Два мира. Том 2 (СИ) - "Lutea" - Страница 63

Но Сасори не был бы собой, если бы поддался на провокацию и поцеловал. Вместо этого он, порассматривав её ещё некоторое время, наконец, прикоснулся: опустил горячие руки на плечи и провёл по ним, спустился к груди и огладил её, придержал, словно взвешивал. В отсутствие зрения все прочие чувства предсказуемо обострились, и каждое прикосновение Анко ощущала словно бы в сотню раз ярче; лёгких касаний становилось уже откровенно мало, и с губ куноичи почти сорвалась просьба, когда Сасори отстранился.

А затем он до безумия мягко коснулся губами её губ.

У Анко ухнуло сердце. Поцелуй был настолько лёгким, что девушка удивилась — никогда прежде он не целовал её так мягко, так осторожно, словно спрашивая разрешение зайти дальше. Никогда ещё их поцелуй, обычно несдержанный и страстный, не казался столь невинным. Ощутив прикосновение его языка к своим сомкнутым губам, Анко, увлечённая новыми ощущениями, послушно приоткрыла рот, позволяя Сасори проникнуть внутрь, чувствуя, как его ладони легли вначале на талию, после чего плавно переместились на ягодицы. Осторожно высвободив руки, Анко обняла кукловода за шею, запустила пальцы в его волосы, куда более короткие, чем были прежде.

Довольно долго они стояли так, просто целуясь — без спешки, без напора, без торопливого перехода к следующим действиям. «Как взрослые», — почему-то подумалось Анко, и она даже улыбнулась этой дурацкой мысли. Поглощённая происходящим полностью, она почти не заметила, как оказалась уложенной на пол, а Сасори навис над ней — жаркий, желающий, но пока сдерживающий себя, явно ещё не наигравшись вдоволь. Он с мучительной неторопливостью целовал её, гладил, вновь целовал, словно бы впервые видел это тело и хотел изучить каждый его сантиметр. Затянувшаяся прелюдия с непривычки раздражала, но и завораживала одновременно своей новизной и тем, какое восхитительное томление, обещавшее ещё более яркую развязку, вызывала.

Вдруг отчаянно захотелось увидеть выражение лица Сасори, и Анко потянулась к бандане, но тут же почувствовала, как обе руки связали прекрасно знакомые нити чакры.

— Ксо… — она усмехнулась и завозилась под ним. — Ненавижу тебя, маньяк грёбаный.

— Даже так? — девушка без труда представила себе, как он насмешливо выгнул бровь. — Ладно, сама напросилась.

Когда часы в гостиной этажом ниже пробили час, а почти сразу за этим где-то ещё дальше хлопнула входная дверь и раздались голоса, Анко даже голову не подняла. Свернувшись калачиком, она пребывала в состоянии блаженной истомы, порой проваливаясь в сладкую полудрёму. «Классно было бы пролежать так весь день…» — пронеслось в голове, но Анко тут же поправила себя, что прежде стоило бы вымыться, а по-хорошему ещё и покурить. Болело всё, начиная с кончиков пальцев и заканчивая корнями волос — за хвост её так не таскали, кажется, с глубокого детства, когда её стали задирать мальчишки постарше; на запястьях и бёдрах зрели синяки, по всему телу алели засосы. Внутри же было так, словно извергся вулкан, и теперь жгучая лава разливалась по нутру, по сосудам, по каждой клетке тела.

Сейчас Анко действительно была жива — и абсолютно счастлива. Счастлива с таким же конченным сумасшедшим, как и она сама.

На миг девушка задумалась, что было бы, согласись она тогда в октябре на предложение Какаши. «Жила бы с ним под заботливой опекой, ходила бы на обычные миссии, не ломанулась бы сюда, конечно; там, глядишь, к весне и расписались бы… — она поморщилась и заключила: — Спилась бы к тридцати».

Анко прекрасно понимала, что друзья и товарищи в Конохе будут косо смотреть, прознав о том, «с кем она спуталась», а то и вовсе отвернутся, — и при этом ей было на удивление всё равно. На самом деле значение имело лишь то, чтобы кукольник вновь никуда не делся, и они оба пережили войны что в этом мире, что в родном… Представив, что Сасори снова исчезнет из её жизни, даже умрёт, Анко мелко задрожала, обняв себя руками. «Ты никогда не теряла любимого», — заявила ей как-то раз, разозлившись, Куренай. «Не права ты, подруга, ох не права… — подумала Анко — и резко села, нахмурившись. — Что?.. Нет! Нет, нет и нет!..»

