Наставники. Коридоры власти
(Романы) - Сноу Чарльз Перси - Страница 14

Через несколько минут вошел дворецкий и сказал, что у ворот профессора уже ждет такси. Эта сцена — составная часть привычного ритуала — неуклонно повторялась два раза в неделю, потому что по четвергам и субботам Гей в любую погоду выходил из дому, и его доставляли в колледж — отобедать с нами. Потом, завершая ритуал, Кристл помог ему надеть пальто и мантию, а он пожелал — каждому в отдельности — спокойной ночи. Звучно повторяя это пожелание, он ушаркал из комнаты, и вслед за ним вышел Рой, чтобы помочь ему благополучно добраться до ворот по скользкому насту.

— Да, эти старые ученые не нам чета, — сказал Кристл, когда Гей и Калверт скрылись за дверью. — Мы их достижений повторить не сможем.

— Я не совсем понимаю, чем они так уж замечательны, — проговорил Найтингейл. В его манере держаться ощущалась странная скованность: он словно бы скрывал мучительное отчаяние, чтобы не испортить нам послеобеденного десерта. И лицо у него казалось странно застывшим — как у человека, который с трудом подавляет раздражение. Его губы почти всегда были плотно сжаты, и на нежной коже четко прорисовывались напряженные морщины. Густые, слегка вьющиеся белокурые волосы он зачесывал набок, и они косо спадали на лоб. Его изможденно-озабоченное, но волевое лицо делалось очень привлекательным, когда он чему-нибудь радовался. — Никто, по-моему, до сих пор не знает, — сказал он, — почему, собственно, работы Гея считаются самобытными.

— Вы не правы, Найтингейл, — возразил ему Кристл. — По широте научной известности никого из нас просто невозможно с ним сравнить. И мы получим право судить да рядить, когда сумеем сделать столько же, сколько сделал он.

— Я совершенно с этим согласен, — сказал Браун.

— Если сидеть над сагами шестьдесят лет по четыре часа в день, поневоле кое-что сделаешь, — буркнул Найтингейл.

— Хотелось бы мне верить, что кто-нибудь из нас окажется таким же уважаемым ученым, как Гей, когда доживет до его возраста, — резко ответил ему Кристл.

— Судя по отзывам немецких специалистов, — заметил Браун, — имя Калверта станет со временем не менее известным.

— У этих джентльменов очень удобная наука, — еще напряженней, чем раньше, проговорил Найтингейл. — Она ведь не требует от них самостоятельного мышления.

— Вы ничего не знаете об их науке, — сказал Кристл, сказал весьма решительно, но отнюдь не враждебно, потому что втайне он симпатизировал Найтингейлу. Однако я видел, что филология сейчас его вовсе не интересует. — Мне неприятно слушать, как ругают Гея. Мое глубокое уважение к нему известно, я думаю, всем. Но мне прискорбно сознавать, что мы должны предоставить ему голос, когда нам придется выбирать руководителя колледжа. Сможет ли колледж жить нормальной жизнью, если ее будут направлять люди, у которых с потерей памяти желание во все вмешиваться только возрастает?

— Я всегда был уверен, что их надо лишать избирательного права, — сразу же поддержал Кристла Найтингейл.

— Ни в коем случае, — возразил ему Браун. — Если в шестьдесят пять или, скажем, в семьдесят лет мы лишим их права голоса, колледж проиграет намного больше, чем выиграет.

— Это почему же?

— А потому что колледж является сообществом людей и должен — хотя бы даже в ущерб себе — твердо придерживаться своего устава.

— Если последовательно развивать вашу мысль, — обратился я к Найтингейлу, — то вскоре колледж просто перестанет быть колледжем.

— А мне-то казалось, что вы человек передовых взглядов, — упрекнул меня Найтингейл.

— В разумных пределах, — сказал я.

— Да, тут трудно решиться на что-нибудь определенное, — проговорил Кристл. Он чувствовал раздвоенность, мучительную раздвоенность, это случалось с ним довольно часто, но он очень не хотел, чтобы кто-нибудь заметил его состояние. Неукротимая властность побуждала его отстранить стариков от дел, отобрав у них право голоса, — ведь эти старые развалины вечно препятствовали тому, что он затевал. А мягкая романтичность и душевная доброта, почтительное отношение к старшим и любовь к старому Гею отвращали его от настоятельной необходимости напомнить им про их старческую никчемность. — Но иногда мне начинает казаться, что колледжу нельзя доверять даже его собственные деньги. Подумайте, ну может ли наше сообщество распоряжаться капиталом в миллион фунтов стерлингов?

