Племянник чародея (с иллюстрациями) - Льюис Клайв Стейплз - Страница 17

• Предыдущая
• 17/20
• Следующая

– Это из долины, где озеро, – сказала лошадь.

– Да, – сказал Дигори, – смотрите! За озером – горы, а вода какая синяя…

– То самое место, – сказали все трое.

Стрела стала спускаться большими кругами, воздух теплел, запах усиливался, просто плакать хотелось, так он был прекрасен – и, когда лошадиные копыта коснулись земли, кругом были не скалы и не горы, а густая трава. То был пологий склон. Дети прокатились немного вниз по высокой траве и встали, переводя дух.

Оказались они почти у вершины – ну, на четверть фута ниже, и решили сразу взобраться на самый верх. Там, наверху, стояла живая зеленая изгородь, а за нею росли деревья. Через изгородь свисали ветви и, когда пробегал ветер, листья на них серебрились, даже отливали голубым. Довольно долго дети шли вдоль стены, обошли чуть не всю вершину, пока наконец не увидели золотые ворота, обращенные на восток.

Наверное, Полли и Стрела думали тоже войти в них, но сразу же отказались от этой мысли. Так и чувствовалось, что сад этот – чей-то, и ходить туда без спросу нельзя. Словом, Дигори подошел к воротам один.

Подойдя к ним вплотную, он увидел на золоте серебряные Строки, примерно такие:

«Отдай его другим, – повторил Дигори. – Что ж, именно для того я и прибыл. Значит, есть его мне самому нельзя. Но как открыть ворота? Не лезть же через изгородь!» Он тронул ворота рукой, и они беззвучно открылись.

В саду стояла тишина, лишь слабо журчал фонтан. Пахло так же, все было прекрасно здесь, но совсем невесело.

Дерево он узнал сразу – и потому, что оно стояло посреди сада, и потому, что яблоки ярко сверкали, бросая отсвет на затененную землю. Подойдя к нему, он сорвал серебристый плод и положил его в харман куртки. Однако сперва он его понюхал.

Лучше бы он этого не делал! Больше всего на свете ему захотелось сорвать еще один, для себя. Он быстро сунул его в карман – но на дереве росли другие! «Быть может, – подумал он, – надпись – не приказ, а совет? И вообще, я же сорвал яблоко для других; какая разница, что я сделаю с остальными?»

Размышляя об этом, он ненароком взглянул сквозь ветви на верхушку дерева. Там, над его головой, прикорнула прекраснейшая птица. Я говорю «прикорнула», потому что она то ли спала, то ли нет, один ее глаз был закрыт не совсем плотно. Казалась она побольше орла, грудка ее отливала золотом, хвост – пурпуром, на голове алел хохолок.

– В таких местах, – говорил Дигори позже, рассказывая обо всем этом, – надо держать ухо востро. Мало ли кто за тобой следит!.. – Однако, я думаю, он бы и сам не сорвал яблока. Должно быть, всякие прописи (скажем, «не укради») вбивали тогда мальчикам в голову крепче, чем теперь. Хотя, кто знает…

Он повернулся, чтобы идти обратно, огляделся напоследок и замер от ужаса: он был не один. Неподалеку от него стояла колдунья. Она как раз отшвырнула сердцевину только что съеденного яблока. Губы ее были выпачканы соком, почему-то очень темным; это было страшновато, и Дигори смутно начал понимать строку о страсти и муке – колдунья казалась еще сильнее и надменнее, чем прежде, она торжествовала, и все же лицо ее было белым, как снег.

Мысли эти мелькнули в его мозгу, и он уже летел к воротам, а колдунья гналась за ним. Как только он выбежал, ворота закрылись сами собой. Но не успел он добежать до друзей и крикнуть: «Полли, Стрела, скорей!» – как колдунья, перемахнув через стену, нагнала его.

– Стой! – крикнул он, повернувшись к ней лицом. – Стой, а то мы исчезнем. Не подходи.

– Глупый мальчишка, – сказала она, – зачем ты от меня бежишь? Я тебе зла не желаю. Подожди, послушай меня, иначе еще пожалеешь. От меня ты узнаешь то, что даст тебе счастье на всю жизнь.

– Не хочу, спасибо, – сказал Дигори, и остановился.

– Я знаю, что тебе нужно, – продолжала колдунья. – Я слышала вчера вашу беседу, я все слышу. Ну, что ж, яблоко ты сорвал, оно у тебя в кармане. Ты не тронешь его, отнесешь льву, он его съест, он обретет счастье и силу. Простак ты, простак! Да это же плод вечной молодости, яблоко жизни. Я съела его и никогда не умру, даже не состарюсь. Съешь его сам, съешь сам, и мы будем жить вечно и станем править этим миром – или, если хочешь, твоим.

