Глухие бубенцы. Шарманка. Гонка
(Романы) - Бээкман Эмэ Артуровна - Страница 43

— Парень, ты что за ахинею несешь, иди-ка лучше спать, — посоветовала двойнику Йосся кулливайнуская Меэта: после мрачного инцидента она была не в состоянии слушать болтовню солдатика.

— Девчонка эта лишилась языка с перепугу. Ну и что, — глядя на Меэту, обиженно пробурчал парень. — Увидела где-нибудь труп и потеряла дар речи. Нельзя быть такой неженкой. И раньше во время войн людей сажали на кол, вешали вверх ногами или заживо сжигали. Я ведь не малолеток какой, исторические книги в школе от корки до корки прочитал. Побежденных не жалеют! Кто, как не победители, несет время вперед.

— И ты смирился с ролью побежденного? — спросила солдатика Леа Молларт.

— Я? — удивился он. Ему пришлось крепко схватиться за аккордеон, чтобы не упасть на соседа. — Я? — повторил он. — Я ничего, я держу нейтралитет. Я — смелый парень, я стоял вверх ногами на церковной башне. Ну и ветрище там! На земле было совсем тихо, а там просто завывало все. Верхушка башни качалась, словно маятник, а я все-таки задрал ноги к небу и стою.

— А рот ты держал открытым? — с интересом спросил Парабеллум.

— А то как же, — важно подтвердил парень. Он, разумеется, думал, что стоять на голове полагается с открытым ртом.

— Тогда все ясно, — вздохнул Парабеллум. — Я так и думал. Надо было сжать челюсти, тогда бы сердце не выпало из груди и не потерялось.

— Ты чего издеваешься? — взвизгнул парень. Он встал, положил аккордеон на стол — одна из кружек с самогоном опрокинулась, и с угрозой сказал — Я из тебя, дьявола, сейчас кишки выпущу!

— Если тебе известно, что такое быстрота реакции, то лучше сиди и помалкивай, — посоветовал ему Парабеллум и отвернулся.

Бенита заметила, что Парабеллум, шепча что-то на ухо Риксу, в то же время не спускал глаз с оскорбленного солдатика.

— Давайте-ка лучше опрокинем по кружечке, — предложил Йоссь, которому стало жаль парня, и потянул своего двойника за рукав.

— Давайте-ка держаться вместе, как настоящие эстонские мужчины, — сказал солдатик и обнял Йосся. — Эти ч-чуть иностранцы с-слегка ч-чокнутые.

— Скорей бы утро, — скривив рот, пробормотал Рикс.

Парабеллум закурил и ловко выдохнул дым — две серые струйки, словно усы, легли на обе стороны его лица — и торжественно произнес:

— Утром поднимем паруса на нашей телеге и с попутным ветром… Так уж устроен человек — не может беспрерывно быть в движении, нужны ему и остановка и передышка. Когда досидишься до того, что на языке появится привкус скамейки, значит — пора снова трогаться в путь.

— Йоссь раз пять в день толкует мне, дескать, ты — заморыш Карла, давай держи язык за зубами. Йоссь у нас в сарае за генерала, потому как ему больше всех довелось понюхать пороху, он даже и в окопах побывал. За это ему почет и уважение. Так вот, Йоссь и говорит мне, ты — заморыш Карла, молчи, когда мужчины разговаривают. Ты мол, жалкий холостяк и, когда умрешь, тебе сделают гроб и в нем трубу. А как прикажете жить, не разговаривая. Иной раз с горя пойдешь за сарай и разговариваешь сам с собой. Я всю жизнь уважал просвещение и газеты читал. Самые разные интересы имел, даже ночами из-за этого не спал. В эстонское время откладывал центы и сразу на целый год выписывал газеты и журналы. Моя покойная матушка не раз сетовала, зачем не отправила меня в университет. Из тебя, Карла, говорила она, мог бы получиться ученый муж! Вся бы волость гордилась. А сестра моя, упрямица, все деньги хотела в хозяйство вложить. Лишняя свинья в свинарнике, говорила она, уж во всяком случае лучше, чем ученый муж в доме. Порой такая жадность ее одолевала, что если, к примеру, на двор к нам прискачет из лесу лягушка, сестра и ту сажала на цепь, чтобы никуда не делась…

Карла облизнул губы и взглянул на сидящих за столом усталых людей, которые, склонив головы на руки, слушали его.

