Гавр – сладость мести (СИ) - "Ка Lip" - Страница 63

После того памятного случая с конной шерстью в стиральной машинке, больше ничего подобного не случалось. Наверное, Лекс действительно слушался его во всем, или наказание за этот поступок так на него подействовало? Хотя, это наказание понравилось им обоим. Они долго потом лежали, обессиленные и удовлетворенные, и так и заснули, обнявшись…

На улице в этот вечер было снежно. Это первый снег, падающий на Москву в преддверии наступающей зимы, создал на дороге пробки из машин, и поэтому Гавр долго добирался до дома, толкаясь в этом хаосе. Хорошо, что он ездил с водителем — это давало возможность созерцать падающий снег и вечерние улицы Москвы. Он смотрел на красоту снежинок и то, как преображается все вокруг из уныло-серого пейзажа в искристо-белый.

Гавр уже не в первый раз ловил себя на мысли, что ему вдруг стало здесь нравиться, и мысли о возвращении в Лондон уже не так часто посещали его. Ему стала нравиться Москва, ее энергетика, движение, люди, улицы, дома. Он не знал, когда, в какой миг в нем произошли эти перемены, или, возможно, они происходили незаметно, и вот он уже совсем по-другому на все это смотрит… или это произошло из-за того, что теперь есть тот, к кому хочется возвращаться после работы…

Гавр зло нахмурился и отвернулся от снежинок за окном. Он знал, что не должен позволять себе это чувствовать. Знал, да вот только не мог ничего с этим поделать. И опять мысль о том, что сейчас он наиграется своим призом, а потом растопчет его, и это помогало ему оправдать эти эмоции.

Зайдя в квартиру, он опять застал парня напротив телевизора, да вот только лицо того было расстроенным, и Гавру даже показалось, что он видит блеск слезинок в уголках его глаз. И опять внутри него так болезненно все сжалось. Он подошел к Лексу и, присев рядом с ним, обнял его за плечи.

— Привет.

Гавр прикоснулся губами к его губам, чувствуя солоноватый привкус. Значит он не ошибся, парень плакал. — У тебя что-то случилось?

Алешка отвернулся от Гавра, и перед его глазами опять пронеслись события сегодняшнего дня. Он сегодня, как обычно, приехал на ипподром и, зайдя в конюшню, уже хотел идти переодеваться, но в проходе конюшни стоял Петрович. Видя его, Алешка почувствовал себя виноватым, как будто он своровал что-то или совершил очень нехороший поступок. Именно так на него смотрел его тренер — с укором и презрением. Но ведь он же ничего плохого не совершал…

Алешка медленно приблизился к Петровичу, уже готовясь к худшему.

— Тебе лучше поискать другую конюшню, — произнес Петрович, не смотря ему в глаза, — и как можно быстрее. Разницу за постой коней я тебе верну. Когда ты сможешь забрать отсюда коней?

Алешка растерялся. Он не понимал, что происходит.

— Что я сделал не так? Почему вы выгоняете меня?

— Пидоров не терплю, — эти слова прозвучали из уст Петровича, как плевок в лицо Алешке. — Я все не верил этому. Думал, ошибаюсь — ну не можешь ты быть таким… я ведь тебя еще мальцом помню, как ты ко мне пришел… как навоз греб… как я тебя на лошадь посадил и учил всему, и как радовался, видя, что дано тебе прыгать… Но вот ошибся я… Видеть тебя не хочу. Забирай своих коней, шмотки и проваливай на все четыре стороны. Если бы не кони, выставил бы тебя отсюда прямо сейчас.

Петрович развернулся и, зайдя в каптерку, хлопнул дверью. Алешка так и стоял, лишь чувствуя, как глаза застилают слезы, но он старался сдержать их и поэтому больно сжал кулаки, так, что ногти впились в ладони.

Мимо него прошла Маха, даже не повернув головы в его сторону. Лешке показалось, что его уже нет, не существует.

— Маш, подожди… что случилось? Я не понимаю. Это сплетни из ЦСКА сюда дошли… но вы же в это не верили. Почему же сейчас поверили?

— Дураки были, что не верили, — Машка обернулась и прожгла его презрительным взглядом. — А сейчас только слепой не видит, кто ты. Хорошо сосешь, Леха, вот на какие шмотки насосал. Каждый день в новом. И хахаля твоего видели, ничего так хахаль, — завистливо проговорила Машка и, повернувшись, пошла в сторону амуничника.

Услышав это от Машки и осознав весь масштаб произошедшего, Алешка побрел к выходу из конюшни. У него даже не было моральных сил дойти до лошадей. Да и ничего с ними не будет, постоят. Тут-то их точно кормить будут. Петрович никогда лошадь не обидит, каким бы ни был хозяин этой лошади.

