Соmеdiе dе Frаnсе (СИ) - "Нэйса Соот' - Страница 25

Мгновение Луи хотел оправдаться каким-то образом — но слов не нашел, а в следующую секунду этот порыв прошел. Его охватила злость при мысли о том, что и Кадан вот так же целовал Рауля у него на глазах.

— Вы поняли, что я хотел вам сказать? — спросил Эрик, поворачиваясь к Кадану.

Тот зачарованно кивнул.

— Подумайте о моих словах. Назовите сумму — и вы получите ее.

— Пожалуй, я последую вашему совету, — быстро проговорил Кадан, не давая ему закончить, — я сегодня же покину этот дом. Мне нужно отдохнуть и побыть одному.

Он развернулся и двинулся прочь — ноги не слушались его, а внутри снова воцарилась пустота.

— Кадан… — негромко произнес Луи ему вслед, но с места не двинулся.

Эрик снова опустился за стол.

— Если вы сегодня не в настроении — можете идти к себе, — спокойно произнес он и сделал вид, что снова возвращается к делам.

Путь до Парижа был куда безрадостнее, чем тот, что вел в поместье Клермон. Зима была в разгаре, и за окнами носилок, едва прикрытыми толстыми бархатными занавесями, непрестанно капал в дорожную грязь холодный промозглый дождь.

Общество кавалеров и пажей не радовало Кадана — как он ни силился напомнить себе, что все они стараются для него. Присутствие свиты давило на него, заставляя думать о том, что все, что он везет с собой, принадлежит не ему.

Рауль одаривал его — но он же мог и забрать назад все то, что дал. Пусть по документам земля, на которой стояли дворец и театр, принадлежали Кадану, у него не было и тени влияния перед двором. Будучи аристократом, Рауль легко смог бы отсудить у него все, опровергнуть свои решения, а в крайней случае, как он и предупредил — оскандалить Кадана перед церковью и высшим светом.

Кадан знал, что ходит по опасной грани, но до сих пор это забавляло его. Он чувствовал себя всесильным циркачом, приручившим льва.

Герцог де Ла-Клермон дал ему понять абсолютно ясно, что он никто.

Стоило Раулю повидаться с отцом, как и его отношение к Кадану изменилось — а впрочем, может, было таким и всегда. Кадан не знал и не хотел знать. Рауль опостылел ему уже давно. С тех пор, как он впервые увидел Луи, прежние развлечения потеряли для него вкус.

Если раньше Кадану нравилась та игра, которую предлагал ему Рауль, то теперь он как нельзя лучше ощутил, что и в ней он всего лишь комедиант, призванный развлекать знатных господ и есть объедки с их стола.

Луи был другим. Пусть происхождением он и принадлежал к той же среде, что и они все, Кадан не мог воспринимать его так же, как других. Луи смотрел на него — и видел не маску, но его самого. Луи не предлагал никаких игр. Он просто касался Кадана, и тому казалось, что он просыпается от бесконечного бессмысленного сна — а может, напротив, погружается в другой, сладостный и волшебный, сон, в котором можно было поверить в любовь.

Но и Луи не принадлежал ему.

Прибыв в Париж к началу февраля, он сразу распорядился ехать в свой дворец и, отстранив Жюльена и других пажей, которых подобрал для него Рауль, постарался собрать вокруг себя нескольких доверенных людей.

Кадан ничего не понимал в том, как вести дела. У него не было никаких оснований доверять юристам, которых он привлек теперь. И все же это было лучше, чем полагаться на людей, которых назначил Рауль.

Пьеса, казалось, так четко сложившаяся в его голове в поместье Клермон, теперь потускнела и выцвела, и Кадан не знал, возьмется ли за нее вообще. Она напоминала ему о Луи. Она вся целиком была о нем. И Луи был точкой боли, о которой Кадан не желал вспоминать — и в то же время не вспоминать не мог.

Образ Луи, целовавшего герцога де Ла-Клермон, так привычно замершего в его объятиях, казался Кадану диким и неестественным. Он никогда бы не поверил в подобное, если бы не увидел сам. И в то же время это было на удивление логично — потому что других причин, которые могли бы удержать Луи рядом с герцогом, Кадан найти не мог.

К концу первой недели его пребывания в городе Кадан услышал, как актеры театра обсуждают новость: маркиз де Лузиньян сыграл свадьбу с Силвиан де Робер. Всех интересовал один вопрос: продолжит ли театр существовать.