– Нет, спасибо, – сказал Дигори. – Навряд ли мне захочется жить, когда умрут все, кого я знаю. Поживу сколько надо, умру и пойду на небо.

– А как же твоя мама? Ты говорил, что очень любишь ее.

– Причем тут она? – сказал Дигори.

– Да неужели ты не понимаешь, глупец, что яблоко исцелит ее? Оно у тебя, мы одни, лев далеко. Вернись домой, дай матери откусить кусочек, и через пять минут она поправится. Ей станет легче, она заснет, без боли, без лекарств – подумай об этом! Наутро все удивятся, что она здорова. Все станет у вас хорошо, вернется счастье, и сам ты будешь таким, как другие мальчики.

– Ой! – задохнулся Дигори, словно ему стало больно, и приложил ладонь ко лбу. Теперь он знал, что перед ним – самый страшный выбор.

– Что сделал для тебя этот лев? – продолжала колдунья. – Почему ты служишь ему? Что сделал он для тебя и что он сделает тебе? Подумай, что сказала бы твоя мать, узнай она, что ты мог ее спасти – и не спас? Отец твой умрет от горя, а ты предпочитаешь служить какому-то дикому зверю в диком краю…

– Он… он не дикий зверь, – еле выговорил Дигори. – Он… я сам не знаю…

– Он хуже зверя, – сказала колдунья. – Смотри, что он сделал с тобой. Смотри, каким ты стал по его вине. Таким становится всякий, кто его слушает. Жестокий, безжалостный мальчишка! Мать умирает, а ты…

– Перестань! – еле слышно сказал несчастный Дигори. – Что же я, не понимаю? Но… я ведь дал слово.

– Ты сам не знал, что говоришь, – сказала колдунья. – Да и кто здесь тебя слышит?

– Мама, – с трудом проговорил Дигори, – не хотела бы, чтобы я… Она учила меня держать слово… и не красть… и вообще… Если бы она была здесь, она сама сказала бы мне, что яблоко брать не надо.

– Зачем же ей знать? – почти пропела колдунья (трудно оыло представить себе, что ее голос может звучать так сладко) – Не говори ей, и папе не говори. Никто в твоем мире ничего не узнает. И девочку с собой не бери, ни к чему.

Тут колдунья и сделала непоправимый промах. Конечно, Дигори знал, что Полли может вернуться сама, но колдунья этого не знала. А самая мысль о том, чтобы бросить Полли здесь, была такой мерзкой, что все другие слова колдуньи сразу же показались лживыми и подлыми. Как ни худо было Дигори, он сказал громко и четко:

– Тебе-то что? Какое тебе дело до моей мамы? Что тебе нужно? Что ты затеяла?

– Молодец, Дигги! – услышал он голос Полли. – Скорей, бежим!

Понимаете, она молчала все время, ведь это не у нее умирала мать.

– Бежим! – повторил Дигори, помогая ей влезть на спину Стреле, и вскочил туда вслед за нею. Лошадь расправила крылья.

– Что же, бегите, глупцы! – крикнула колдунья. – Ты еще припомнишь меня, несчастный, когда будешь умирать! Ты еспомнишь, как отверг плод вечной юности! Другого яблока тебе не даст никто.

Они едва расслышали сверху ее слова, а она, не тратя попусту времени, направилась по склону горы куда-то на север.

Встали они очень рано, в саду пробыли недолго, и Полли со Стрелой решили, что будут в Нарнии засветло. На обратном пути Дигори молчал, и они не решались с ним заговорить. Он сильно мучился, порою – корил себя, но, вспомнив слезы Аслана, понимал, что иначе поступить ие мог.

Стрела летела целый день, все на восток, вдоль реки, между высокими горами, над лесистыми холмами, над водопадом, ниже, ниже, туда, где тень скалы покрыла леса Нарнии. Когда закат обагрил небо за ними, все трое увидели внизу много самых разных существ. Различив среди них ярко-золотое пятно, Стрела стала спускаться и наконец, встав на ноги, сложила крылья. Дети спрыгнули на землю, и Дигори увидел, что звери, сатиры, нимфы, гномы расступились перед ним. Тогда, направившись прямо ко льву, он протянул ему яблоко и сказал:

• Предыдущая
• 17/20
• Следующая