Твой друг
(Сборник) - Рябинин Борис Степанович - Страница 37

— Чудак ты, Борис! Он разыграл тебя, как мальчишку, а ты и поверил.

— Ничего не разыграл, — насупился Борис. — Он правду говорил.

— Совсем ты у меня собачником заделался, — улыбнулась мать.

Она протянула руку и хотела погладить сына по голове, но Борис отклонился:

— Вы все еще думаете, что я маленький…

Надежда Васильевна обняла детей и, прижимая к себе, проговорила ласково и укоризненно:

— Ну, будет вам колоться. Какие вы у меня ежики — дотронуться нельзя…

Норку привезли в спецшколу, в дачное Подмосковье. Кругом были зеленые луга, рощи, светлые пруды. Деревянные дома окружены садами и огородами.

Собаки, привезенные из многих городов на специальную дрессировку в школу, размещались каждая отдельно в просторной вольере, обнесенной высокими стальными решетками. В середине вольеры — небольшая землянка-конура. Жить в ней собаке очень удобно: летом в ней прохладно, а зимой тепло.

Первое время собаки, оторванные от родного дома, где они выросли, вели себя неспокойно: бегали по вольере от стенки к стенке и тревожно лаяли.

Тосковала по своему дому и Норка. У нее был грустный вид. Она тяжело вздыхала, временами позевывала, а иногда, тихо скулила, будто жаловалась на свою судьбу. А вечерами она поднимала узкую морду кверху и протяжно тянула однотонную, тоскливую песню: «А-у… у-у!»

Новый хозяин — дрессировщик Васильев — успокаивал Норку:

— Ну что ты, дурочка, завыла, а? Скоро работать начнем, и всю твою тоску как рукой снимет.

Собака прислушивалась к спокойному голосу Васильева, пристально смотрела ему в глаза и постепенно затихала. Он выводил ее на прогулку, но не спускал с длинного поводка, и она не могла резвиться так, как резвилась на воле с Борисом. Новый ее хозяин был тоже хорошим, хотя и более строгим, чем Борис. Он кормил ее пахучим мясным супом, чистил щеткой и купал в пруду. Ей было приятно, и она быстро привыкла к новому хозяину, а потом охотно стала выполнять все то, чему ее научили в клубе.

Однажды Васильев привел Норку в рощу, на большую поляну, где был оборудован какой-то странный городок: тут стояли одноэтажные фанерные домики, на стенах которых висели настоящие почтовые ящики, тянулись асфальтовые тротуары, кое-где были лестницы и столбы, рвы с деревянными мостиками, ямы, лужи, тумбы и даже узкоколейная железная дорога с переездом и шлагбаумом.

Васильев надел на Норку кожаную шлейку, она плотно обхватила шею и грудь собаки. На спине от шлейки вверх торчала тонкая стальная дуга. Дрессировщик уцепился за эту дугу левой рукой, как за поводок, а в правую взял трость. Затем он подал команду «вперед, тихо!» и пошел вслед за собакой, ощупывая тростью землю. Он уподоблялся слепому, не закрывая, однако, глаз, и учил собаку двигаться по свободному тротуару на правой стороне улицы. Иногда Васильев плотно закрывал глаза, чтобы яснее себе представить, как чувствует себя слепой. На миг погружался в темную бездну и тут же открывал глаза. Тяжело было без привычки. Будто в подземелье каком-то, и не знаешь, куда идти.

Норка шла послушно — ведь это так нетрудно. Но ее надо было научить понимать и обходить все «человеческие препятствия» — вернее, препятствия для слепого. Сначала она стремилась «срезать углы» при переходе через улицу, как это делают обыкновенно все собаки, а через небольшие препятствия пыталась прыгать и тащила за собой человека. Но Васильев не шел за ней, он упирался и говорил строго: «Нельзя!» Норка оттопыривала одно ухо и отрывисто лаяла: «Ам!» Вероятно, она спрашивала: «В чем дело?» Она по-своему недоумевала: почему это улицы надо переходить непременно на перекрестках, да еще под прямым углом? И почему сильный человек не может перепрыгнуть небольшой ровик или бревно? Но Васильев осторожно обходил бревно стороной, а через ровик переходил по мостику. Иначе не может поступить слепой.

