Убийство к ужину - Клюпфель Фолькер - Страница 48

Он набрал по внутреннему номеру секретаршу и попросил ее связаться с администрацией местного самоуправления в Вайлере и запросить свидетельство о смерти Роберта Лутценберга, отца Андреаса. В нем должна быть указана причина смерти. Помимо этого, ему нужны полные данные врача, подписавшего это свидетельство.

Не то чтобы комиссар видел в этом какую-то перспективу для следствия, просто он хотел узнать, от чего Роберт Лутценберг умер в столь сравнительно молодые годы.

Санди приложила все усилия, и уже через полчаса у него на столе лежала справка о том, что Роберт Лутценберг умер от рака желудка. Впрочем, в справке причиной было указано: «в результате полиорганной недостаточности», но как следствия осложнения онкологического заболевания. Еще через десять минут в кабинете зазвонил телефон, и Санди соединила его с лечащим врачом Лутценберга.

Врач на диалекте, говорящем о его происхождении из Линдау, поблизости от Швейцарии, сообщил, что Лутценберг долгие годы страдал гастритом. Часто открывалась язва, мучили колики. К тому же он являлся заядлым курильщиком, всегда напряженным, постоянно нервозным. Однажды его все-таки удалось уговорить обследоваться. Так и был диагностирован рак. Попробовали удалить часть желудка, но не помогло: метастазы обнаружились почти во всех органах. Безнадежный случай. Больной, кстати, до последнего не бросавший курить, через шесть недель скончался дома. Ему давали только морфий для купирования острых болей.

Клуфтингер повесил трубку, призадумался и решил, что информация небесполезна, хоть и не продвинула его в расследовании. Ладно, в конце концов, многих надежд на эту версию он и не возлагал.

После вчерашнего суматошного дня сегодняшний показался ему тоскливым. Никаких новых сенсаций не обнаруживалось, поэтому после четырехчасового совещания он мог со спокойной душой отправиться домой и подумать о предстоящем вечере.

Значит, четверг можно считать вычеркнутым. Будем надеяться, следующий день принесет что-то новенькое.

Ладно, по крайней мере вечерок занят. Он внезапно вспомнил: по четвергам проходят репетиции.

Клуфтингер испытал прилив энтузиазма: хорошо, что он так и не выгрузил этот чертов барабан из машины, теперь не надо будет его загружать.

Репетиция оказалась для него не только первой за последние две недели, но и первой, которой он искренне радовался более чем за месяц. Вполне вероятно, дело оказалось в том, что дома ему было так одиноко, хоть удавись. И вдруг его словно молнией поразило: сегодня же последняя репетиция перед пятничным выступлением! Не то чтобы после трудного дня он целый вечер болтал с женой, но одно ее присутствие, ее сочувственное молчание успокаивали его. Только теперь он это осознал. И разозлился на себя, припомнив поговорку: что имеем, не храним, потерявши — плачем.

Проглотив ком в горле, он отправился на репетицию. От этих сентиментальных мыслей не останется и следа, когда он окажется в мужской компании, где разговоры крутятся отнюдь не вокруг душевных переживаний.

— Ха, в нашем полку прибыло! — хлопнул его по плечу коллега по оркестру.

Клуфтингер, который в этот момент вынимал барабан из багажника, вздрогнул от неожиданности, зато к нему тотчас же вернулась уверенность: мир по-прежнему в полном порядке, хотя бы здесь, где не существовало проблем, которые не решили бы всем «полком».

Когда он вошел в помещение музыкального общества на втором этаже пожарного депо, ему навстречу расплылся в улыбке Йохан, давний приятель.

— Ой, начальник, это не я!

Шутка была не первой свежести и от частого употребления не становилась смешнее, но Клуфтингер поддержал игру:

— А ты уверен, Йохан? Кое-какие улики ведут прямиком к тебе…

Йохана все звали «жердью» из-за тощих рук и ног и почти лысого черепа, так что при росте метр девяносто он казался еще длиннее. И вот этот верзила серьезно вгляделся в лицо Клуфтингера, пока не убедился, что тот шутит, потом издал хриплый смешок, больше похожий на кашель, и хлопнул по стулу рядом с собой. Он искренне обрадовался приходу Клуфтингера. С тех пор как его одолела астма, пришлось сменить тубу на тарелки, а когда приятель отсутствовал на репетиции, ему приходилось еще обслуживать и большой барабан.

