

— Есть ли у вас работа? Я могу, прополка. — Он жестами помогает сделать речь доступной для понимания. Мужчина коротконог, с длинным туловищем. Вероятно, направляется к Великим озерам, где на территории США самый большой запас пресной воды и наиболее востребован сельскохозяйственный труд.

Из–за спины гостя виден мой участок земли, огороженный забором. Небо только начинает розоветь. В это время года я работаю, избегая жары: рано утром и поздно вечером. Видимо, в это же время мой гость путешествует.

Провожаю мексиканца туда, где он может зарядить телефон. Показываю ему цистерну и отправляю полоть.

По интернет–радио играет «(You’re So Square) Baby I Don’t Саге»[5]. Сегодня сорок пятая годовщина смерти Элвиса Пресли. Я иду в дом и наливаю мексиканцу тарелку фасолевого супа.

Странствующие рабочие с помощью специальных кодов оповещают себе подобных о том, где остановиться, а где лучше пройти мимо. Зубы обозначают скрягу. Треугольник с руками — домовладельца, у которого есть ствол, и он не прочь использовать его по назначению. Кошка — милая дамочка. Сегодня люди активно пользуются интернет–сайтами и по мере возможности просматривают новости с дешевых смартфонов. Почему–то я там оказалась в качестве «милой дамочки» или как они нынче это называют. Отсюда железная дорога проходит на восток, и здесь, возможно, поезда в последний раз замедляют свой ход перед большой сортировочной станцией в Белене. Люди поднимаются вдоль Рио–Гранде в надежде запрыгнуть на поезд.

Мне не по себе. Я бы с радостью покормила кого–нибудь, оставаясь неизвестной. Так просто быть довольной собой, вручая миску супа тому, кто, может, не ел несколько дней! Но я не горю желанием открыть столовую для мигрантов. Экономические трудности делают жизнь беженца непростой, от этого люди не становятся добрее и лучше, и мне кажется, что благодаря упоминанию на каком-то сайте я становлюсь уязвимей. Собаки могут сколько угодно захлебываться безумным лаем, только Гудзон — помесь бордер–колли и золотистого ретривера, а Эбби — метис черного лабрадора. Они славные псы, а не охранные собаки, и, чтобы понять это, не надо быть семи пядей во лбу.

Теперь я иногда просыпаюсь ночью, опасаясь, что кто–то забрался в дом. Эбби спит на другой стороне кровати, Гудзон — на полу. Безлунные ночи здесь темные как смоль, никому и в голову не приходит зря тратить электричество в это время суток. Дом у меня небольшой: две спальни, гостиная и кухня.

Я наклоняюсь, бужу спящего на полу Гудзона и шепчу:

— Кто там?

Эбби тоже просыпается и садится. Собаки ничего не слышат. Вместе со мной они идут по коридору в темную гостиную. Я вглядываюсь через окно в тенистый сад и жду, когда залают собаки. Часто в такие ночи я не могу снова уснуть.

Но человек, оказавшийся этим утром у моих дверей, прополол мой сад. Он принимает миску супа, несколько лепешек и горячо меня благодарит. Берет заряженный телефон и показывает мне фотографию женщины и ребенка.

— Моя жена и малыш, — говорит он. Я киваю, мне неинтересно знать о его семье, но не грубить же ему.

Заканчиваю работу над куклой. Я уже расписала ее, собрала все детали и вручную укоренила волосы. Малышка получилась более миловидной, чем хотелось бы. Покупатели моего сайта могут по своему желанию подбирать различные части кукол: черты лица, цвет глаз, положение рук. Стоимость комбинированной куколки составляет примерно двухнедельный заработок мигранта. Некоторые клиенты желают получить портретную куклу по фотографии и делают спецзаказ. В этом случае к стоимости добавляется ноль.

Я одеваю пупса, держа его за ножку. Когда Эбби, радостно и звонко лая, врывается в комнату, я вздрагиваю и встаю. Кукленок звучно стукается головой об пол, так что мужчина в ужасе ахает.

— Это кукла, — говорю я.

Не знаю, понял ли мигрант мои слова, но он все же догадывается. Прикрывает рот ладонью и нервно смеется. Поднимаю малыша с пола.

Я делаю гиперреалистичных пупсов, которые выглядят совсем как новорожденные. Однако сходство должно быть передано не совсем достоверно. Людям нравится, когда куколки чуть–чуть симпатичнее и немного совершеннее настоящих детей. Мне же по душе, если в них есть что–то странное, безобразное, как в живых новорожденных, с неким намеком на то, что онтология подытоживает филогенетику: человеческий плод зародился как одноклеточный организм и развивался в виде крохотной рыбки, до того как наконец принял форму млекопитающего. Теория о том, что развитие человеческого эмбриона воссоздает ход эволюции, конечно же, ошибочна. Но мне нравится, когда младенцы напоминают нам, что в действительности мы — животные, некогда древние и немного фантастические. Эдакие крохотные подменыши, поселившиеся в людских домах.

Также я охотно отождествляю приготовленную на День благодарения индейку с угощением из мяса динозавра, когда–то занимавшее почетное место на столе. Возможно, именно поэтому я живу одна.