Дети Сталинграда
(Документальная повесть) - Сорокина Лилия Петровна - Страница 21

Она действительно страдала от своего характера. Месяц назад Миля стояла на пристани и шептала побелевшими губами: «До свидания, пароход…»

«Борис Щукин» отплывал в Москву, и Миля Самойлова должна была плыть. Милька — отличница, певунья. Но характер! На областной олимпиаде она отказалась дирижировать. Знала, что лучше ее никто не сумеет это сделать, и все-таки отказалась. Оказывается, она хотела быть независимой и самостоятельной, как мальчишка. А настоящего мальчишку никакими коврижками не заставишь делать то, что он не хочет. Так думала Миля. Принципы же, как известно, стоят жертв. И Милю наказали — не взяли в Москву.

Проговорили до самого вечера.

— Идемте домой. Кое-кто завтра уезжает…

Первыми уезжали из детдома девчонки.

Дубовка. Звоню сначала на завод металлоизделий. Телефон директора не отвечает. Набираю проходную. Слышу приветливый голос.

— Вам Владимира Ивановича, директора? Так его нет. Он же не сидит на месте. Сейчас в Волгограде. Он туда наведывается иногда по два раза в день. План надо выполнять. То за одним поедет, то за другим.

— Сейчас полшестого. Как вы думаете, когда он вернется из Волгограда, он зайдет на работу?

— Возможно. Он частенько здесь вечерами пропадает. Но позвоните лучше домой.

Звоню домой. Мальчишеский голос отвечает:

— Папы нет, он в Волгограде.

Не на заводе, а в Волгограде — дома, значит, тоже в курсе.

Жду. Около семи директор приехал.

Какой-то человек сказал мне, что директор на проходной. В комнатушке человек пять. Обращаюсь к мужчине посолиднее:

— Вы директор?

Он смущенно улыбается, говорит:

— Нет, что вы. Директор — вот.

Показывает на высокого молодого человека. Приветливые глаза, лицо какое-то студенческое. И одет он тоже по-студенчески: короткое темно-серое пальто, на голове шапчонка. Для полноты картины за лацканом пальто не хватает книжек. Вот он какой, Володя Торгашов, директор.

Нам надо поговорить. И он приглашает меня в заводоуправление, в свой кабинет. Идем в кромешной тьме (дело было зимой, в декабре), по каким-то рытвинам. Того и гляди свалимся в траншею. Директор объясняет:

— Сегодня авария случилась на электролинии. Вот и темно на улице. Хорошо, если у меня есть свет. А это, — он указывает на траншеи, — сантехники о себе память оставили. Это их стиль: разворочают — и до свидания.

Все это говорится с улыбкой. И вообще, манера говорить какая-то свойская.

Вот и кабинет. К счастью, здесь есть свет. Огромная холодная комната, очень скупо обставленная. Стол с телефоном, стулья — и все.

Директор сгребает с себя шапку и кидает ее на стол.

— Раздеваться не советую — замерзнете.

Он усаживает меня за свой стол — писать удобнее. Я раскрываю блокнот.

Директор рассказывает о себе скупо.

— Я как раз нетипичный детдомовец: мы приехали в Дубовский детдом из Арчединского в сорок девятом году. В общем-то, жили, как на квартире. Иногда заменяли воспитателей, когда они болели. Самодеятельность там. Рисовал. Почти все приличные рисунки раздарил.

Володя, как говорится, спал и видел себя художником. Получив аттестат зрелости, поехал в Симферопольское художественное училище, но опоздал. Потом как-то так получилось — махнул на это рукой, поступил в политехнический институт. Сразу после окончания приехал в Дубовку, на завод. И осел здесь. Растут два сына — школьники.

— Я нетипичный детдомовец. На нашем заводе работает электрик Саша Ткаченко. Вот он с самого начала был в Дубовском детдоме.

В кабинет вошли электрики. Стали договариваться о ночной работе — аварию ликвидировать надо как можно быстрее.

— Вы не знаете, — спрашивает у них директор. — Ткаченко здесь?

— Здесь.

— Позовите, пожалуйста.

Приходит Ткаченко. Ему некогда. Он тоже должен работать. Договорились встретиться завтра, но так и не встретились.