— Я отвечу на ваш вопрос, — живо отозвался Браун, — когда увижу, как мы справились с выборами ректора.

— А что — уже началась подготовка к выборам? — спросил Найтингейл.

— Нет, конечно, сейчас это еще невозможно, — ответил ему Браун. — Просто кое-кто размышляет о кандидатах на этот пост. Я уже слышал одно или два имени. — Браун говорил неторопливо и мягко, но его острые глаза пристально следили за Найтингейлом. Тот обыкновенно противодействовал начинаниям Брауна и Кристла, поэтому Браун хотел прощупать, окажется ли он их противником и теперь, что было весьма вероятно. — По-моему, Винслоу склонен выдвинуть Кроуфорда. А вы что об этом думаете?

— Ничего особенно хорошего не думаю, — после паузы сказал Найтингейл.

— Вот как? Интересно, — проговорил Браун, неотрывно глядя на собеседника. — Я, признаться, полагал, что вам, естественнику, захочется провести в ректоры именно Кроуфорда.

И тут Найтингейла неожиданно прорвало.

— Только не Кроуфорда! — с едкой горечью возразил он. — Последние три года он ежедневно — буквально каждый день! — напоминает мне, что он член Королевского общества, а я нет.

— В самом деле? — сочувственно удивился Браун. — Он ведь, кажется, начинал гораздо раньше вас?

— Он постоянно напоминает мне, что меня уже шесть лет кряду прокатывают на выборах в Королевское общество и что в марте мне придется пройти через это седьмой раз! — срывающимся от зависти и отчаяния голосом выкрикнул Найтингейл.

Кристл не вмешивался, и разговор вел Браун.

— Должен признаться, что я, так же как и вы, не склонен поддерживать Кроуфорда, — сказал он. — Мне кажется, что нам нужен не такой руководитель. Я еще не все обдумал, но мне говорили, что некоторые наставники называют совсем другого кандидата. Скажите, а как вы отнеслись бы к выдвижению Джего?

— Джего? — переспросил Найтингейл. — Ничего не имею против.

— Вероятно, найдутся люди, которые будут серьезно возражать против него, — раздумчиво проговорил Браун.

— Некоторые люди будут возражать против кого бы то ни было.

Браун улыбнулся.

— Они могут сказать, что Джего не такой известный ученый, как… ну хотя бы, как Кроуфорд. И это серьезное возражение. Другое дело, насколько оно важно для нас. Или, говоря иначе, мы вряд ли найдем руководителя, идеального во всех отношениях. А значит, нужно решить, кого мы предпочтем — Джего, добросовестного, но не блестящего ученого, который зато прекрасно подходит для этой должности по своим человеческим качествам, или Кроуфорда — вы сейчас чрезвычайно убедительно оттенили некоторые его недостатки. В самом деле, допустимы ли подобные недостатки у ректора?

— Я готов поддержать Джего, — сказал Найтингейл.

— Очертя голову тут решать ничего, конечно, не следует, — заметил Браун. — Или, говоря иначе, семь раз отмерь — один раз отрежь. Но ваше мнение кажется мне очень весомым…

— Мне тоже, — вмешался Кристл. — Теперь, пожалуй, и я вскоре на что-нибудь решусь.

Браун и Кристл ушли; мы с Найтингейлом остались в профессорской одни.

— Давайте посидим у меня, — неожиданно предложил он.

Я удивился. Найтингейл, единственный из всех наставников, был мне решительно неприятен, — да и он меня, мягко говоря, не жаловал. Наша взаимная неприязнь, подобно любви, вспыхнула, когда мы познакомились, без всяких видимых причин: у нас не было ни общих духовных интересов, ни разногласий — ничего общего, а ведь многим коллегам, столь же чуждым мне по духу, я искренне симпатизировал. Только колледж нас и объединял: в других условиях мы наверняка держались бы друг от друга подальше. Но здесь нам почти каждый вечер приходилось встречаться за обеденным столом и поддерживать вежливую беседу, а иногда — под давлением социальных обычаев — мы даже проводили вместе свое свободное время. Насильственная социальная общность — я часто размышлял об этой поразительной черте кембриджской жизни; но еще поразительнее было то, что нередко социальную судьбу ученого решали его враги. Все административные должности в колледжах были выборными, и, значит, человек, выдвинутый на какой-нибудь должностной пост, частично зависел от своих недругов, которые принимали участие в голосовании, — так, например, Джего, не любивший Винслоу гораздо решительней, чем я Найтингейла, знал, что его будущность в какой-то степени зависит и от казначея.