— Может, и вы скажете, — лучше, мол, не треплись, заморыш Карла, — смущенно произнес он.

— Говори, говори, — подбодрила его Бенита.

— Одна только молодая хозяйка Рихвы готова слушать меня. С ней, как с образованной женщиной, интересно обменяться мыслями, — похвалил Бениту заморыш Карла и заморгал глазами. — Даже и теперь, когда мы жили в сарае, она носила нам газеты, и я всегда до последней строчки прочитывал их. В мозгу у меня много лет вертится один вопрос. Почему эстонец так услужлив к чужеземным захватчикам, так послушен? Почему верит в них так же твердо, как козел в свои рога? Возьмем, к примеру, Общество взаимной помощи эстонского народа, или Общество грабителей эстонского народа, как его называют. Одно дело — кричать за спиной, другое дело — усердие этих же самых крикунов. Кто стоит во главе помощи эстонскому народу? Эстонцы! Чего они только не напридумали, чтобы обирать своих сестер и братьев! Сбор денег по листам пожертвований, какие-то там дни пожертвований, просто пожертвования, лотереи, сбор денег к рождественским праздникам, выпрашивание одежды и предметов обихода, продуктов и цветного металла. Под вывеской «зимней» помощи женщинам совали в руки спицы и стригли наших баранов и овец. В то же время нам наплевать, когда наших больных эстонских братьев и сестер морят голодом. Взять хотя бы дома престарелых, сколько за последнее время вынесли оттуда гробов. Нам не жаль своих женщин, когда они в брезентовых сапогах ходят на лесоразработки или мостят дороги. Говорят, на благо германской армии, на благо германского государства. Во имя победы! Где эта победа? Нас дочиста обобрали. Что получил эстонский народ взамен за свое самопожертвование? Ослиные подковы! Стеклянные бусы и пудреницы, искусственные цветы и мастику для натирания полов. Что прикажете делать эстонскому крестьянину с этой мастикой? Ему нужно искусственное удобрение! Зерно отбирают, скот идет на то, чтобы немцы отращивали себе задницы, а эстонец лишь вздыхает и покорно возделывает сахарную свеклу, потому что на протяжении всей войны не видел сахара. Трудимся в поте лица, как крепостные, спин не разгибаем, руки в кровавых мозолях. А потом собираемся вместе и торжественно поем: «Дейчланд, Дейчланд юбер аллес!»

— Молчи, заморыш Карла, — проснувшись, закричал Йоссь и погрозил пальцем своему собрату по сараю. — Ты чего рассуждаешь? Я давно говорю: эстонский народ — дерьмовый народ.

— Как тут будешь ерепениться, ежели на тебя винтовка направлена, — фыркнул Каарел, с интересом слушавший Карлу. — Неповинен гвоздь, что лезет в стену, ежели его обухом забивают.

— Черт побери, давайте и мы возьмем в руки винтовки, — распетушился Карла. — У нас что, нет мужчин?

— Какие мужчины! — встрепенулся Яанус. Его жена Армильда, дремавшая на плече своего супруга, вздрогнула и проснулась. — Мужчины сами себя покалечили.

Эльмар протянул вперед руку и провозгласил:

— Однажды спьяну я прижал койгиского Арведа к стенке и прямо спросил у него; как ему удалось получить освобождение от армии и остаться честным человеком? Знаете, что он мне ответил? Сказал, что петушиным клювом ввел себе в ногу куриную кровь — и дело в шляпе. Хаапсалуские профессора и те не поняли, что такое с ним приключилось. Хромает, нога распухла, а обнаружить ничего не могут. В старое время рекруты топором отрубали себе большой палец, чтобы остаться дома. Теперь все это делается потоньше. Я однажды подумал, а что, если скрутить из шелка самокрутку и выкурить? Говорят, здорово легкие прошибает. А затем поглядел на Роози, как она вдыхается от этой своей хвори, и рука не поднялась здоровье свое губить.

— Я слыхал, что, если пропустить через мышцу конский волос, тоже начнешь хромать, — сказал Яанус.