Твой друг
(Сборник) - Рябинин Борис Степанович - Страница 15

Огласив единым духом этот панегирик в честь собаки, произнесенный, впрочем, в обычной сдержанной и убедительной манере, полковник продолжал:

— Теперь скажите мне: великий естествоиспытатель столько раз причинял боль своим подопытным животным, и все же, несмотря на это, они продолжали оставаться друзьями. Почему? Потому что природа дала собаке могучий инстинкт, который помогает ей безошибочно отличать друга от недруга, распознавать врага, иногда даже предчувствовать беду Не случайно собаку никогда не удается обмануть фальшивой лаской: она всегда распознает обман… Павлов научно объяснил все побуждения собаки. Он доказал, что в основе всего лежит рефлекс, но отнюдь не обдуманные действия.

Умаляет ли это наших животных? Нисколько. Просто это позволяет нам лучше понять их, глубже проникнуть в их внутренний мир, мир нервной деятельности, увереннее руководить их поступками. Таким образом, и ненависть у собаки, как я представляю себе ее, — это реакция на какой-то очень сильный раздражитель. Реакция эта может быть очень прочной и ярко выраженной, и тут возможны действительно поразительные случаи. Об одном из них я и хочу вам рассказать.

После паузы, в течение которой ни один из слушателей не проронил ни слова, полковник задумчиво произнес:

— Выше всего я ценю преданность, верность. О преданности и верности будет идти речь и в моем рассказе, хотя главная движущая пружина в нем — ненависть…

— Начало этой истории относится еще к предвоенным годам, а конец… Впрочем, не буду забегать вперед.

Накануне Великой Отечественной войны я служил в пограничных частях и жил с семьей на границе. Наш участок считался одним из самых неспокойных. Работы нам, пограничникам, хватало…

У нас на заставе вожатым розыскной собаки служил прекрасный парень — добрый, умный, хорошо воспитанный. Он сам, когда его призвали в армию, попросился направить его в школу вожатых служебных собак, окончил ее с превосходными показателями и после этого вместе с собакой приехал к нам.

Собака у него была из породы овчарок, молодая, хорошо натренированная и привязанная к своему вожатому необычайно. У него было природное умение обращаться с животными. Можно без преувеличения сказать, что когда они находились на посту, в секрете, то представляли собой как бы одно целое. Он понимал ее по малейшему изменению поведения, по движению ушей, а она слушалась его с первого взгляда.

И вот этого отличного парня, замечательного пограничника, убили.

На нашем участке границу перешла крупная банда. Завязалась перестрелка. Ему и еще одному бойцу выпало принять на себя первый натиск. Несмотря на то, что нарушителей было много, а их только двое, они сумели задержать противника до подхода подкрепления.

Когда мы прибыли на место происшествия, то застали следующую картину: второй пограничник был цел и невредим, со стороны нарушителей было убито трое, наши потери — один человек, вожатый Старостин…

Легкий возглас прервал в этом месте речь полковника.

— Как вы сказали — Старостин?

— Да, — повторил полковник, — Старостин.

— А имя?

— Афанасий.

Лицо бухгалтера внезапно покрылось смертельной бледностью. Он схватился рукой за сердце и, казалось, упал бы, если бы не откинулся на спинку кресла. Мы с тревогой и недоумением смотрели на него. Старостин — фамилия бухгалтера. Но какое это могло иметь значение? Мало ли однофамильцев на свете?

Что с вами, Василий Степанович? — осведомился Сергей Александрович. — Вы не здоровы?

— Нет, ничего… Уже ничего, благодарю вас, — отвечал тот. Голос его звучал глухо, незнакомо. — Нет, право, ничего, продолжайте, прошу вас, — повторил он через минуту уже своим обычным тоном, видимо, овладев собой. — Что-то немного с сердцем, но уже прошло… Продолжайте, пожалуйста, это очень интересно… то, что вы рассказываете. Так вы говорите, что он… этот убитый юноша… вел себя героически?

