Два мира. Том 2 (СИ) - "Lutea" - Страница 4

— Нии-сан его возглавлял вместе с Шикамару-саном, — добавила Ханаби.

— Вот как, — Итачи вновь переключил внимание на Неджи. — Подобные задания обычно поручают самым талантливым или самым опытным.

— Нам повезло раньше АНБУ обнаружить некоторые подсказки, — ответил Неджи. Он не выказывал ни тени злобы или агрессии по отношению к нему, и Итачи это интриговало: всё же Неджи явно был не из тех, кому Хокаге поведала открывшуюся ей правду. — После этого мы проявили настойчивость, и Цунаде-сама позволила нам заняться расследованием. Хотя, к сожалению, решить загадку нам так и не удалось.

— Действительно, — словно спохватилась Ханаби, — как вы смогли вернуться, Итачи-сан? Ни сестра, ни брат, ни кто-либо другой не знает, что произошло.

— Как и я, — совершенно спокойно солгал Итачи; он имел на сей счёт определённые догадки, которые обсуждал пока лишь с Нагато. — Возможно, однажды нам удастся постичь эту тайну. А теперь, если вы не возражаете, я бы хотел поговорить с Хинатой.

Тонко улыбнувшись, Ханаби закивала и вернулась на середину двора. Неджи же, прежде чем отойти, смерил Итачи и сестру задумчивым взглядом.

— Я вас слушаю, Итачи-сан, — вежливо сказала Хината, когда шиноби остались вдвоём.

— Я лишь хотел спросить, войдёшь ли ты в состав делегации, отправляющейся в Аме, — произнёс он. — Эту информацию от меня настойчиво требуют.

От этих его слов Хината мгновенно смутилась и, покраснев, опустила голову.

— Я… Да, конечно, я приду, — почти прошептала она. — Спасибо, Итачи-сан.

— Тебе не за что благодарить меня, — возразил Итачи. Удивительно, как Хината, такая уравновешенная на протяжении боя и разговора, быстро изменилась от одной лишь тени упоминания Дейдары.

Вновь посмотрев на него, Хината радостно улыбнулась и, поклонившись, убежала обратно к брату и сестре, — и Итачи подозревал, что ей стоило немалых усилий не рассмеяться в голос.

Анко сидела на стуле у распахнутого настежь окна и курила, стряхивая пепел на улицу. Октябрь был в самом разгаре, но в Конохе всё ещё было довольно тепло, а солнце ярко светило, поднимаясь над домами уже начавшей просыпаться деревни.

В глубине квартиры стукнула дверь; в коридоре послышались шаги, и на пороге спальни возник Какаши, на ходу вытирая мокрые волосы.

— Ты опять? — с укором спросил он.

— Опять, — безразлично ответила Анко, вновь затягиваясь.

Подойдя ближе, Какаши аккуратно взял из её рук окурок и выбросил его за окно, после чего склонился и поцеловал Анко, однако та не разомкнула губ. Нахмурившись, Какаши отстранился.

— Что не так?

— Всё нормально, — по-прежнему безучастно проговорила Анко, потянувшись к лежавшей на подоконнике пачке за новой сигаретой, но Какаши её опередил, перехватив руку за запястье.

— Анко, что с тобой? — настойчиво спросил он, присаживаясь перед ней на подоконник.

— У меня просто сегодня нет настроения, — проворчала она, старательно пытаясь вывернуться из захвата. — Меланхолия одолела — что, нельзя?

— Знаешь ведь, что я не об этом, — сказал Какаши, пристально на неё глядя. — Ты сама не своя с тех пор, как вернулась.

Легко вздрогнув, Анко прекратила вырываться, подняла взгляд на старого друга.

— Мы все, кто побывал там, вернулись не такими, какими были прежде, — негромко ответила она. — Тот мир меняет, с этим ничего не сделаешь, — она вздохнула, взяла себя в руки и добавила тоном, более походившим на её обычный: — Кстати, по глазам вижу, что что-то ты мне сказать хочешь, Какаши.

— Ты права, — кивнул он, отпуская её руку. — Анко, пора нам поговорить серьёзно.

— Мне уже не нравится, но продолжай, — хмыкнула Анко.

