Всадник Мёртвой Луны 005 ("Встреч неведомой будущности") (СИ) - Васильев Александр Александрович - Страница 2

Владислав испытал совершенно бессознательное и беспредельное облегчение, когда за ним, наконец-то, захлопнулись створки ворот нижнего укрепления, отрезав его от этих столь молчаливых, то ли сопровождающих, то ли, всё же - конвоиров. Они не обменялись ни единимым звуком даже и в самый момент расставания. Не было ни пожеланий счастливого пути, ни высказанных надежд на благополучное завершение всего дела. Замкнутость Кольценосцев была совершенно непреодолимой. Но ещё одно тяжёлое испытание ждало его внизу, у рухнувшего моста.

Даже и в свете дня река по прежнему исходила белесым, еле видимым, но, при этом, до жути удушливым туманом. Обломки моста, перегородившие русло, вполне позволяли, перепрыгивая с одного из них на другой, без особого труда преодолеть реку, не заходя в воду. Но испарения, поднимавшиеся меж камнями, действовали на его сознание почти как тот конопляный дым, которым так любили дышать, со своих жаровен в шатрах, степные кочевники. Владиславу, несколько раз за время преодоления реки, казалось, что он вот-вот попросту потеряет сознание, и тут же упадёт в воду совершенно недвижимым телом. Да и выбраться на дорогу с низины, заполненной обгоревшими стеблями жутких цветов, выжженных, при своём посещении долины, войском белгородцев, со всё ещё кружащейся головой, оказалось не так-то просто. Низины, подходившие к реке с обоих сторон, упирались вверху в обрывистые склоны, с которых спуститься вниз было бы куда как проще, чем на них взобраться, особенно же с тяжёлым грузом за плечами.

Так что, перейдя дорогу, пройдя через открытый проём в стене - с другой её стоны, и поднявшись, по обнаружившейся там тропе, над ядовитыми испарениями реки, Владислав, всё же, решил таки малость передохнуть на открывшемся ему там, наверху, большом камне с плоской вершиной.

С места, где лежал этот камень, вся долина просматривалась ясно, совершенно как на ладони. Здесь, прямо поперёк тропы, взбиравшейся по крутому каменистому склону хребта, в горы врезалась глубокая расщелина, пожалуй - даже небольшое ущелье, по дну которого, с гор, сбегал ручей, впадавший затем в реку, бежавшую посредине долины, и который, видимо, и промыл, за множество столетий, эту самую расщелину. Город располагался чуть ниже этой расщелины - на высоком холме - видимо, гигантской древней осыпи, перегородившей когда-то совершенно такую же, только гораздо более широкую, расщелину в склоне хребта по ту сторону реки. И тоже, наверняка, промытой, когда-то, потоками с гор, теперь полностью поглощавшимися водопроводами города, и питавшими, на вытоке, его рвы. Видимо эти-то воды, тоже как-то сбрасываемые, в результате, в реку по подземным проходам, и отравляли её чем-то совершенно отвратительным и ужасным. Питавшим, в частности, и цветы, произраставшие на лугах, возникших на плоских низинах, образовавшихся в устьях спускавшихся к ней этих двух боковых расщелин.

Возведенный на плоском навершии этой, поистине гигантской каменной осыпи, древний город жался к крутому, почти отвесному обрыву хребта, с которого, видимо, когда-то и произошло обрушение всех этих скалистых обломков. Плоскость этой выемки в теле горы, располагалась под небольшим углом по отношению к долине реки, и поэтому и весь город также был слегка развёрнут, лицевой стороной своей, от направления протоки реки, что отсюда, сейчас, очень хорошо просматривалось Владиславом.

Две эти расщелины образовывали тут, вместе с долиной реки, огромную крестообразную выемку в теле хребта. За этой выемкой главная долина продолжала круто уходить, всё более сужаясь, куда-то вглубь горного массива, но затем она делала резкий поворот вправо, совершенно скрываясь из вида за крутыми скалами. Так что отсюда невозможно было определить, завершается ли она там, и если завершается - то как скоро. Вдоль реки, скрывавшейся за этим поворотом, по противоположному к городу берегу, поток сопровождала древняя, когда-то мощёная серыми каменными плитами дорога, сейчас, впрочем, сильно замусоренная многочисленным осыпями - видимо за этим участком дороги не следили уже несчётное количество лет.