Кадан не смог бы скрыть, что этот вопрос интересует и его, хотя свадьба имела наименьшее отношение к сомнениям, которые вихрем кружились в его голове. Теперь уже он не сомневался, что Рауль вспомнит о нем, несмотря на жену — и с ужасом ждал того дня, когда тот прибудет в Париж.

Не было ни малейших сомнений, что Рауль к тому времени будет зол. Кадан уехал молча, не выполнив его последнего приказа и ни о чем не предупредив.

Потому теперь каждый раз, когда за окнами раздавался стук копыт, Кадан вздрагивал, думая о том, не Рауль ли это приехал за ним.

Однако, когда ночью всадник остановился у ворот парка и разбудил прислугу стуком в двери, Кадан все же оказался к этому не готов. Он судорожно принялся натягивать халат и все же не успел — двери спальни распахнулись, и на пороге показался Луи.

Кадан замер, глядя на него, как затравленный зверь.

— Вы… — только и смог выдавить он.

Луи стоял и смотрел на него, не говоря ни слова. Кадан, как ни старался, не мог прочитать выражения его глаз.

Сам он тоже не знал, что сказать. Последняя их встреча встала перед его глазами как наяву. Он прикрыл рот рукой, чтобы справиться с тошнотой, и тут же, разозлившись на себя, стукнул по стене кулаком.

— Как вы смеете врываться в мой дом?

Губы Луи дрогнули в ярости. Он решительно шагнул вперед и притянул Кадана к себе. Тот принялся вырываться, силясь избежать поцелуя, и это, к его собственному удивлению, ему удалось — руки Луи резко выпустили его.

— Прекратите, — жестко сказал он. — Я не Рауль, чтобы вас принуждать.

Кадан дернулся как от удара и со злостью посмотрел на него.

— Рауль никогда мне не лгал и никогда не приводил в наш дом других.

— Рауль все эти ночи проводит с женой. Вы потеряли его.

Кадан обмяк.

— Правда? — спросил он. — У них все хорошо?

— Вы так беспокоитесь за него?

Кадан открыл рот и снова закрыл.

— Зачем вы явились в мой дом? — процедил он. — Снова оскорблять меня? Снова причинять мне боль? Я ненавижу вас, вам так трудно это понять?

— А вы зато наконец-то поняли меня.

Кадан молчал. Он выдохся. Новости о том, что брак Рауля с Силвиан состоялся, и теперь ему ничто не грозит, лишили его сил. Он бы рухнул сейчас в объятия Луи, если бы не обида, которая по-прежнему клубилась в нем.

— Я не понимаю… — устало сказал он, — не понимаю, как вы можете быть с ним… Он же старше вас… Он вам почти как отец…

— Потому я и с ним, — тихо сказал Луи, — я люблю его как отца и я предан ему. Но я бы никогда не предпочел его вам.

— Да вы же едва знаете меня… Мы даже толком не говорили с вами ни разу…

— Вы сами знаете, что это ложь. Я чувствую вас душой, как не смог бы чувствовать того, кого знаю всю жизнь. Скажите, разве с вами не так?

Кадан молчал. Он прикрыл глаза и уронил на ладони лицо.

— Вы мне снитесь, — сказал он наконец, — вы мне снились всегда. Много-много лет, еще до того, как появился Рауль. Но это ведь просто сны.

Теперь уже молчал Луи.

— Как так может быть? — спросил Кадан, поднимая глаза.

— Не знаю, — Луи качнул головой и шагнул к нему, но Кадан отступил.

— Вы все пришли в мою жизнь, — тихо сказал Кадан, — чтобы свести меня с ума. Что вам нужно от меня?

— Вы знаете, что мне нужны вы.

— А что тогда нужно ему?

— Раулю нужно отнять вас у меня, и больше ничего.

Кадан издал едва слышный смешок и исподлобья посмотрел на Луи.

— Когда я был маленьким, у меня был брат. Его звали Конахт. В нашем доме часто нечего было есть, даже фруктов не было. И все яблоки, которые давала ему мать, он отдавал мне. Когда мне исполнилось шесть, он умер от цинги. И знаете, что я думаю?

Луи качнул головой.

— Я думаю, лучше б это был я, а не он. Лучше бы мне не знать ни вас, ни Рауля, ни вашего отца… Самая болезненная смерть лучше, чем такая жизнь. Каждый из вас говорит мне одно и то же: что я ему принадлежу. Но я не хочу принадлежать никому. Я слишком устал. Вы можете просто оставить меня одного?