— Наши с тобой отношения длятся несколько лет, — медленно произнёс Какаши. — Но они слишком странные: мы приходим друг к другу лишь на ночь, ничего не говорим товарищам, не позволяем себе лишнего взгляда при знакомых. А ведь мы далеко не подростки, которым положено так вести себя. Если честно, я устал от этого ребячества. Почему бы нам не попробовать завести настоящие отношения, как у нормальных взрослых людей?

— Ты что, жить мне здесь предлагаешь? — вскинула бровь Анко.

— Да, — решительно ответил Какаши; чувствовалось, что к этому разговору он готовился заранее. — Ты много для меня значишь, Анко. Пожалуй, сейчас ты самый близкий для меня человек, и, думаю, я тебя…

— Прости, — резко вскочив со стула, Анко схватила висевшее на спинке его стула пальто и прежде, чем Какаши опомнился, выбежала из квартиры, хлопнув дверью, торопливо спустилась по лестнице, практически вывалилась на улицу, чуть не сбив с ног проходившую мимо бабульку. Быстро извинившись, Анко заторопилась прочь, а в спину ей неслись возмущённые возгласы старушки, жаловавшейся на безалаберную молодёжь.

Пробежав ещё пару кварталов, она остановилась. Рука рефлекторно потянулась к карману пальто, однако на привычном месте пачки не оказалось: Анко оставила её на подоконнике в квартире друга. Возвращаться было не вариант, поэтому она зашла в первый попавшийся на пути магазин и купила сигарет. Выйдя обратно на улицу, Анко прикурила от зажигалки и втянула в себя крепкий табачный дым.

Всё. Это конец. Больше связь с Какаши существовать не может: она стала слишком обременительной, угрожала перерасти во что-то большее — Какаши хотел, а вот Анко это было совершенно не нужно. Ей без надобности были «взрослые» отношения, её совершенно устраивали ни к чему не обязывающие ночёвки.

«Да, причина именно в этом, — сказала себе Анко, выходя на одну из центральных улиц. — В этом, и ни в чём другом».

И вдруг осознала: она только что убежала из квартиры лучшего друга за миг до того, как он признался ей в любви. Какого чёрта она творит? Наверняка Какаши сейчас растерян и сбит с толку; он ведь так редко открывает перед кем-либо душу, пускает постороннего в свой внутренний мир — а она безжалостно от него отвернулась, хуже даже: сбежала. Бедолага Какаши; что же ему в жизни так не везёт?..

В центральном парке небольшими группками бродили посетители — преимущественно это были женщины с маленькими детьми, выгуливавшие своих чад на свежем воздухе. Бросив в урну окурок, Анко опустилась на скамейку на краю игровой площадки.

А если подумать, что плохого было в предложении Какаши? Они знакомы с детства, давно дружат, понимают друг друга с полуслова; оба любят данго, тёплые летние ночи и извращенские книжки Джирайи. Какаши всегда заботился о ней, был с ней так ласков, нежен, мягок — словно боялся сломать. Ни разу даже не предпринял попытки проверить её на прочность. Не то, что некоторые…

«Нет, — решительно замотала головой Анко. — Вот о нём нельзя думать точно».

Небо над головой было безоблачным, а солнце уже высоко поднялось и ярко светило. Но Анко больше не нравилось чистое небо: чёртов кукловод привил ей любовь к грозам, научил видеть красоту во вспышках молний. Вот он-то как раз не упускал ни единую возможность задеть, надавить, ужалить — и улыбался, когда Анко выдерживала очередную попытку сломать её внутренний стержень.

К её ногам подкатился небольшой резиновый мячик. Легко кинув игрушку подбежавшему за ней малышу, Анко откинулась на спинку скамейки, запрокинула голову к небу. Через несколько дней ей исполнится двадцать семь, а её жизнь — болото, тоскливое, серое, засасывающее. После возвращения из магического мира все миссии стали казаться однообразными и скучными; друзья дали понять, что они — серьёзные люди, и с беззаботными пьянками пришла пора завязывать; единственного мужчину, который действительно мог бы рискнуть завести с такой сумасбродной дурой серьёзные отношения, она только что оттолкнула; детей же у Анко после одного ранения быть не может. Вот и получается, что нет в её жизни ничего, что могло бы принести удовольствие, как-то разнообразить существование.

Анко потянулась за новой сигаретой. Ей было ни хорошо, ни плохо — отвратительное чувство.

— Анко? — знакомый голос вывел из ступора.

— Привет, Куренай, — отозвалась куноичи, силясь выдавить из себя улыбку. — Гуляете?