Он брел к платформе Беговая, даже не осознавая, зачем и куда идет. Наверное, по привычке. Ведь сколько уже раз в его жизни происходило такое, когда вот так он брел на эту платформу, а потом сидел на скамейке и смотрел, как приезжают и уезжают электрички.

Алешка понимал, что сейчас произошло в его жизни — сегодня последние в этом мире близкие люди отвернулись от него…

Так он и сидел на скамейке, разглядывая рельсы и людей на перроне. Только промерзнув, он очнулся и, нащупав в кармане пальто телефон, набрал номер водителя.

Вот это он и рассказал сейчас Гавру, чувствуя, как предательские слезы обиды опять катятся по его щекам.

Гавр притянул его к себе и обнял, и Алешка затих у него на груди. Ему стало тихо и спокойно, просто от обычного человеческого участия в своем горе.

Гавр гладил парня по голове, стараясь не думать о том, что опять это ненужное ему щемящие чувство в груди толкает его на такие поступки. Но ему почему-то так хотелось его обнять и, прижав к себе, просто сидеть и слышать, как стучит его сердце, так близко от его собственного.

— Я что-нибудь придумаю… Ты завтра дома побудь или к бабушке съезди, проведай ее. Хорошо? — Гавр отстранил от себя Лекса и заглянул в его глаза. — Пойдем поужинаем, ты ведь тоже не ел.

Через несколько дней Алешка переезжал с двумя конями на другую конюшню. Да не просто конюшню — это был дорогой закрытый конно-спортивный комплекс для избранного круга, располагался он недалеко от Москвы, на Рублевском шоссе. Этот КСК посоветовал Гавру один из банкиров, когда тот стал расспрашивать в своем кругу о том, где в Москве богатые люди содержат своих лошадей. Тогда-то ему и сказали об этом клубе. Туда ездили покататься очень состоятельные люди и многие из них, покупая лошадей, содержали их там. Гавр был доволен собой, тем, что, совсем не разбираясь во всей этой конюшенной теме, он смог найти место, куда переставить коней Лекса. О том, что Вальхензее по сути его конь, он не стал говорить парню. Ему так было выгоднее, пусть Лекс содержит и его лошадь. Конечно, сейчас Гавр содержал и Лекса, и этих лошадей, но сути это не меняло: чем больше Гавр платил, тем больше Лекс ему был обязан. Конечно, стоимость содержания лошадей поразила Гавра — это были уже ощутимые суммы. Не то, чтобы они влияли на благосостояние Гавра, нет. Просто это были суммы, которые простой смертный не мог себе позволить тратить на лошадок, и это тоже радовало Гавра. Он объявил Лексу стоимость содержания его лошадей в этом клубе и насладился ужасом на лице парня. Лекс долго пытался отговорить его от таких затрат и говорил, что сам найдет конюшню, но Гавр был непреклонен. Ему было нужно, чтобы парень все глубже и глубже завязал в зависимости от него во всем. И, конечно, денежный долг лучше всего заставлял человека чувствовать свою зависимость и подчиняться. А в этом и был план Гавра. Ему нужно было полное подчинение парня, чтобы потом осуществить месть.

Увидев Конный клуб, куда он приехал с конями и всей их амуницией, Лешка сначала даже обомлел, а потом пришел в восторг от всего, что его окружало. Это был настоящий Конный клуб, такой, который должен быть, какой он себе представлял, какой видел по телевизору в программе Евроспорт. Конюшня на ипподроме по сравнению с ним была убога и вообще не отвечала никаким требованиям. Другое дело — здесь. Территория клуба была огромна: кроме построек конюшни, манежа и административных зданий, здесь еще было место на большой плац и множество левад, в которых гуляли лошади. Сама конюшня была отремонтирована и смотрелась что снаружи, что изнутри по-европейски, именно так, как он видел по телевизору. Из конюшни асфальтированные дорожки вели в манеж с таким хорошим грунтом, что Лешка даже взял горсточку в руку, понимая, что на таком грунте ноги лошади будут в сто раз лучше сохраняться от нагрузок при прыжках. Еще там был солярий для лошадей. Именно солярий. Он висел в специальном боксе, куда, заведя лошадь, ставили ее, и лампы грели ее спину. И, конечно, там была водилка для лошадей. Это вообще было чудом, о котором можно было только мечтать. В такую водилку можно было поставить сразу несколько коней, и они шагали по кругу, а можно было и поставить на ускорение, и тогда лошади в ней бежали рысью. То есть здесь было сделано все для правильного тренинга лошади и комфортной работы людей с лошадью.