Владислав, сидя на корточках, и постепенно успокаивая своё дыхание, бездумно созерцал открывшийся ему вид. Солнце, всё ещё скрывавшееся за острыми пиками хребта, с противоположной стороны долины, тем не менее уже наполнило своим светом запредельную голубизну небесного свода, сиявшего сейчас над его головой совершенно нестерпимым бирюзовым оттенком. Впрочем, в долине было всё ещё достаточно прохладно, и Владислав зыбко кутал своё, столь недавно разогретое на крутом подъёме, а сейчас постепенно остывающее тело в тёплый зимний плащ.

Уткнувшись в расщелину, тропа здесь делала крутой поворот влево, и дальше взбиралась по её склону вверх весьма узкой каменной полкой, врезанной в крутой склон этой расщелины.

Владислав, рассеяно созерцая древний город напротив, начал всё яснее и яснее ощущать, где-то в самой глубине души своей, что сознание его постепенно как бы высвобождается от некоего такого, совершенно оцепенявшего его все эти последние недели тяжкого наваждения.

Там, по ту сторону реки, всё словно бы плыло в неясной, невидимой дымке, продолжая, тем не менее, оставаться, в заливающем долину рассеянном солнечном свете, видимым до самой малейшей трещинки, до самого малого камешка. Владиславу стало постепенно представляться, что там, внизу - это не просто река, поделившая меж собою две части огромной, узкой долины межгорья, но что это как бы чёткая, хорошо ощущаемая граница меж миром реальным, зримым, вещественным, и - миром совершенно зыбких, нематериальных, и - тем не менее предельно чётких, до жути, кошмаров. Словно бы всё в той, заречной части долины, было порождением чьего-то весьма могущественного и злонамеренного разума. Словно бы всё это было одним непрерывным, зыбким сновидением, в жестокие извивы которого Владислава с товарищами втянуло какой-то совершенно нечеловеческой и необоримой силой в ту роковую ночь, когда они пересекли этот, сейчас разваленный на множество каменных кусков мост. И что вот теперь - он постепенно выходит из плена этих ужасных сновидений, всё более и более погружаясь в привычную, плотную, чувственную и вещественную реальность.

Там - за рекой, всё словно бы пребывало за весьма ощутимым, хотя и совершенно невидимым гигантским хрустальным кристаллом - вроде того, что им, школярам, однажды, на занятии, посвящённом запредельному видению, показывал как-то Мастер. Как и тогда - там, за гранями этого кристалла, ему как бы виделось, как бы - всплывало, неясными очертаниями, что-то совершенно запретное, неясное, и, в то же время, до боли притягательное. Нечто, стремящееся всосать, поглотить в себя его взор, и за взором - и всё его сознание, разом выдернув его из мира живых, в мир бесплотных и неощутимых чувственно телом видений.

Ему вдруг пришло в голову то соображение, что, возможно, где-то так оно, собственно, и есть, и этот древний мост, силой какого-то невероятного ведовства, служил зримым соединением, зримым путём меж миром нормального течения времени, и тем осколком мироздания, где непрерывный поток времени давно уже обратился в свою противоположность, разлившись в раз и навсегда застывшее озеро древней, уже обратившейся в бесплотную легенду эпохи. Эпохи - как бы раз и навсегда уловленной, и выпавшей из течения времен и пространств этого мира. Эпохи, раз и навсегда обратившейся в чей-то никогда не прекращающийся, вечно длящийся кошмар.

Он почувствовал, что ото всего этого у него начинает постепенно всё больше и больше кружится голова. Тут он подумал, что, возможно в этом и заключался смысл действий того отряда, который, развалив этот мост, пробовал раз и навсегда совершенно прервать ту нить, которая связывала, столь роковым образом, эти две запредельно враждебные противоположности мироздания. И что - кто знает, возможно ему уже и не удаться больше никогда вновь вернуться в тот мир потустороннего кошмара, из которого ему удалось сейчас столь счастливо выскользнуть? Мысль эта, мимолётно промелькнувшая у него в голове, принесла ему разом и чувство резкой тревоги, и - в то же время, также и чувство внезапного, совершенно радостного облегчения.