Тетя Тоня мне сказала:

— Придешь на почту, увидишь быструю девчонку, у которой все в руках горит, — это Юля Щелкунова, теперь она Зимина. Бывало, принимает посылки — никакой очереди. В руках эти ящики, квитанции, карандаш так прямо и летают.

И тетя Тоня изобразила жестами, как Юля Щелкунова принимает посылки. Было очень похоже, что она сидит на скамейке верхом и картошку чистит.

Почта в Дубовке расположена в новом здании, рядом с Московской улицей, напротив домов, где был когда-то детдом. Как только я вошла в здание почты, сразу обратила внимание на белокурую худенькую девушку. Она, правда, посылки не принимала. Она что-то записывала в толстую книгу. Прямо к ней обратилась:

— Мне нужна Юля Щелкунова, то есть, извините, Зимина.

— Это я и есть.

Мы познакомились. Она тотчас проводила меня в комнату, где разбирают почту. Мы уселись за стол друг против друга. Юля сказала:

— Сейчас с минуты на минуту должна ко мне приехать из Ставрополя моя детдомовская подружка Люда Варакина.

Я даже подпрыгнула на стуле.

— Зачем?

— Новый год встречать. Мы с ней познакомились в изоляторе, как только меня привезли в детский дом, да вот и дружим до сих пор.

Вскоре приехала Люда. Мы разговорились. Первое, что вспомнили Юля с Людой, как в пионерский лагерь ездили. Около Камышина есть Балберочная балка — там лагерь располагался.

Было там хорошо, весело. Но Юле этого было мало — она всегда искала приключений.

— Отправились за яблоками в сады. Не успели набрать полные пазухи, как сторож заметил. Все убежали, а меня захватили. Я как упала на живот, обняла яблоки. Надо бы бежать, да яблоки жалко. А теперь вот свои сорванцы растут. Иногда думаю, ну в кого мои мальчишки уродились?

Юля смеется. И еще больше становится похожа на вихрастую непоседливую девчонку.

Конечно, Юля с Людой в самодеятельности участвовали, как почти каждый детдомовец. Юля, например, помнит, как она лихо гопак отплясывала.

— Конечно, многое забылось. Но главное, нас отогрели в детдоме, сделали людьми. Кого только не вышло из детдомовцев! У нас есть и артист Большого театра, и летчик, учителя, инженеры. В общем, кто хотел учиться и добиться чего-то в жизни, тот добился.

Я встретилась с Юлей и Людой в предновогодний день. На почте без конца толкался народ. Поздравительных открыток, телеграмм — уйма, надо проследить, чтобы все это было доставлено в срок. Четкость и слаженность в работе зависит прежде всего от начальника отделения. И Юля убегает.

Кстати, Дубовская почта доставила поздравительную открытку Антонине Васильевне Лымаревой, бывшему повару детдома, из города Михайловки от Евгении Эдуардовны Волошко.

В вагоне электрички сидит молодая женщина с двумя детьми. Ведет она себя очень беспокойно: то, не отрываясь, смотрит в окно и делает над собой усилие, чтобы не расплакаться, то на часы поглядывает. Дети нетерпеливо глядят в окна, спрашивают:

— Мама, скоро?

— Не очень скоро, но приедем, — отвечает женщина.

Рядом с ней сидит муж. Он сочувственно спрашивает:

— Волнуешься?

— Да, очень. Сама, как маленькая, не дождусь, когда доеду.

Как обычно бывает, когда очень спешишь, поезд, кажется, ползет черепахой.

Электричка в конце концов подъезжает к нужной остановке. Женщина говорит:

— Сейчас увижу Женьку, мою дорогую Жукову. Она же не знает, что я Толю Беликина разыскала, своего названого брата, Женю Шаталину пригласила. Если приедут — вот будет встреча. Представляешь, открывается дверь — входит Толя Беликин. Женька делает круглые глаза: «Толя, какими судьбами?»

Вот и квартира. Женщина нажимает на звонок так, что на весь дом перезвон.

Женя открывает дверь.

— Миля, дорогая моя!

Конечно, это была заводила и непоседа Милька Самойлова, а точнее Эмилия Петровна Бурылова — конструктор одного из свердловских заводов. Конечно, это она организовала встречу бывших детдомовцев у Жени Жуковой.

«Приехали Женя Шаталина и Толя Беликин, Юра Галушкин, Витя и Ира Чеплаковы.