— Что с тобой? — полюбопытствовал Сасори, как раз в этот момент вернувшийся из душа — посвежевший, успевший уже убрать с тела следы «нежности» девушки. — Напряжение мысли, отражённое сейчас на твоём лице, пугает.

— Иди ты, — отмахнулась Анко, пряча глаза, и поспешно поднялась с кровати. — Есть халат или что-то типа того?

Подойдя к шкафу, Сасори достал халат и кинул ей. Поймав его на лету и быстро накинув на голое тело, Анко выскользнула за дверь. «Дурацкие мысли, — про себя ругалась она, когда, наконец, заперлась в ванной и присела на бортик. — Ничего я в него не влюблена, просто с ним хорошо…» В мозгу неожиданно всплыла картинка: она прогуливается по аллеям коноховского центрального парка, аккуратно катя перед собой коляску… Чувствуя, как к щекам стремительно приливает кровь, Анко потрясла головой и поспешила встать под прохладную воду.

Спустившись минут через двадцать на кухню, Анко застала там оживление: Дейдара что-то доказывал на повышенных тонах, Сасори, судя по язвительной полуулыбке, активно его подзуживал, а Хината пыталась урезонить своего парня, стараясь при этом скрыть довольную улыбку. Глядя на них, Анко вдруг ощутила совершенно несвойственный ей прилив нежности. «Поздравляю, Митараши, ты чокнулась окончательно», — сообщила она себе и прикрикнула:

— Хорош вам! Давайте, что ли, поговорим о чём поважнее?

— Хах, Сасори-но-Данна, вы что, всё это время хранили у себя здравый смысл и ответственность Митараши и только сегодня вернули? — поддел Дейдара.

— Ну правда, хватит уже, — Хината мягко тронула его за плечо, привлекая внимание. — Что дальше нарезать?

— Картошку, мм, — только сейчас вспомнив о деле, Дейдара вновь повернулся к столу, где лежала уже выпотрошенная индейка.

— Хозяюшка, — с насмешливым умилением протянула Анко; подойдя к Сасори, она прижалась к нему боком и была рада, когда он не отодвинулся.

Дейдара не ответил на колкость, но зато переглянулся с Сасори — Акацуки явно перекинулись фразами, используя связь своих колец. Отложив кухонный нож, который всё это время держал, и вымыв руки, Дейдара сказал:

— Ладно, и правда, давайте серьёзно. Вам, Данна, есть, что рассказать нам, мм.

Сасори задумался ненадолго, чуть склонив набок голову, а затем заговорил:

— Я всегда утверждал, что самонадеянность губит людей — Дейдара подтвердит, ведь обычно именно ему адресовались эти мои посылы, — однако сам глупо попался в её же ловушку, когда слишком близко подобрался к Тёмному Лорду. То, под что я попал — не Империус, а некая иная, более сложная ментальная магия. Благодаря некоторым предосторожностям — моим собственным и, стоит признать, частично принадлежащим Итачи, — Лорд вытянул из меня мало информации и никакой важной. Однако он далеко не глуп и придумал, как иначе можно использовать меня.

— В качестве марионетки, выходит? — усмехнулась Анко, но тут же поняла по тому, как напрягся Сасори, что шутка неудачная.

— Условно говоря, — прохладно ответил он. — Он решил натравить меня на Учих, что ему в принципе удалось. План заключался в том, что Итачи и Саске погибнут в Министерстве якобы во время боя между Орденом и Пожирателями (там, как вы помните, была такая суматоха и неразбериха, что концов бы потом не нашли), а я останусь чист и смогу дальше быть внедрённым в окружение Дамблдора шпионом Лорда. Впрочем, благодаря некоторым, — он кивнул напарнику и Хинате, — всё пошло наперекосяк. Когда стало ясно, что битва Пожирателями проиграна, я отступил и вернулся на базу Лорда. Пожалуй, опущу то, что вам, насколько я понял, уже рассказал Мадара: как они с Первым охотились на меня и возвращали в норму.

Придя в себя, я в полной мере стал осознавать неудобство ситуации. Вы вернулись в наш мир, и неясно было, станете ли искать возможность вновь попасть сюда и удастся ли вам это. В то же время в этот мир проник Кабуто, быстро понявший, что к чему, и установивший контакт с Лордом; он и Эдо Тенсей — угроза куда более серьёзная, чем все Пожиратели Смерти вместе взятые и на два умноженные. Война между магами меня как минимум не трогала, и рисковать собой ради волшебников я не собирался. Для всего этого было одно логичное решение: умереть.