Да! подтвердил полковник. — Так, как и надлежит вести себя советскому воину. Но, может быть, лучше отложить мой рассказ до другого раза? Вы все еще бледны…

— Нет, нет, — решительно запротестовал бухгалтер. — Мне уже хорошо. Не нужно откладывать. Извините, что прервал вас… Больше этого не случится.

Он действительно успокоился и дослушал начатую историю до конца, не проронив больше ни слова.

Афанасий Старостин расстрелял все патроны и был убит в рукопашном бою, пистолетным выстрелом в упор. Около него лежала тяжело раненная собака. Она защищала вожатого и получила два огнестрельных ранения.

Все мы чрезвычайно переживали гибель товарища. И очень тосковал по нему его пес — Верный. Он вскоре поправился от ранений и его передали другому бойцу, но из этого ничего не вышло. Во-первых, пес плохо слушался нового вожатого; во-вторых, дойдя до того места, где был убит его друг, начинал выть.

Да! Забыл одну важную подробность. Рядом с убитым Старостиным мы нашли два человеческих пальца. Вероятно, это были пальцы человека, который его застрелил. Их отхватила собака, защищая своего друга.

Собаку пытались использовать на другом участке, но она стала очень возбудимой, часто срывалась лаем, потеряв, таким образом, одно из важнейших качеств пограничной собаки. Кроме того, с нею случилась другая беда. Одна из ран была в голову, пуля повредила какой-то нерв, связанный с органами слуха, и пес стал быстро глохнуть. Для службы на границе он больше не годился, и я взял Верного к себе.

Он жил у меня в семье, привязался к моим близким, выделяя, однако, меня. У собак всегда так: кто-нибудь обязательно должен быть главным. Однако я думаю, где-то в глубине его сердца все эти годы продолжал жить образ его прежнего хозяина.

Вскоре началась Великая Отечественная война. Всю войну я провел на фронте, на переднем крае. Правда, в течение трех с лишним лет мне посчастливилось три раза побывать дома. Верный сделался совсем глухим, сильно изменился. Исчезла прежняя живость, поседела морда. Тем не менее он был еще крепок и силен, в нужные моменты — злобен.

Оттого что Верный оглох, он не стал беспомощным. По мере того, как пропадал слух, обострялись другие органы чувств. У него развилось поразительное чутье и совершенно необыкновенная… интуиция, что ли. Он понимал по движению губ. Можно было прошептать команду, и он исполнял ее даже быстрее, чем раньше, когда был здоров. Порой казалось, что он воспринимает чуть ли не твои мысли, настолько был понятлив при своем столь серьезном физическом недостатке.

На фронте я довольно часто видел четвероногих связистов, санитаров, подносчиков боеприпасов, минеров, которые, наравне с другим фронтовым другом человека — лошадью, несли все тяготы войны, помогая советским людям защищать свое Отечество, — и каждый раз вспоминал своего глухого пса.

Собаки в этой войне были в армиях всех воюющих держав. В британской, например, они имелись даже в составе специальных отрядов «коммандос», совершавших рейды на Атлантическое побережье, тщательно охранявшееся гитлеровцами. Собаки-доберманы были обучены бросаться на дот, чтоб закрыть амбразуру, откуда велся огонь. Были и другие новинки в применении собаки. И все же оказалось наиболее подготовленным наше собаководство. Это признается не только нами.

Американцы, например, издали вскоре после окончания второй мировой войны толстую книжку, в которой, не стесняясь в выражениях, расписывали действия своих служебных собак на фронтах; однако и они в конце ее были вынуждены признать, что русские в этом отношении показали образец, оставив далеко позади и врагов, и союзников.

Забавная книжка! В ней есть такой эпизод, как вручение ордена собаке, отличившейся при разгроме экспедиционного корпуса Роммеля в Северной Африке.

Орден этой собаке пожаловал «сам» Черчилль, а вручал награду генерал Александер. Вот какая честь привалила собаке! Интересно отметить, что это была лайка, лайка по кличке Хуска, потомок одной из тех, которых гордые сыны Альбиона вывезли у нас в девятнадцатом году во время интервенции на Севере… Автор описал церемонию награждения с полной серьезностью. А в заключение — приписка, что собака не посмотрела на высокие чины присутствующих и укусила Александера за ногу…