Когда Норка стремилась перепрыгнуть через небольшие предметы, лежащие на ее пути, Васильев опускал поводок до земли и задевал им за этот предмет. Собака рвалась вперед, а поводок больно дергал ее назад. Да, лучше уж обойти стороной…

Предметы на земле Норка быстро научилась обходить, но препятствий выше ее роста она не чувствовала. Но ведь там, где собака проходит свободно, не глядя вверх и не замечая препятствия, человек может задеть головой. Васильев останавливал Норку перед высокой перекладиной и, постукивая по ней палкой, говорил: «Нельзя, обход!» — и при этом тянул собаку за поводок в сторону. Нет, она все-таки не чувствовала никакой опасности в этом препятствии и старалась прошмыгнуть под ним. Тогда Васильев сделал так, что перекладина упала на Норку в тот момент, когда она хотела пройти под ней, и больно стукнула по шее. После такой неприятности Норка стала посматривать вверх и обходить всякое высокое препятствие, расположенное на уровне человеческого роста и даже выше.

— Ну как, Норка, теперь поняла? То-то, упрямая… — сказал Васильев и улыбнулся.

После каждого исполненного приказания хозяин говорил ей: «Хорошо… хорошо…» — и поглаживал при этом по голове сильной, но ласковой рукой. А то и давал кусочек вкусного вареного мяса. На ремешке, перекинутом через плечо, висела у Васильева парусиновая сумочка. Как только Васильев опускал в нее руку, собака нетерпеливо переступала с ноги на ногу и не сводила с него влажно блестевших темных глаз. Получив кусочек мяса, Норка виляла хвостом и беззвучно оскаливала большие белые зубы, будто улыбалась от удовольствия.

Васильев научил ее уступать дорогу машинам, повозкам, верховым, но бесшумному велосипеду, к которому Норка привыкла у Бориса, она не хотела уступать дорогу. А ведь велосипед может сшибить слепого. Пришлось во время дрессировки нарочно наехать на нее. Норка обозлилась и стала бросаться на всех велосипедистов. Но ее быстро отучили от этой дурной привычки.

Через два месяца дрессировки Васильев направился с Норкой на окраину Москвы.

Попав на бойкую городскую улицу, Норка сначала испугалась и попыталась увести «слепого» в боковые более тихие улицы, но Васильев ее не пустил.

— Нельзя, прямо вперед! — строго приказал он.

Попробовал Васильев обратить внимание Норки на световые сигналы уличного движения, но она не поняла их. Она от природы страдала, как и все ее сородичи, дальтонизмом: не различала цветов. Но зато, приученная понимать жесты, она замечала изменения в положении милиционера-регулировщика. Когда милиционер своей полосатой палочкой приостанавливал движение машин, Норка смело устремлялась вперед, ведя за собой хозяина.

Наконец Васильев повел ее туда, где было особенно много людей: на вокзал, базар и в скверы. Норка шла точно прикованная к своему хозяину и не проявляла к людям никакого интереса, кроме одного: как бы не столкнуться с ними, свободно провести своего «беспомощного» хозяина. А хозяин иногда так притворялся слепым, что даже надолго закрывал глаза и шел за обученной собакой свободно, смело, не чувствуя уже никакого страха перед черной бездной. Он шел за своим поводырем и думал: «Хорошо… хорошо… Мой неизвестный друг — слепой — получит надежную опору в ходьбе».

Через три месяца такой специальной подготовки был устроен выпускной экзамен собакам — поводырям слепых. Каждый дрессировщик подготовил несколько собак, и теперь учителя волновались за своих «учеников».

Ведь столько в каждого из них вложено терпеливого, настойчивого труда…

Васильеву завязали глаза, и Норка безукоризненно точно провела его через все препятствия.

Председателем экзаменационной комиссии был профессор Киселев из Института физиологии имени И. П. Павлова. С бородкой клином, в пенсне, он чем-то напоминал Чехова. Профессор, пожав Васильеву руку, говорил, заглядывая ему в глаза:

— Спасибо, товарищ Васильев, очень хорошо вы поработали. Ваши поводыри будут надежными друзьями инвалидов. Но нам надо теперь проверить собак в работе не только по заученным маршрутам. Смогут ли они самостоятельно ориентироваться в городе?.. Вы понимаете меня, товарищ Васильев?