— Хорошо, что пришел, Клуфти!

— Спасибо, Ханзи, — изобразил сердечную благодарность Клуфтингер, который знал, что он так же ненавидит свое прозвище, как и Клуфтингер свое.

Репетиция прошла хорошо, хоть комиссар и получил от дирижера несколько неодобрительных взглядов за несвоевременное вступление. И теперь пришло время самой приятной части вечера, а для многих и самой важной. Клуфтингер уж не раз удивлялся, зачем заниматься столь обременительным хобби только для того, чтобы использовать его как повод для дружеских посиделок за кружкой пива.

Сегодня, когда почти полный состав оркестра ввалился в «Мондвирт», ближайшую пивную, комиссар пользовался особым спросом. Ему пришлось изворачиваться, как ужу, отвечая на сыпавшиеся со всех сторон вопросы, выдать пару «секретных» деталей, разумеется, под честное слово, мол, дальше это не пойдет, чтобы потом в кругу семьи друзья-приятели могли похвастаться с трудом добытой информацией «из первых рук». Как бы то ни было, но Клуфтингеру удалось дипломатично рассказать много ничего не говорящего, никого не обидев и не заслужив репутацию зазнайки.

— Если хочешь знать мое мнение, — вступил в разговор Йохан, — этот Вахтер получил по заслугам.

Многие дружно закивали.

Клуфтингер навострил уши:

— Ты его знал?

— Ага, кабы знал, так в морду б дал, — сказал Йохан и подрос еще на пару сантиметров, сорвав одобрительный смех и похлопывания по спине.

— Он сбил нам цены на молоко, — объяснил Рожок, который, как и Йохан, являлся фермером.

Грегор Мерк получил свое прозвище из-за дирижера, который на репетициях постоянно требовал от него: «Рожок, темп!»

— Что значит сбил цены? — невинным тоном спросил Клуфтингер, будто интересовался исключительно из личного любопытства.

— С тех пор как он тут объявился, за молоко нам платят гроши, — пожаловался Грегор.

— Нет, погоди, не совсем так. Цены они снизили не сразу, сначала все было по-старому, а потом уж все время говорили: рыночная экономика, мол. Так вроде. А нам из-за нее пришлось экономить на каждой марке, — подхватил Йохан, гордый тем, что удалось щегольнуть острым словцом.

— А при чем тут Вахтер? — Клуфтингер хотел докопаться до сути.

— Так ведь наши денежки пошли на его содержание, — вошел в раж Грегор. — Он снимал сливки, а мы остались с сывороткой из-под простокваши. Вот при чем!

Клуфтингер решить больше не подливать масла в огонь, его коллеги по цеху уж слишком завелись. Он взял себе на заметку позже выяснить всю подноготную.

— Как твое колено, Клуфти? — внезапно вырос перед ними Пауль с кружкой пива. — Ну-ка уступи место мастеру, Рожок! — заставил он потесниться Грегора и, кряхтя, плюхнулся на скамью.

Клуфтингер смекнул: Пауль намекал на представление с погоней на кладбище, как-никак у него там оказались «места в партере». Но сейчас его не столько задевали воспоминания о той неприятной истории, сколько мучила упущенная возможность взять Андреаса Лутценберга живым.

— Нормально, — немногословно ответил он.

— Зрелище было еще то, там, на похоронах, — продолжал развивать тему Пауль. — С того дня мы все, кто там присутствовал, делали ставки, появишься ли ты еще на репетиции. Ты стал такой знаменитостью!

Клуфтингер вымученно улыбнулся и перевел разговор в другое русло:

— О чем я хотел тебя спросить, Пауль, не знаешь, случайно, где бы это могло быть?

Он вынул из заднего кармана фотографию одинокой фермы с домом и хозяйственной постройкой.

Пауль недоверчиво покосился на него:

— А это по твоему делу, да?

Клуфтингеру ничего не пришло в голову, чтобы выдать какую-нибудь правдоподобную версию. Мысли кружились роем, и ни одну не удавалось ухватить. Поэтому он честно признался: